От Византии до Орды. История Руси и русского Слова - Вадим Кожинов

Однако, повторю, до сего времени былины изучаются, в сущности, вовсе не как наиболее ранний и потому, в частности, вполне „самостоятельный“ исторический источник, а как некое „приложение“ к летописям; в былинах обычно стремятся „отыскать“ то, о чем сообщает более поздний источник — „Повесть временных лет“. И для таких „находок“ оказывается, например, вполне достаточным совпадение имен былинных и летописных персонажей (как будто одно и то же имя не могло носить множество людей, живших в самые разные времена!). Остается надеяться, что былины начнут, наконец, изучать как более ранний, нежели летописи, и совершенно самостоятельный источник.

И именно с этой точки зрения обратимся к былине об Илье Муромце и Жидовине.

Очень характерно, что Ю. Д. Бруцкус, упоминая об изображенном в былине поражении Добрыни, умалчивает о последующей, воспетой в этой самой былине победе Ильи Муромца над Жидовином. Но прежде чем говорить о былине как таковой, нельзя не отметить, что это поистине гениальное произведение, записанное еще в 1840-х годах в Архангельской губернии, подверглось после 1917 года своего рода изгнанию: несмотря на то, что различные сборники былин издавались в 1930–1950-х годах десятки раз, впервые в послереволюционное время это творение появилось в печати только в 1958 году, в составленной А. М. Астаховой научной антологии „Илья Муромец“ (здесь было бы просто неприлично „опустить“ эту былину), изданной малым, десятитысячным тиражом.

Прямо-таки замечательно, что видный исследователь народного творчества Н. П. Андреев (1892–1942), издавая в 1938 году антологию „Русский фольклор“, не мог вообще отказаться от публикации этой прекраснейшей былины, но, не имея возможности напечатать ее целиком, представил читателю такие ее фрагменты, где нет речи о Жидовине[353]. И только в совсем недавнее время В. И. Калугин сумел опубликовать это драгоценное звено русского эпоса пристойным тиражом 300 тыс. экземпляров в составленной им антологии[354].

В былине речь идет о том, как

Под славным городом под Киевом,На тех на степях на ЦицарскихСтояла застава богатырская…Один из „братцев“ этой заставы,Добрыня Никитич езди ко синю морю…В чистом поле увидел ископоть[355] великую,Ископоть велика — полпечи……Из этой земли из ЖидовскияПроехал Жидовин могуч богатырь…

И Добрыне поручают настичь и победить Жидовина (который, понятно, воплощает в себе всю мощь Хазарского каганата). Но когда этот „могуч богатырь“ начал битву с Добрыней,

Сыра мать-земля всколебалася,Из озер вода выливалыся,Под Добрыней конь на коленцы пал.Добрыня Никитич младГосподу Богу возмолитсяИ Мати Пресвятой Богородице:— Унеси, Господи, от ахвальщика, —Под Добрыней конь посправился,Уехал на заставу богатырскую…И теперь ужеГоворит Илья Муромец:— Больше некем аменитися,Видно ехать атаману самому.

Начинается тяжкое сражение; русский эпос нисколько не преуменьшает силу и опасность врага:

Бились, дрались день до вечера,С вечера бьются до полуночи,Со полуночи бьются до бела света.Махнет Илейко ручкой правою, —Поскользит у Илейка ножка левая,Пал Илья на сыру землю:Сел нахвалыцина на белы груди,Вынимал чинжалище булатное,Хочет вспороть груди белыя,Хочет закрыть очи ясныя,По плеч отсечь буйну голову…Лежит Илья под богатырем,Говорит Илья таково слово:— Да не ладно у святых отцев написано,Не ладно у апостолов удумано,Написано было у святых отцев,Удумано было у апостолов:„Не бывать Илье в чистом поле убитому“,А теперь Илья под богатырем! —Лежучи у Ильи втрое силы прибыло:Махнет нахвалыцину в белы груди,Вышибал выше дерева жарового[356],Пал нахвалыцина на сыру землю,В сыру землю ушел до-пояс.Вскочил Илья на резвы ногиСел нахвалыцине на белы груди…По плеч отсек буйну голову…

Здесь невольно вспоминается древнегреческий миф об Антее, который обретал неисчерпаемую силу, соприкасаясь со своей матерью Геей — то есть землей. Но образ-символ русского эпоса не только сложился, конечно же, независимо от древнегреческого, но и имеет совершенно иной смысл. Ведь связь Антея с землей предстает, в сущности, как своего рода „слабость“; достаточно оторвать его от земли, и он побежден. Между тем в русской былине так или иначе воплощено осознание нераздельной связи Ильи с родной „сырой землей“ — связи, которая противопоставлена „беспочвенности“ его врага…

