Природа. Человек. Закон - Городинская Виолетта Семеновна

Нам это обойдется в общем-то недорого, примерно но 300 рублей с каждого носа — от только что заявившего о себе криком в родильном доме до почтенного старца, еще и еще раз сокрушенно пересчитывающего накопленные за всю жизнь денежки: на похороны, пожалуй, не хватит. И Оби небольшое кровопускание не помешает — ишь, раздулась до того, что в ее губу океанские пароходы запросто приходят. И канал пройдет, как говорят «проектанты века», по целине — пи одного города не прядется сносить, что, конечно, для них печально: как бы величественно прозвучала фраза: «Да погибнет Томск!», или еще какой-нибудь город, скажем, Новосибирск. Людовики всех порядковых номеров перевернулись бы в гробах от зависти! Ну, а интересы ненцев, ханты и прочих мансийцев всегда можно ублаготворить обещаниями «в обозримом будущем» создать им посредством строительства канала райскую жизнь.

Словом, серьезных протестов против переброски северных вод как будто бы не наблюдается. А что там говорят и пишут всякие писатели да академики — не в счет. Они ведь не специалисты-мелиораторы-водохозяйственники. Все специалисты — в Минводхозе СССР. И все — за.

И мы тоже были бы за переброску северных вод, даром что считаем, что без самой крайней необходимости человеку не следует ни в коем случае нарушать установившееся за десятки и сотни тысяч лет равновесие биосферных процессов. Но уж коли есть необходимость в спасении Арала и Приаралья, трех миллионов живущих в непосредственной близости от бывших берегов бывшего моря людей да 34 миллионов населяющих весь регион, о чем может быть речь? Мы и новорожденному младенцу сунем в рот вместо бутылочки с молоком пустышку и почтенного старца похороним, скинувшись по рублику всем многоэтажным домом или деревней, — не привыкать жертвовать при необходимости.

А есть ли эта необходимость?

По подсчетам специалистов, только в одном Узбекистане в руслах каналов теряется 20 млрд. кубических метров воды. Всего же, по всему региону, потери воды составляют, по подсчетам Минводхоза СССР, 37, а по подсчетам независимых специалистов, 49 млрд. кубометров воды. Даже если взять наинизшую из этих цифр, и то она почти в полтора раза превосходит тот объем, что собираются перебрасывать по «проекту века». Причем потери это — не просто убыль воды, которую хоть и жалко, но что ж поделаешь, коли выпала планида такая, приходится терять. Эти потери идут на подтопление и засоление — зачастую безвозвратную гибель ценнейших земель.

И потому в первую очередь необходимо сокращать до минимума именно эти потери. А сократив их хотя бы на 70 процентов, мы получим как раз те 27 миллиардов кубометров воды, которые желаем отнять у Оби по «проекту века».

Мало того, если этот проект осуществить, то вода в оросительных каналах поднимется еще выше, еще значительнее будут площади подтопленных и соответственно засоленных, безвозвратно потерянных земель. И — и так уже страдающий регион Приаралья пострадает еще больше, если начать его эдак «спасать».

Сокращение же потерь спасет и земли от дальнейшей гибели, и сам Арал. Ибо те миллиарды кубометров воды, которые будут сэкономлены на потерях, направятся по руслам рек в гибнущее море.

«Лица, виновные в:

…порче сельскохозяйственных и других земель, загрязнении их производственными и иными отходами и сточными водами;

невыполнении обязательных мероприятий по улучшению земель и охране почв от ветровой, водной эрозии и других процессов, ухудшающих состояние почв, -

несут уголовную или административную ответственность в порядке, устанавливаемом законодательством Союза ССР и союзных республика(Основы земельного законодательства Союза ССР и союзных республик, ст. 50).

Увы! Не одно Приаралье страдает от гениального преобразования природы мелиораторами! Земли Дона и Кубани, Молдавии и Нижнего Поволжья буквально стонут, буквально кричат от последствий орошения.

«Началось строительство крупных оросительных систем левобережья Волги — Палласовской, Заволжской, Большой Волгоградской, Тажинской и других, в перспективе на общую площадь в 300 тысяч гектаров. Были обоснованные противопоказания специалистов и ученых из Гидропроекта по развитию орошения в засоленных землях Прикаспийской равнины. Но в проектном институте Волгогипроводхоз их не приняли во внимание. Двадцать лет эти системы левобережья находятся в стадии строительства, а построено около 70 тысяч гектаров. За это время бессточная равнина от поливной воды засолилась и заболотилась на 16–18 тысячах гектаров орошаемых земель. Земля вышла из строя вместе с капвложениями на многие десятилетия, а возможно, и навечно. Ущерб от «бросовых работ» по капзатратам с учетом цены за землю составил уже порядка 130–150 миллионов рублей» (Новый мир, 1987, № 7).

