Мертвое море - Тим Каррэн

Место этой твари было в лаборатории или в музее в качестве экспоната… но только не в мире живых.

Это всего лишь тупое животное, — сказал себе Джордж, ему просто любопытно. Ему наскучит и оно уплывет. Рано или поздно.

Оно напомнило ему странную мутировавшую бабочку «мертвая голова», скрещенную с какой-то склизкой тварью из доисторического моря.

Существо — не то птица, не то летучая мышь, не то рыба — просто висело в воздухе, как воздушный змей. Хлопая крыльями, оно покачивалось вперед-назад, словно удерживая равновесие. Джордж заметил, что с брюха у него свисают ряды паразитов, похожих на рыб-прилипал. Они напоминали спущенные надувные шары. Когда существо снова качнулось вперед, Джордж увидел, что у него есть нечто вроде головы, плоский диск без глаз, из которого торчали четыре бледно-желтых сегментированных стебля, напоминавших усики лангуста. Они заканчивались ярко-розовыми узелками, похожими на глаза. Хотя, возможно, это был своего рода сенсорный аппарат.

А еще у существа был рот… вертикальный разрез, который закрывался не сверху и снизу, а с боков, как челюсти у паука. Во рту вместо зубов виднелся бледный, как поганка, похожий на язык отросток. Он размотался, словно веревка с катушки, и высунулся, проверяя воздух на вкус. Отросток был полый, как садовый шланг, примерно такой же толщины. Он то и дело высовывался изо рта дюймов на шесть-восемь, как у лягушки, ловящей муху.

Кушинг ткнул веслом в сторону существа. Оно отпрянуло, но никуда не делось. Наоборот, подлетело еще ближе и сейчас парило в воздухе, как колибри, яростно порхая крыльями и вибрируя.

— Что нам делать, черт возьми? — спросил Джордж.

Словно услышав его, существо стало издавать странное шипение, или прерывистый стрекот, как кузнечик на далеком лугу.

— Не хочу тратить на эту тварь ракету, — сказал Гослинг, — но мне она не нравится.

— Кто-нибудь, сделайте же что-нибудь! — крикнул им Сольц, устав бездействовать и смотреть на это словно выпорхнувшее из дешевого «ужастика» чудовище. — Мы не можем просто сидеть здесь!

Возможно, существо услышало его, возможно, почувствовало напряжение в голосе Сольца, а может, просто ждало подходящего момента… но слова Сольца подействовали на него как катализатор. Существо будто получило удар током в зад. Отпрянуло назад, нырнуло к самой воде, и снова поднялось вверх. Оно, словно, сделало передышку, а потом с удвоенной энергией бросилось вперед. Пронеслось прямо над плотом, задев когтем одну из дуг и распоров ее. Раздался свист сдувающейся дуги. Прежде чем кто-то смог что-то сделать, тварь налетела снова и царапнула другую дугу.

— Берегись! — закричал Гослинг. — Берегись! Головы вниз, черт возьми!

Все пригнулись, крича и неистово пытаясь уклониться от твари. Издавая странный, вибрирующий звук, существо налетело снова. Кушинг поднырнул под его смертоносную массу, и у Джорджа это тоже почти получилось. Но когда он бросился на пол, он инстинктивно вскинул руку, чтобы прикрыть лицо, и один из тех бурых когтей расцарапал ее от локтя до запястья. Это была просто царапина. Резани коготь глубже, — понимал он, — и руку отсекло бы, как хирургическим скальпелем. Он остался лежать, все кричали, а Кушинг продолжал отмахиваться веслом от этой бешенной летучей мыши. Джордж тупо уставился на руку. Царапина. Просто белая ссадина. Сначала она порозовела, а потом открылась, как красный рот, полный пузырящейся крови.

«Летучая мышь» продолжала нападать, пикируя на них с удивительной скоростью и ловкостью. Дуги плота были уже сильно повреждены, и обвисли, как спущенные воздушные шары.

Гослинг пытался поразить существо из ракетницы, но оно двигалось слишком быстро, и слишком низко над плотом. А ему вовсе не хотелось прожечь в плоту дыру.

Кушинг нанес существу пару хороших ударов веслом, но оно, казалось, никак на них не отреагировало. Его упругое, кожистое тело было настроено для борьбы. А их мягкие, розовые тела не имели перед ним никаких шансов.

До этого момента дела были и так плохи, а сейчас стали еще хуже.

Существо взмыло над плотом и зависло там на несколько секунд. У Гослинга появилась возможность прицелиться, но у существа были другие намерения. Оно спикировало вниз, как вражеский бомбардировщик, выбив крылом весло у Кушинга из рук, и устремилось на Сольца. Набросилось на него, как пчела на цветок.

Сольц попытался увернуться, но оно вцепилось в него своими крюками, обхватив крыльями, как руками. Длинный, извивающийся хвост бил по воздуху. Гослинг схватил весло Кушинга и ударил существо что было силы. Оно завизжало и взмахнуло хвостом. Его колючий конец просвистел от глаз Гослинга всего в паре дюймов.

«Летучая мышь» держала Сольца недолго, но этого хватило, чтобы у того начались конвульсии. А еще Гослинг увидел, как длинная, полая трубка языка высунулась и ткнула Сольца в щеку, оставив ожог… и тошнотворный запах паленого мяса.

Сольц закричал.

Это был не просто крик.

А безумный, истерический вой, проникший в каждого, находящегося на плоту, и эхом разнесшийся в тумане, словно детский вопль со дна колодца.

Существо взмахнуло крыльями и отстранилось от Сольца, напоследок сбив языком с него очки и смочив его зажмуренный глаз прозрачной слизью. Эффект был незамедлительным — тонкая кожа века запузырилась, как расплавленный пластик, и потекла струйками, похожими на резиновые нити. И тут Сольц заорал уже во все горло. Он корчился и извивался, а его глазное яблоко стало пугающе красным.

Плот качался и подпрыгивал, как на американских горках. «Летучая мышь» скатилась с Сольца и, дико молотя крыльями по плоту, попыталась взлететь. Гослинг вскинул весло, которое сжимал все это время. На секунду, полную абсолютного отвращения, он замешкался, осознав, что своим языком существо пробовало Сольца на вкус, и нанес удар. Он целился в плоский диск головы, но удар пришелся по тем двум дико подрагивающим усикам. Одно из них весло срезало подчистую, а другое, переломило, как тростинку.

Существо заверещало, забило крыльями, запрыгало, затем поднялось на фута три в воздух, неуклюже ушло в сторону и шлепнулось в море. Оно пыталось взлететь или поплыть, но вместо этого лишь кругами скользило по воде, словно собака, гоняющаяся за собственным хвостом.

И Гослинг вдруг с абсолютной уверенностью понял, что те усики были чем-то вроде главного органа чувств… и носом, и ушами, и глазами одновременно. Без них существо стало слепым и беспомощным. Два из них на левой части головы были повреждены, и теперь оно с той стороны не ориентировалось.