Алекс Бринер. Последний ранг. Том 2 - Анна Кондакова

тихо добавил: — Любые некроманты умеют призывать духов из бездны Эреба, но именно горные некроманты научились заглядывать так глубоко во мрак, что вытягивают оттуда самых страшных созданий. Не позволяй той рыжей дряни пользоваться ритуалами.

— Она и не сможет, — успокоил я профессора. — Сейчас на ней стоит мощная Печать Блокады. И не одна. Их ставил высокоранговый военный специалист.

Воронин выдохнул.

— Что ж, хорошо. Будем надеяться, что это её удержит.

Он надел шляпу и поднялся. Его взгляд из отеческого вдруг стал строгим и подозрительным.

— А что, кстати, насчет моей племянницы? Как долго…

— Виринея прибудет сразу на Бал Мёртвых, — перебил я. — Ради её безопасности никто не знает, где она находится, кроме меня и ещё нескольких доверенных лиц. С ней всё хорошо, как я уже говорил, не волнуйтесь. Как только Бал завершится, она сразу же вернётся домой, в Изборск.

Воронин чуть замялся, но всё же нехотя попросил:

— На Балу пусть останется под твоим присмотром до самого конца. Глаз с неё не спускай.

Я кивнул.

Как бы Ян Воронин ко мне ни относился, но безопасность своей дражайшей племянницы на Балу Мёртвых он доверил именно мне, а не себе. К тому же, сам он будет охранять Анастасию, так что ему будет не до Виринеи.

— И ещё кое-что, — добавил он и полез во внутренний карман своего чёрного одеяния. — Эта штуковина зацепилась за рукав моей одежды во время боя с той рыжей Ведьмой. Вещь опасная, и я бы не хотел иметь это у себя. Меня постоянно проверяют, не связался ли я с горными некромантами. Лучше пусть у тебя хранится.

Он протянул мне на ладони серебряный коготь из ожерелья Анастасии.

В бою она использовала такие когти, чтобы отравить противника ядом Анчара. Анастасия потратила их все, кроме одного — который не раскрылся, зацепившись за одежду профессора.

— Спасибо, — кивнул я, забирая коготь с его ладони. — И передайте Мефодию, что я готов возместить ему убытки после разгрома пекарни и помочь со строительством.

Воронин усмехнулся.

— Знаешь, что, сидарх? На месте Мефодия я бы просто не пускал тебя на порог своего заведения. Как только ты там появляешься, его пекарня чудесным образом превращается в руины.

Наше прощальное рукопожатие вышло крепким.

С другой стороны, хоть мы и побывали в совместном бою, между нами всё равно ощущалось напряжение. И я, и Воронин принадлежали родам, которые люто враждовали в прошлом.

К тому же, я отлично помнил его слова, которые он сказал мне ещё месяца два назад. Он говорил, что не желает, чтобы у наследницы Хибинской Ведьмы и наследника Коэд-Дина было хоть что-то общее. Никакой близости, никакой привязанности.

Мол, это разозлит духов.

А ещё он предупреждал, что после Бала Мёртвых покинет Изборск и заберёт с собой племянницу, чтобы она больше никогда со мной не встречалась. Само собой, что Виринею он об этом не предупреждал.

Ну а я, глядя на то, как Воронин уходит, весь в чёрном, низенький и непривычно сутулый, подумал о том, что для начала нам нужно выжить на этом злосчастном Балу.

А уж потом думать о том, разозлятся на нас духи или нет.

* * *

Когда я возвращался в палату к Анастасии, в моей голове внезапно заголосил Абубакар:

«ХОЗЯИН! ОНА ПРОСНУЛАСЬ! ХОЗЯИН!.. ОНА ВЗБЕСИЛАСЬ! БЕГИ СЮДА! ОНА ЖЕ КРОВАТЬ ПЕРЕВЕРНЁТ!».

Потом прилетела картинка, как моя рыжая соседка пытается встать с кровати, только у неё не выходит, потому что её ноги и руки прикреплены к кровати эластичными держателями.

Девушка шумно дышит и рвётся, что есть сил, пытается совершить ритуал и призвать свою магию, но и тут ничего не выходит. Она выгибает спину, запрокидывает голову на подушке, её голубая больничная сорочка с завязками по бокам задирается, обнажая длинные ноги.

Повернув голову набок, девушка наконец замечает на голом плече красный треугольник Печати Блокады.

На её лице появляется такая гримаса злости, что черты искажаются. От её холодной аристократической красоты почти ничего не остаётся. С растрепавшимися красно-рыжими волосами она, как никогда, похожа на ведьму, самую настоящую бешеную колдовку.

От ярости она начинает раскачивать кровать. С пошатнувшейся тумбы падает кувшин с водой и разбивается. Осколки разлетаются по полу, вода заливает пол, но это всё, что она может сделать.

От бессилия девушка начинает истерично хохотать, опять запрокинув голову на подушке и выгнув спину.

«Хозяин, поторопись! — снова заорал в моей голове Абубакар. — Она же точно кровать перевернёт!».

Я даже шага не прибавил.

Пусть хоть юлой вертится вместе с кроватью — всё равно не выберется. В её палате не было ни окон, ни других возможностей сбежать, а дверь закрывал замок с магическим засовом. К тому же, две мощных Печати Блокады делали из сильной некромантки обычную девушку, совершенно обычную.

Я наконец прошёл все охранные посты и открыл дверь палаты.

Услышав, что кто-то вошёл, Анастасия перестала дёргаться и затихла, уставившись на вход.

Я тихо закрыл за собой дверь.

— А вот и мой сосед пожаловал, — опасно улыбнулась мне девушка. — Как ты себя чувствуешь, милый? Ничего не потерял? Например, совесть!

— А что не так с моей совестью? — Я направился к её кровати.

— Ты обещал быть со мной нежным!!! — выкрикнула она, опять начиная злиться и дёргаться.

Я наклонился и поправил на ней сорочку, прикрывая оголившиеся выше колен ноги.

— Ты же видишь, я сама нежность. Забочусь о тебе.

— Ты поставил на меня Печать Блокады и привязал к кровати, урод! А я ведь тебе ничего плохого не сделала! Только целовала тебя и кормила!.. Чтоб ты подавился, Бринер!

Она успокоилась так же быстро, как разозлилась.

Затем прикрыла зелёные глаза и выдохнула.

— Может, почитаешь мне сказку перед сном? Или… хм… сказание? Ах, я совсем забыла, что сказания теперь некому писать. Наш сказитель Феофан куда-то делся!

Я наклонился к её лицу, на котором теперь не было видно никаких магических шрамов, и убрал со лба девушки рыжую чёлку. Нежно, очень нежно (я ведь обещал быть нежным).

От моего прикосновения она дёрнулась.

— Убери от меня свои грязные лапы, Бринер…

— Какое ты хочешь платье на Бал, дорогая? — спросил я, как будто мы не враги, а всё ещё сладкая парочка, какую изображали раньше.

Она часто заморгала от удивления, а потом сощурилась и процедила:

— Ты ещё хуже, чем я