Еще в 1852 году Алексей Хомяков писал, что эта былина (он, согласно тогдашнему словоупотреблению, называл ее „сказкой“) „носит на себе признаки глубокой древности в создании, в языке и в характере… Ни разу нет упоминания о татарах, но зато ясная память о козарах, и богатырь из земли Козарской, названной справедливо землею Жидовскою, является соперником русских богатырей; это признак древности неоспоримой… Спокойное величие древнего эпоса дышит во всем рассказе, и лицо Ильи Муромца выражается, может быть, полнее, чем во всех других, уже известных сказках. Сила непобедимая, всегда покорная разуму и долгу, сила благодетельная, полная Веры в помощь Божию, чуждая страстей и — неразрывными узами связанная с тою землею, из которой возникла“[357].

В середине XIX века, когда А. С. Хомяков написал свое цитируемое сочинение, русский богатырский эпос, в сущности, только начинали действительно изучать. И, как мы видим, Алексей Степанович был склонен связывать с противостоянием хазарам только одну — несущую в себе, по его словам, „признаки глубокой древности“ — былину (менее „древние“ казались порожденными „монгольской эпохой“). В наше же время, например, известный исследователь богатырского эпоса В. П. Аникин (его труд цитировался выше) связывает с борьбой против Хазарии этот эпос в целом. Но естественно ставить вопрос о конкретных подтверждениях такого вывода.

Как уже отмечалось, в одной из самых архаических, то есть также несущей в себе „признаки глубокой древности“, былин, „Вольх Всеславьевич“, речь идет о взятии вражеской „белокаменной крепости“, — что не может быть отнесено к борьбе ни с печенегами, ни с половцами, ни с монголами, которые не строили крепостей. Нельзя не сказать и о том, что мы располагаем очень давней полноценной записью этой былины: она вошла в составленный четверть тысячелетия назад рукописный сборник Кирши Данилова. В былине нет никаких упоминаний о „татарах“ (имя которых, о чем уже говорилось, во многих былинах заменило имя более ранних врагов); Киеву угрожает нападением и разорением „Индейский царь“, а „могуч богатырь Вольх Всеславьевич“, узнав о смертельной опасности, сам идет (подобно князю Святославу) в поход „со всею дружиною хороброю“ в „царство Индейское“ и уничтожает врага.

Очень близка к тексту сборника Кирши Данилова сделанная через полтора столетия, в самом конце XIX века, запись выдающегося собирателя А. В. Маркова (см. его „Беломорские былины“, № 51); речь также идет о войне с „Индейским царством“, только герой имеет здесь отчество „Святославьевич“. Однако в других поздних записях этой былины вместо „Индейского царства“ говорится о „Золотой Орде“ или „Турец-земле“, что невозможно понять иначе, как замену первоначального врага на более позднего — замену, продиктованную, быть может, и простым непониманием сказителей: о каком таком столь опасном для Руси „Индейском царстве“ говорится в дошедшей до них былине?

Правда, в некоторых русских былинах иного содержания — не собственно героических, богатырских, а, как определил их, например, В. Я. Пропп, „новеллистических“ — прежде всего былине „Дюк Степанович“ — также фигурирует некая „Индия“, хотя и отнюдь не выступающая в качестве враждебной Руси земли. Поскольку реальные связи Руси с Индией возникли сравнительно поздно, — едва ли ранее знаменитого путешествия Афанасия Никитина (при Иване III) — появление „Индии“ в былинах нередко пытались объяснить воздействием византийского „Сказания о Индийском царстве“, созданного в XII веке и, возможно, уже в XIII веке переведенного на Руси. Однако в исследовании В. Б. Вилинбахова и Н. Б. Энговатова „Где была Индия русских былин?“ убедительнейшим образом доказано, что Индия былины „Дюк Степанович“ — это древняя западнославянская (впоследствии онемеченная) „Индия-Виндия“ на побережье Балтийского моря между реками Одер (Одра) и Эльба (Лаба) — с которой у Киевской Руси были длительные торговые и иные взаимоотношения (см: Славянский фольклор и историческая действительность. М., 1965, с. 99–108). Эта славянская „Индия“ вовсе не была враждебным для Руси царством, и указанное исследование, естественно, не касается былины „Вольх Всеславьевич“.