Саврасов - О. Добровольский

Вот запечатленная современником сцена — одна из полулегенд, полубылей, сохранившихся о Саврасове.

Осенний день. Пасмурно. Грязь. По тротуару московской улицы идет рослый человек с большой седоватой бородой. На голове — широкополая шляпа, на плечах — истасканная разлетайка, одна нога в опорке, другая в калоше. Идет, пошатывается, сам с собою разговаривает…

Шаг за шагом добирается Саврасов до эстампного магазина. Входит.

— Мое почтение…

— Алексею Кондратьевичу! — отзывается приказчик с явным неудовольствием. — Что скажете?

— Картинок принес.

— Не надобно-с. В запасе много.

— Гм…

Пауза. Саврасов хмурится.

— Послушайте… — угрюмо начинает он. — У меня на этот раз «Море».

— Плохи ваши моря, Алексей Кондратьевич!

— Ладно. Хорошо. Дайте мне, бога ради, рубль!

— Без хозяина не могу.

— Я «Море» оставлю.

— Без надобности-с.

— Ну, полтинник, что ли!

— Нету, Алексей Кондратьевич, нету-с.

— Господи! Хотя двугривенный одолжите!

— И двугривенного нет. Вот пристали, право!

— Умоляю — пятачок!

— Ах, какой вы, право! Ну, нате пятачок и не задерживайте, пожалуйста…

Алексей Кондратьевич сбывал свой «товар» мелким торговцам, букинистам, сидевшим в воротах на Никольской. Словно вернулись те времена, когда он подростком приносил туда свои гуашные рисунки. Так появлялись на свет эти «зимки», лунные ночи, багровые закаты, зеленые березки, на многих из которых есть его инициалы: А. С. Автограф знаменитого Саврасова.

В эти же годы художник многократно возвращался к весеннему мотиву, воплощенному им с такой силой в его самой поэтичнейшей картине «Грачи прилетели». Но то были не повторения, не копии знаменитого полотна, а как бы вариации на один и тот же сюжет. Перед ним снова и снова возникало село Молвитино, рыхлый тающий снег, весенний свет, чахлые мокрые березы, грачиные гнезда, серый забор, дома за ним, колокольня церкви Воскресения… И он вспоминал то чувство творческого озарения и восторга, которое охватило его тогда. Ему хотелось опять пережить то свое состояние или хотя бы приблизиться к нему. У Саврасова появлялись все новые и новые повторения «Грачей». Все было в них — и березы, и грачи, и синь небесная в облаках, и темные проталины в снегу. Но чего-то не хватало. Чего? Души не было, если воспользоваться словом, которым Крамской с безошибочной точностью охарактеризовал то первое гениальное полотно. Но вдруг открывалось художнику что-то давнее, будто туман рассеивался, внезапно вспыхивал золотой луч, и тогда рождались варианты «Грачей», радующие своей свежестью и поэзией.

В эти же годы им созданы картины, которые говорили о том, что талант Саврасова не только не угас, но получил дальнейшее развитие. Его возвышенно-эмоциональное искусство, его лирика в красках обрели большую экспрессию, затаенную страсть, порыв, не утратив при этом чистого поэтического начала. А некоторые работы, полные напряженного драматизма, внушали чувство тревоги. Саврасов много пережил, много страдал. Его охватывало отчаяние. Какая-то неизъяснимая смута поселялась в нем. Потом все проходило, равновесие восстанавливалось, настроение улучшалось.

Он писал картины, глубоко реалистические, мажорного звучания, запечатлевшие красоту родной земли. Но возникали и полотна романтические, они несли в себе некую тайну, загадку. Такова его «Ночка». Глядя на нее, испытываешь смутное, не совсем осознанное беспокойство. Картина будто наделена какой-то колдовской силой. Высоченные черные стволы сосен на берегу озера в глухом бору. Ночь. Но медленно плывущие в небе облака — в лунном сиянии, и серебрится гладь озера. Особенную тревогу вызывают эти темные верхушки огромных сосен на голубовато-светлом фоне неба. Всегда есть что-то загадочное в холодноватом и призрачном свете луны. А здесь вся эта таинственность ночного леса, деревьев, луны передана с необыкновенной выразительностью.

Художник продолжал разрабатывать один из своих излюбленных мотивов. В картине «Рожь» — широкое желтое поле, поспевающие хлеба колышутся, расходятся волнами; громадное, как обычно у Саврасова, небо с застывшими у горизонта тучами. Это Русь. Русское поле. Бескрайние просторы.

«Пейзаж с радугой». Снова саврасовская радуга… Чистая греза природы… Но это не «Радуга» 1875 года. Другая. Совсем другая. Да, гроза прошла, унеслась куда-то, но как неспокойно еще это синее небо, покрытое летучими облаками! И сама радуга проступает не стыдливо и робко, как в прежних пейзажах, а выгнулась мощной отчетливой разноцветной аркой.

Необычайной свежестью овеяна картина «После грозы». В темноватом, не прояснившемся еще небе громоздятся тучи и облака. Контрасты освещения и красок. Покрытый тенью берег и светлые дали на другой стороне реки. Тяжелая туча и над нею — белое, освещенное солнцем облако. На пригорке — интенсивно-яркая листва двух старых ракит и бледно-зеленое свечение тонкой березки.

Совсем по-иному воспринимается картина «Весна. Огороды», о которой архитектор Померанцев и писал в докладной записке вице-президенту Академии художеств. Околица деревни. Хороший денек. По-весеннему пригревает солнце. Обнажилась на пригорке буроватая земля. Тишина и спокойствие. Никакой смуты.

В 1894 году жизнь в последний раз улыбнулась Саврасову, одарила его радостью. В Киеве был издан альбом его рисунков. Алексей Кондратьевич никогда не прекращал рисовать. В середине 80-х годов он сотрудничал с журналом «Радуга», выполнил для него ряд прекрасных рисунков, ни в чем не уступавших его прежним графическим листам. Он работал уверенной рукой, проявляя тонкий вкус и мастерство.

Художественный альбом большого формата состоял из литографий с двадцати рисунков Саврасова. Им был предпослан биографический очерк, первое жизнеописание художника, которого он удостоился, написанное А. Солмоновым (А. С. Размадзе), с текстом на русском и французском языках. Рисунки в оригинале выполнены в привычной для Саврасова технике — графитным и литографским карандашом Лемерсье на гипсовой тонированной бумаге. Работа эта чрезвычайно трудная. «Но, — писал автор очерка, — так велико мастерство нашего художника, что доныне, когда ему уже 64 года, он, по-прежнему твердой рукой и с тем же верным глазом, создает мастерские вещи в виде рисунков из «папье-пеле». Действительно, это были великолепные работы: «Ночь в южной степи», «У Крымского берега», «Водопад в Швейцарии», «Сокольники», «Раннее утро на Волге», «На Волге в ясный день», «Грачи прилетели», «Сильно тает», «Сосны у болота», «Порыв ветра», «Белеет парус одинокий…

В них словно вехи его биографии, его творчества.

Саврасова не могло не порадовать, что издание альбома приурочено к 50-летию его творческой деятельности. Да, полвека, если считать, что началась она в 1844 году, когда четырнадцатилетний мальчик из Замоскворечья, сын купца третьей гильдии, стал предлагать торговцам на Никольской и у Ильинских ворот свои выполненные гуашью рисунки. Тогда-то и вступил он еще неуверенно, робко, со смутной надеждой, на тот путь, по которому шел потом всю жизнь.