Отчаянное путешествие - Джон Колдуэлл

На военно-воздушной базе я рассказал полковнику печальную историю моих злоключений за последние месяцы. Взывая к его романтическим чувствам, я упомянул о Мэри. Как истый американец, он не остался равнодушен к несчастью ближнего. «Армейским самолетам запрещено перевозить гражданских лиц,– объяснил он,– но, я думаю, мы имеем право оказать помощь потерпевшему крушение моряку».

До нового года не предвиделось никаких полетов в Австралию. Но через три дня в Тонтуту (Новая Каледония) должен был вылететь самолет. В Тонтуту, объяснил мне полковник, часто заходят суда, плывущие из США в Гонолулу, а некоторые из них идут на запад, в Австралию. Но попав в Тонтуту, я мог надолго застрять там. Поэтому, пожалуй, лучше подождать в Нанди до января.

У меня было три дня сроку, чтобы взвесить все «за» и «против». Все это время я без устали искал средства добраться до Австралии. Я вновь пересек остров на автобусе и обратился в контору Колониальной сахарной компании. Нельзя ли мне сесть на один из пароходов, идущих на полуостров Тасман? Но и здесь у меня ничего не вышло. Все места были заняты служащими компании, ехавшими домой на рождество.

Тогда я решил лететь в Тонтуту. Конечно, я рисковал, но предчувствие, опять говорило мне, что все будет хорошо, и я решился. Известно, что оттуда ходят суда на Соломоновы острова и на Новую Гвинею. Вполне возможно, что мне удастся попасть в Австралию с севера. Так я по крайней мере буду на пути к цели.

Утром 28 ноября я поднялся на борт американского бомбардировщика. Позавтракав в Нанди, я обедал уже на воздушной базе в Тонтуте. Проторчав целую неделю в Нанди, я теперь за несколько часов преодолел большое расстояние в тысячу миль.

Вручив командиру части рекомендательное письмо от полковника из Нанди, я рассказал ему о своих злоключениях. Он сочувственно выслушал меня, но сказал, что в ближайшее время не предвидятся рейсы в нужном мне направлении. Мне отвели комнату и предложили подождать.

Снова предстояли дни томительного бездействия. Через сутки после моего прибытия в Тонтуту я получил срочное письмо от Мэри, написанное более недели назад. Оно следовало за мной на самолетах через Суву и Нанди.

Между строчками этого письма я прочитал о том, как терпеливо ждала меня Мэри все эти долгие месяцы. Мое письмо, оставленное в бухте Почтовой на Галапагосе, она получила в первых числах октября: я обещал быть в Сиднее в конце сентября, иными словами, я уже тогда опаздывал на целую неделю. А теперь декабрь был уже на носу!

Из Новой Каледонии почти не отплывало судов, а о прямом пароходе в Австралию нечего было и думать. Оставалась лишь одна надежда – на воздушное сообщение. Каждый день я справлялся о расписании.

Через четыре дня я уже готов был вернуться на Фиджи и начать все сначала. Но летчики убедили меня не делать этого. «Вдруг подвернется случай»,– говорили они. И случай действительно подвернулся.

Неожиданно на аэродроме приземлился большой четырехмоторный самолет. На нем летел армейский инспектор, следовавший в Сидней через Брисбен. Пять дней напряженного ожидания остались позади – на другое утро мне предстоял последний рывок.

В полдень третьего декабря самолет сел в Брисбене на том самом аэродроме, откуда девятнадцать месяцев назад я вылетел на юг, чтобы жениться на Мэри. Мне не верилось, что через каких-нибудь три часа я снова увижу жену.

Репортеры фотографировали меня и засыпали вопросами. Я поспешил отправить телеграмму Мэри, сообщая о времени своего прибытия в Сидней,

Гигантский самолет легко взмыл в воздух и полетел над знакомым гористым побережьем. Вскоре мы миновали шумную гавань, знаменитый мост и, сделав круг над городом, пошли на посадку.

Я был самым нетерпеливым пассажиром на самолете. Мои вещи были выгружены в первую очередь. Выскочив из самолета, я сразу же увидел Мэри.

Помню, как она бросилась ко мне, и, кажется, я тоже шагнул ей навстречу. С минуту я глядел в ее бездонные голубые глаза… я держал ее в объятиях… мечты сбылись… все невзгоды остались позади.

Я не могу описать нашу встречу. Такие минуты пролетают незаметно, их не выразить обыкновенными словами. Самое главное, что я снова был дома и встретился с тем единственным в мире человеком, ради которого решился на такое отчаянное путешествие.

ПРИЛОЖЕНИЕ

Грота-гик в качестве временной мачты прикреплен к уцелевшей части грот-мачты. Сломанная часть ее принайтовлена к палубе и выдается за борт: я рассчитывал поставить ее на место в Самоа, куда мне так и не удалось попасть. Бушприт сломан в нескольких футах от основания. Передняя часть рубки разрушена. Стекла каютных иллюминаторов левого борта разбиты, а правого остались невредимыми. Поручини снесены. Самодельные гаруса выкроены из бывшего грота. Весло установлено на корме вместо бизань-мачты. Предполагаемая скорость яхты – один узел

СОПЛЕМЕННИК МОРСКИХ РОБИНЗОНОВ

Весенним майским днем 1946 года из Панамского канала вышла в океан маленькая яхта с веселым и несколько вызывающим именем – «Язычник». На борту ее находился всего лишь один человек. Звали его Джон Колдуэлл. Замысел у него был дерзкий: пересечь Великий океан, одолеть многие тысячи миль от берегов Америки до Австралии.

Читатель, очевидно, уже встречался с представителями небольшого, но отважного племени «морских робинзонов»: смельчаков-одиночек, пускавшихся в трудные и дальние плавания по собственному почину.

Спокам и Блекбери, бесстрашные моряки конца XIX века, были, вероятно, родоначальниками этого племени. В двадцатых годах нашего столетия стал известен Ален Жербо со своим одномачтовым тендером «Файркрест». В тридцатых – Марэн Мари. В конце сороковых – неутомимый Жак Ле Тумелен; на паруснике «Гром» он обогнул земной шар. Летом 1952 г. доктор Ален Бомбар на резиновой шлюпке прошел через Атлантику. В 1954 г. шестидесятилетний Вильям Виллис вверил свою участь «Семи сестричкам» – плоту из семи бальзовых деревьев – и прошел от берегов Перу до островов Самоа. Разные причины побуждали их выйти в океан.

Ален Жербо пишет: «Путешествие в Америку (Жербо пересек Атлантику за сто один день.– Д. Ю.)я предпринял ради удовольствия и для того, чтобы доказать себе, что я в состоянии завершить его»

Жака Ле Тумелена влекли на море мечты детства, интересы энтографа, до некоторой степени идеи Руссо о слиянии человека с природой.

Ален Бомбар рисковал жизнью во имя гуманизма и науки. Он намеренно поставил себя в те условия, в какие попадает человек, потерпевший кораблекрушение. Такая судьба, как говорит статистика, постигает ежегодно около двухсот тысяч моряков и пассажиров. Многие из них гибнут, хотя и успевают высадиться с тонущего судна в шлюпки. Доктор Бомбар решил научить людей бороться со смертью в море, не поддаваться голоду, жажде, страху.