Последний год - Василий Ардаматский

— Боже! Что они от него хотят? — Александра Федоровна, прищурив глаза, смотрела куда-то в глубь себя.

«Боже, не пришел ли час свалить седую британскую лису?» — подумал Штюрмер и сказал с грустью и досадой:

— Вы же знаете, ваше величество, что страстью Бьюкенена является открывать глаза монарху на то, что, по его мнению, сам монарх по слепоте не видит. Я уверен, и на этот раз что-нибудь в этом роде.

— Но что, что? Что именно? — повысив голос, спросила царица и, переведя взгляд на премьера, сжала пальцами виски. — Я не понимаю… не понимаю. Они же наши союзники, почему они нам мешают? Главное, мы воюем, а они только и знают, что портят нам нервы.

Штюрмер сочувственно молчал, закатив глаза на краснодеревный, кованный медью потолок.

Александра Федоровна высоко подняла голову (не у нее ли это перенял Штюрмер?). Ее большие светлые глаза были широко открыты и пылали гневом.

— Ведь это он, этот самый Бьюкенен, спровоцировал тогда посещение Думы. Такой позор, такой позор! Толкнуть царя в этот грязный омут, где нас оскорбляют, мешают с грязью! Скажите, зачем это нужно было Бьюкенену? Англии?

— Англии, я думаю, это не было нужно, — тихо ответил Штюрмер, он ждал, чтобы она сказала наконец что-то определенное.

— А зачем это Бьюкенену? — все больше выходя из себя, спросила царица. — Ведь Ники считает его своим другом, он не раз, возражая мне, говорил, что этот посол среди всех самый умный и самый полезный России.

— В немецких газетах его назвали даже некоронованным вторым царем России, — с осторожной усмешкой добавил Штюрмер.

— Боже! Вот до чего дошло! — громко воскликнула царица и, тяжело вздохнув, решительно сказала — Он не должен ехать в Ставку. Не должен.

— Это будет уже третий отказ, — выждав немного, напомнил Штюрмер тихим голосом. — Он, мне кажется, предельно возмущен.

— О чем вы говорите! — Царица с жестом отчаяния сложила на груди руки. — Злость мелкого чужого чиновника и великая держана! Ноже, какой стыд! О чем пы говорите! Она затрясла голопой, точно стараясь освободиться от того, что услышала…

Но через спою военную миссию в Ставке он может известить ого величество о своем желании помимо нас, — бесстрашно продолжал Штюрмер, желая обезопасить себя со всех сторон.

— Я сегодня же напишу Ники. В конце концов, это уже вопрос престижа высшей власти, — она опять вскинула голову. — Мелкому чиновнику следует указать его место! Откажите ему, причем в достаточно резкой форме. Нот, и никаких разговоров! Когда его величество сочтет необходимым его видеть, он будет извещен. Надеюсь, у него хватит ума сообразить, что это моя воля, и значит, воля монарха.

— Я, как всегда, восторгаюсь, ваше величество, и вашим умом, и вашей решительностью, — почтительно сказал Штюрмер, чуть тронув свои кинжальные усы. — Так, и только так, можно поставить на свое место всех, кто, обманувшись в силе и решимости нашей верховной власти, сеет смуту и помышляет влиять на нашу политику.

— Только так… Только так… — произнесла тихо, точно про себя, царица.

Штюрмер встал, выпрямился насколько мог, но не откланивался — был еще один тревоживший его аспект.

— Простите меня, ваше величество, но я бесконечно мал в великом синклите российской власти, я всего лишь ее слуга, и это источник моей гордости и моего счастья. — Он говорил тихим, шелестящим голосом и с собачьей преданностью смотрел на царицу, не понимая, почему она снова вдруг встревожилась. — Научите меня, ваше величество, что мне сказать этому чиновнику, если он заявит, что просит аудиенции по воле своего короля.

Царица, очевидно, ждала, что за льстивым вступлением последует еще какая-нибудь неприятность, каких в последнее время было предостаточно. Но сейчас, узнав в чем дело, она успокоилась.

— Объясните ему с достоинством, что, как вам известно, наши великие монархи, когда это им необходимо, общаются без посредников… — Она задумалась, представила себе, как услышит это Быокенен, ее сжатые тонкие губы дрогнули в улыбке. — Хотела бы я видеть, с каким лицом он выслушает ваш ответ.

