Пленница - Хизер Грэм

Джеймс на мгновение закрыл глаза. Их время на исходе. Он понимал это, хотя они нашли затерянный рай. Но Дикий Кот знал об этом укрытии, Джаррет тоже: они прибегали сюда детьми. Здесь проводили советы и праздновали Пляску зеленой кукурузы с другими племенами, играли. Они считали это своим убежищем прежде и теперь. К счастью, это место было известно лишь тем белым и семинолам, кому Джеймс полностью доверял.

Дикий Кот, зная, что он здесь, приходил ночью сообщить:

Выдра уступил Бегущему Медведю права на женщину и больше не будет угрожать ей. Выдра удовлетворен тем, что так прекрасно спланировал нападение. Лишь несколько солдат избежали расправы. Дикий Кот очень спешил, однако предупредил Джеймса, что, по слухам, вокруг Сент-Августина собралось огромное войско. Джеймсу незачем опасаться Выдры, но следует проявить осторожность, не забывая о другой угрозе.

Дикий Кот был другом Джеймса. Ни один индеец, даже Оцеола, не проявил столь последовательно намерения стоять насмерть. Он воевал и убивал не моргнув глазом, прямо высказывал свои взгляды, не думая о последствиях. Дикий Кот вел себя порядочно, умел хранить молчание, и на него можно было полностью положиться.

Но к чему думать о Диком Коте? Джеймс и без него знал, что их время в этом странном раю уже на исходе.

Тила удалялась с таким достоинством — сердитая, холодная, гордая…

И желанная.

Джеймс вскочил — ловкий, быстрый. Он умел передвигаться бесшумно и стремительно. И все же девушка услышала его за мгновение до того, как он нагнал ее, схватил и упал вместе с ней на землю.

— Хватит! — крикнула она, прерывисто дыша и яростно вырываясь. — Хватит, хватит, хватит!..

— Хватит! — согласился Джеймс, переплетя свои пальцы с ее пальцами, прижимая Тилу к сырой земле.

И все же, закрыв ей рот поцелуем, он с мучительной ясностью осознал, что никогда не насытится этой девушкой.

Им придется вести еще одни переговоры с белыми. Этого требуют обстоятельства. Так с болью думал Оцеола, уставившись в пламя костра.

Да! Ему придется говорить. Дети голодают. От женщин остались кожа да кости. Да и сами воины превратились почти в скелеты. Временное перемирие необходимо. Оцеола сознавал, что, отправившись на переговоры, может уже не вернуться. Многое из того, что он совершил, белые не поймут и никогда не простят. Оцеола вел против них такую же упорную войну, как и белые против его народа.

Печальные размышления вождя были прерваны внезапным появлением Выдры. Одержимый неистовой яростью, он стоял по другую сторону костра.

Оцеола не приветствовал его. Выдра опустился на землю.

— Нам нужен Бегущий Медведь. Немедленно, — сказал он Оцеоле. — Я смирился с тем, что он дрался со мной, поскольку сам бросил ему вызов. Я смирился с тем, что он забрал белую женщину, чей скальп мог бы сейчас висеть на моем ружье. Бегущий Медведь сражался за эту женщину, и я уступил ему право на нее, поклялся не причинять ей вреда. Но он ушел в джунгли с белой женщиной, забыв о нас теперь, когда так нужен нам. Ты знаешь, где он. Скажи мне. Я пойду за ним.

Да, Оцеола знал, где скрылся Бегущий Медведь. Недавно, еще до рассвета, Дикий Кот ходил к нему, недолго говорил с ним. У Бегущего Медведя теперь возникла проблема — белая женщина, но Джеймс доверял Оцеоле, и он оправдает его доверие.

Дикий Кот уже не отправится к Бегущему Медведю, ибо счел необходимым подчиниться воле отца. От Филиппа прибыл посланец с сообщением, что белые требуют сына короля. Если бы он не выполнил требования, отцу угрожала бы виселица. И вот теперь Дикий Кот, храбрый воин, так нужный им сейчас, пленник белых.

Однако есть и другие, кто может позвать Бегущего Медведя. Выдра дал слово чести, но Оцеола не рассказал ему о тайном укрытии.

Вождь ощутил вдруг страшную усталость.

Порой, пробуждаясь, он чувствовал себя как прежде. Солнце словно возвращало ему силы, а потом казалось, что это ему лишь приснилось. В плохие дни смерть подступала совсем близко к Оцеоле. Как это часто теперь случалось, он предался воспоминаниям.

…Дикая Орхидея была тогда так прекрасна! Она взяла все самое лучшее от трех рас: кожа темнее меди, глаза чернее черного, курчавые негритянские волосы. Кровь белых смягчила се черты. В молодости Оцеола не раз просил ее держаться подальше от солдат, но Дикая Орхидея любила разнообразие жизни, в том числе и танцы. Поэтому задолго до стычки с Оцеолой Уайли Томпсон стал его врагом. Дикая Орхидея слишком приблизилась к белым, и ее схватили, приняв за беглую рабыню. Оцеола говорил, что прекрасная мулатка — его жена, но это ничего не изменило, а Оцеола в ту пору не обладал ни силой, ни властью, чтобы вернуть ее. Он лишь тайно последовал за солдатами, которые доставили Дикую Орхидею в цепях в Сент-Августин. Всю дорогу он искал возможности напасть на белых и освободить жену. Но они были слишком сильны. Оцеола чуть не плакал от ярости и бессилия. Потом стал ждать известий о том, кому ее продадут. На торгах Дикую Орхидею раздели донага. Ее купил белый человек с изможденным лицом и собирался отвезти на плантацию недалеко от Таллахасси. Все смеялись, когда она, обнаженная, стояла на торгах, говорили, что чувственная женщина станет развлекать в постели этого человека, а ее смуглая кожа будет великолепно смотреться на фоне белых простыней.

Оцеола уже тогда знал, что война приведет его к верной смерти, как и многих других, и страдал от собственного бессилия. Индейцы в ту пору еще не намеревались воевать, не собирали ружья и порох. Они были слишком слабы. И вот, когда Оцеола выжидал к югу от Сент-Августина, отчаянно надеясь освободить жену, он вдруг услышал, как радостный женский голос выкрикнул его имя. Дикая Орхидея появилась из чащи, бросилась к нему. За его женой, ведя на поводке ее пони, следовали братья Маккензи: Бегущий Медведь и его белый брат. Узнав о том, что произошло, они отправились к надсмотрщику и уговорили похотливого мерзавца продать женщину им. Оцеола не сомневался, что братья заплатили за нее немыслимую цену, но ни один из них никогда не упомянул об этом.

Сейчас обе его жены не такие юные и нежные, но Оцеола не забыл когда-то испытанные им желание и страсть. Он любил Дикую Орхидею все эти годы, как и Утреннюю Росу. Он любил своих детей от обеих жен, знал цену поддержки семьи. Все это началось с любви.

Оцеола не мог осуждать Джеймса Маккензи за его страсть. «Особенно, — он усмехнулся, — после того, как я сам увидел эту рыжеволосую красавицу».

— Оставь его в покое еще на одну ночь, — сказал Оцеола. — Пусть он посмотрит на закат солнца в своей роще еще раз, пусть увидит, как блекнет горизонт, как сверкает роса на рассвете.

— Оцеола, ты забываешь о том, что произошло.