И ведь нет никаких гарантий, что и оставшиеся от орошенных 70-ти те 52–54 тыс. гектаров будут и впредь плодоносить. Просто это те, что освоены в последнюю очередь и не успели еще накопить столько соли в себе, чтобы погибнуть начисто. И если не прекратить это «орошение», которое лучше бы именовать прямо — осолением, — то придет черед погибнуть и этим землям.

И ведь нет недостатка в предупреждениях и научных рекомендациях.

Еще основоположник отечественной гидромелиоративной науки А. Н. Костяков предупреждал об умеренности в орошении земель европейской территории нашей страны. Так, в четырех изданиях «Основ мелиорации» (1927–1938 гг.) он подчеркивал:

«Для районов с количеством осадков в 351–400 мм и выше годовое абсолютное их количество является достаточным. Однако это будет справедливо при очень полном их использовании. Искусственное орошение необходимо у нас на крайнем юге и юго-востоке ETC, в Туркестане». (А мы распространяем массовое орошение в зоны с осадками до 500 миллиметров!)

«Чем выше оросительная норма, тем больше питательных веществ из почвы поглощается растением на каждую единицу сухого вещества урожая. В то же время чем больше затрачено воды, тем меньше сухого вещества растений получается на каждую единицу затраченной воды. Таким образом, чрезмерное орошение вредно вдвойне» (Новый мир, 1987, № 7).

И когда их ловят за руку — блудливую руку — и тыкают носом: смотрите, что вы натворили, мелиораторы чаще всего оправдываются тем, что виноваты вовсе не они, а работники сельского хозяйства, усердно поливающие землю. И хотя резон в этом тоже есть, но прежде всего вину за гибель земель несут именно работники Минводхоза СССР. Ибо это они сами и планируют, и проектируют, где сооружать оросительные системы, и строят их, и сами у себя же принимают — ведь они еще и специалисты и ответчики по водному хозяйству страны. И в том, что строят там, где оросительная система вовсе не только не нужна, но и вредна — даже в районах, где среднегодовые осадки составляют 800–850 миллиметров, в два, в два с половиной раза выше той, которую указал А. Н. Костяков, затрачивая на это миллионы и миллионы рублей, — повинны, как вы сами понимаете, вовсе не работники сельского хозяйства.

Впрочем, и земледельцы тоже хороши. Ведь видят же, видят, что гибнут земли! И от подтоплений, и от излишнего полива, как засоляются, как уходят в солонцы безвозвратно. А вот поди ж ты, только констатируют факт и продолжают губить землю орошением. Не в одночасье же сгинули, скажем, те же 16–18 тысяч гектаров в Нижнем Поволжье, о которых говорилось выше. Поля, пусть в сотню, в две, пусть даже в тысячу гектаров выходили из строя одно за другим. Ну, видят засолилось одно, другое, третье, что же продолжать портить все остальные? Перекрыть воду, засыпать оросительный канал — вот и спасены были бы десяток-полтора тысяч гектаров.

Мы отлично понимаем, что сделать это — ох, как не просто, что необходимо преодолеть сопротивление большого и малого начальства, заинтересованного в рапортах о «преобразовании» земель и «прогрессивных методах» землепользования, что нужно немалое мужество для того, чтобы защитить землю от гибели. Но на что ж его еще употреблять, как не на защиту дела всей твоей жизни, как не на защиту твоих собственных интересов? Ибо и дом, который дорог земледельцу, ради устройства которого он тяжко трудится и вообще живет, сгинет, станет ненужной постройкой, коли погибнет земля. Что ему на ней тогда останется делать? Разве что разрабатывать соляные залежи. А сберечь землю кроме как земледельцу некому. Что до нее горожанину, выезжающему с «шефской помощью» в село как на каторгу или с прямо противоположным настроением — как на двух или четырехнедельный пикничок? Что до нее тому же мелиоратору, который приехал и живет в вагончике, смотрит на землю, как на «кубики» вынутого грунта и погонные метры или километры оросительных канав, а как только «выберет установленные объемы», укатит в том же вагончике, начисто выкинув из головы все, что на ней натворил? Что до нее тому же начальству, обеспокоенному лишь тем, чтобы получше да «попрогрессивнее» выглядеть в сводках и отчетах?