— Я это сообщу вам немедленно, — понимающе улыбнулся Штюрмер и, покорно склонив голову, добавил:

— Все во мне, ваше величество, протестует против этого, но я вынужден откланяться. Глубоко благодарен вашему величеству за высокий урок… — Он сперва попятился мелкими шажками, потом, будто через силу, повернулся и на подгибающихся ногах вышел из кабинета. Царица смотрела ему вслед и думала: «Как мало возле нас таких верных трону людей…»

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ

 Ответ из Лондона не задержался — очевидно, служба Грюсса и на этот раз приняла необходимые меры. Шифрограмма послу пришла ночью, но еще раньше Грюсс получил сообщение от своих непосредственных начальников о том, что его предложение принято… Но этого сообщения Грюсс послу не покажет — не следует лишний раз демонстрировать ему свои возможности и дезавуировать его действия как официального представителя королевского правительства. Наконец, в депеше есть задание и ему на случай, если поездка посла в Ставку состоится.

Бьюкенен вызвал ночью Грюсса в свою квартиру. Шифрограмма подняла его с постели, он был в халате, лицо помятое, заспанное.

— Прошу простить мой вид, но дорога каждая минута, — сказал посол, приглаживая всклокоченные волосы. — Вот ответ Лондона.

Грюсс бегло прочитал шифрограмму:

— Неслыханная оперативность.

— В Лондоне все же понимают особую важность этого шага. — Бьюкенен посмотрел на Грюсса с той обаятельной, доброй улыбкой, которой дорожили сотрудники посольства как редкой наградой, и сказал — Дорогой Бенджи, я сейчас досмотрю свой стариковский сон, а вы, не медля ни минуты, приготовьте проект депеши генералу Вильямсу. Тон решительный. Не просьба, а веление короля, поскольку высокие военные награды — это сфера действия монарха. Нужно отрезать все пути для оттяжки дела. Напишите, что для вручения орденов я готов выехать в Ставку послезавтра.

— Но разве ордена уже прибыли?

— Я надеюсь, что мы получим их завтра. В противном случае мы вручение осуществим символически. Надо на этот случай приготовить документы с изложением указа короля о награждении. Прошу вас, чтобы к утру все было готово…

— Буду считать бессонную ночь издержкой во имя оперативности, — поклонился Грюсс.

— Все же спокойной ночи, Бенджи… — Бьюкенен приподнял руку, прощаясь…

Телеграмма посла генералу Вильямсу ушла в Ставку в 8 часов утра. Он должен получить ее до традиционного завтрака с царем.

Ответ генерала Вильямса пришел в посольство днем, в начале двенадцатого. Генерал сообщал, что царь благодарит за высокую награду его флоту и приглашает английского посла приехать в Ставку в любой удобный для него день и в сопровождении необходимых ему в поездке сотрудников…

Ровно в двенадцать сэр Джордж Бьюкенен, одетый в черный фрак, вошел в кабинет Штюрмера.

После положенных этикетом любезностей Штюрмер поднялся, опираясь на стол. Откинув голову, он приготовился сообщить послу, что сейчас его поездка в Станку невозможна. Бьюкенен ждал этого мгновения и, опережая премьера, сказал холодно:

— Я оду в Ставку завтра.

— Я был бы рад, если бы вы могли поехать ее сегодня, — начал Штюрмер, решив, что посол своим заявлением просто демонстрирует непреклонную английскую настойчивость.

— Его величество, — точно не слыша его, продолжал посол, — пригласил меня и мою свиту прибыть в Ставку в любой удобный для меня день. Я решил выехать завтра… — Он вынул из папки царское приглашение и положил его на стол премьер-министра.

Штюрмер прочитал его очень внимательно и вернул.

— Но это… — сказал он сочувственно, — это ведь только ваша служебная переписка с главой вашей миссии.

— Я не понял вас… — Быокенен чуть наклонился вперед, будто он не расслышал точно. — Вы допускаете, что глава английской военной миссии сообщает неправду?

— Боже упаси, — вырвалось у Штюрмера. — Но…— Он запнулся и умолк, вдруг сообразив, что сейчас каждое его слово может стоить ему очень дорого.

— Что «но», господин премьер? — мягко и точно подбадривая, спросил посол. Его породистое красивое лицо выражало почтительную готовность выслушать что угодно…

— Я имею… совершенно иные указания, — тихо и озадаченно произнес Штюрмер.

— От его величества? — все с тем же мягким, даже сочувственным вниманием спросил Бьюкенен.

— Да нет… — Штюрмер откинул голову назад: будь ты проклята, седая лиса…

— Разве у России два монарха? — чуть повысил голос посол.

— Ну что вы только говорите, — тихо отозвался Штюрмер, лихорадочно думая, что же он сейчас должен делать, что говорить.

— Тогда все более чем просто, — ответил посол. — От вас требуется только отдать распоряжение о предоставлении мне вагона в завтрашнем поезде. Состав сопровождающей меня свиты вы получите через час. Но это чистая формальность, поскольку государь подбор свиты доверил мне. Не смею больше отнимать у вас время… — Он не спеша поклонился и вышел.