Ментакль - Юрий Мори

посторонний не приходил, не звонил - мобильник Сайонары лежал в кармане Дорохова, он бы не пропустил. Трое мужчин рассредоточились по квартире, ожидая. Мало шансов, конечно, но вдруг. Судя по оперативным данным, кроме как домой Кириллу деваться было некуда: Людмилу Марковну предупредили, чтобы сразу звонила, если что, фирма закрыта, а близких приятелей у экстрасенса, похоже, не было вовсе. Вроде бы не монах, довольно общительный тип: вон лицо какое открытое, приветливое, а друзей нет.

  Оно и к лучшему, меньше людей Агентства отвлекать придётся.

  - Хотите, я почитаю вслух? Прекрасные стихи, жаль, нынешнее поколение не чувствует этой глубоко спрятанной красоты...

  Дорохов, которому было запрещено включать телевизор и читать самому, как и двум остальным, со скуки был готов на всё. Даже на кривые строчки мёртвых японских поэтов. Но, видно, не судьба: задрожал мобильник. Не хозяйкин, свой собственный. Звонил Горбунов, пребывающий в расстроенных чувствах.

  - Да, товарищ подполковник? Так точно, ожидаем. Не может быть... Боярский - он же крепкий мужик... И два джипа в решето?! Охренеть... Есть повысить бдительность! Ну, как говорится, царствие небесное ребятам, да... То есть, Ракунов и профессор - не одни, с ними какая-то боевая группа? Есть. Вот же чёрт... Нет, это я не вам, товарищ подполковник, это о ситуации. Так точно, оружие наготове. Усиление? Внизу ещё машина с нашими. До связи.

  Капитан опустил трубку и посмотрел в темнеющее окно. Закат отсюда, с восьмого этажа, был виден прекрасно: между соседними домами было пустое пространство, аккурат на запад, падающее за горизонт солнце в окружении фиолетово-жёлтого марева освещало землю.

  Последние лучи на сегодня. Дальше ночь, а с утра новый день.

  Как обычно.

  Как всегда.

  Мы тут суетимся белками в колесах, бегаем, пока не настанет черёд учить новых белок, а там и похороны. Скудные воспоминания, редкие награды на бархате и фотография, перечёркнутая траурной лентой. Был такой. И нет больше такого. Другие зато остались, колесо вращается бесконечно.

  - Как в былые дни называла любовью все горести мира, - вдруг сказала Сайонара, - так нынче все радости смертью зову. Это Басё. Вы такого, наверное, и не знаете.

  Дорохов вздрогнул, едва не уронив телефон. Настолько к месту и так страшно прозвучало это... эти - стихи, наверное? И женщина, мать находящегося в розыске Кирилла, вовсе сейчас не казалась безумной. Скорее безмерно усталой, похожей на отголосок его собственных, капитана, мыслей. Только в более изящной упаковке, так получается.

  - Вы знаете, где ваш сын? - спросил Дорохов который раз. У него была надежда, что вот-вот, сейчас, в момент просветления она скажет: имя, адрес, любой намёк поможет им отработать вариант, не сидеть в наступивших сумерках сычами, а всё же работать.

  Сайонара покачала головой. Потом, шаркая и звучно щёлкая время от времени по полу подошвами, подошла к холодильнику, достала пакет молока и налила себе стакан. Сидящий там хмурый лейтенант, естественно, ей не препятствовал.

  Да и к чему...

  - Боярский - это актёр? Он уже умер? - после длинной паузы спросила она.

  - Нет. Однофамилец.

  - Понятно. Мы все скоро умрём.

  Хозяйка выпила молоко, помыла стакан и сунула его обратно в шкафчик. Потом, так же шаркая, удалилась в комнату, обошла подоконники, проверяя землю в цветах. Иногда доливала немного воды в горшки, но чаще шла дальше. Забрела в комнату Кирилла, где сидел третий участник засады.

  - Товарищ капитан, ей в шкафу можно рыться?

  - Естественно, - буркнул Дорохов. - Смотри только, чтобы ничего колюще-режущего... На всякий случай. А так пусть делает, что хочет. Но следи!

  - Так точно.

  Он был удивлён и подавлен смертью Боярского: знакомы же... были, пересекались неоднократно и в Центре, и в управлении в Москве. Как так-то?! В мирное время...

  Дорохов стиснул зубы и попытался успокоиться. В Агентстве люди погибали редко, но всякое, конечно, бывало. Алексашенко вон в Центр взяли полтора года назад, с повышением, а потом оказалось, что для работы в мозгобойке, профессор у него там потенциал какой-то намерял высокий. Год всё ничего было, а потом... ну, как обычно, "на боевом посту, выполняя правительственное задание особой важности".

  Сайонара вышла из комнаты сына со стопкой футболок в руках, отнесла их зачем-то в ванну, бросила в корзину для белья. Ни стирать, как думал капитан, не стала, ни чего-либо ещё делать. Из ванны вынесла почему-то на вытянутых руках - каравая не хватает с солонкой! - полотенце и потащилась на балкон.

  Дорохов сообразил слишком поздно, потеряв бдительность от предыдущих совершенно житейских действий хозяйки квартиры. Повернулся к приоткрытой балконной двери и двумя длинными скользящими шагами был уже на пороге, отбросив мешающую полосу тюля.

  Но нет.

  Но - поздно.

  Сайонара бросила полотенце на пол, едва зашла на балкон. Сама забралась на пластик подоконника, свесив ноги наружу и едва держась рукой за створку окна.

  - Так ныне все радости смертью зову, - повторила она окончания стихотворения, повернув голову на капитана, который уже прыгал на неё, чтобы успеть схватить, удержать, втащить эту дуру обратно, начальство же голову снимет, это долбаный провал, звезду точно снимут, какого же ты хре-е-ена...

  Повторила и легонько оттолкнулась от створки, не столько прыгая, сколько соскальзывая куда-то в летнюю темноту. Дорохов ухватил край кимоно, но скользкая шёлковая ткань прошелестела между пальцев и улетела вниз. Вместе с хозяйкой.

  Капитан перегнулся через подоконник, но ничего не увидел: единственный фонарь светил далеко в стороне, возле парковки. Только услышал слабый шлепок - и всё.

  Хоть стреляйся теперь.

  Хоть сам прыгай следом.

  Но я всего этого, конечно, не знал.

  Спорили о моём возвращении полночи, а вот попрощались утром с Нани плохо. Не то, чтобы срываясь в крик или скандалы, хотя горячая кровь любимой явно кипела. Просто очень и очень холодно, как едва знакомые, чужие люди. Говоря мало и совсем ненужные слова.

  В самый последний момент, когда я уже выводил из самодельного гаража Михин "уазик" - вчера всё-таки закатил внутрь, чтобы не привлекать внимание, Нани вышла в сад