Схватка за Амур - Станислав Федотов

С тем и разошлись. Невельской держался уверенно, распоряжения отдавал четкие, спрашивал за исполнение строго, а на душе скребли кошки. Впервые от него зависело столько людей, да еще и с малыми детьми, со своими семейными и прочими житейскими проблемами, впервые он был в ответе за огромное количество грузов, в первую очередь продовольствия, без которых все эти люди просто не смогли бы существовать. Даже в заливе Счастья, горько усмехался он над ироническими ужимками судьбы.

Начальник никому не должен был показывать свои сомнения и тревоги, но Катеньку обмануть невозможно: она своим любящим сердцем мгновенно улавливала малейшие колебания в душевном состоянии мужа и, как могла, выравнивала их. Геннадий Иванович не находил слов, чтобы выразить любимой свою благодарность, однако тем не менее решился еще раз просить ее вернуться в Иркутск. Но, наверное, выбрал самое неподходящее время – ночью, в каюте, где они продолжали оставаться, чтобы не стеснять никого на берегу.

– Дорогая, солнышко мое, сейчас самое подходящее время, – говорил он, обнимая прильнувшее к нему нежное тело жены. – В Якутск уходит почта, а дорога от Аяна, как говорят, много лучше, чем от Охотска: всего двести пятьдесят верст верхом, а дальше – на лодках до самого Якутска…

Он говорил и, холодея, чувствовал, как отстраняется от него Катенька. Нет, она по-прежнему оставалась в его объятиях и в то же время удивительным образом удалялась от него. Больше того – между ними появилась трещина, которая, к ужасу его, начала расширяться.

– Катенька, милая, ну что же ты молчишь?! – наконец в отчаянии воскликнул он, пытаясь в темноте разглядеть глаза своего ангела.

– А что вы хотите от меня услышать? – Голос был сух и холоден. – Что я согласна, чтобы мой муж рисковал своей жизнью и жизнью других людей, борясь за честь Отечества и за свою личную честь, в то время как я, перед Богом и людьми названная ваша жена, буду спокойно находиться в уютном гнездышке? Что я согласна пойти на такую низость?!

– Ну что такое ты говоришь, душа моя?! Ты все не так понимаешь! – Геннадий Иванович хотел жестами добавить убедительности своим словам, разжал объятия и тут же пожалел об этом, но было поздно: Катенька резко отодвинулась от него.

– А как иначе понимать? В ваших словах другого смысла нет, да и быть не может. Я перед Богом клялась всюду и до конца следовать за своим мужем и с детства знаю, что отказываться от своей клятвы низко и подло. И, если бы даже я не любила вас, не отступила бы от своей клятвы, но я вас люблю, больше жизни люблю, я привыкла гордиться вашим мужеством, восхищаться вашей решимостью… Ваши слова: «Эта земля должна быть русской, она была и будет русской» – поистине великие; мне радостно, что я с вами и причастна к вашему делу. И поэтому мне ужасно больно слышать от вас требование отправиться восвояси, я не заслужила такого наказания…

Говорить Катенька начала медленно и четко, твердо произнося каждое слово, но чем дальше, тем больше распалялась, чтобы не привлекать чужого внимания, перешла на шепот и, тем не менее, закончила почти на крике, на слезах.

Невельской пребывал в полной растерянности.

– Катенька, солнышко мое ясное, прости меня, старого дурака… я не достоин твоей любви, но я не хочу, чтобы ты уезжала…

От неожиданности Катенька даже перестала плакать:

– Ничего не понимаю! Я не хочу уезжать, вы не хотите, чтобы я уезжала, – так в чем, собственно, дело? О чем мы спорим?!

– Да все очень просто! Я люблю тебя, я хочу, чтобы ты всегда была рядом, потому что знаю: ты – мой ангел-хранитель, твоя любовь делает меня много сильнее! Но я отчаянно боюсь, что с тобой что-нибудь случится… что-нибудь такое… непоправимое… Я тогда просто умру!

Последние слова были произнесены совершенно убитым голосом. Сомневаться в их искренности Катеньке и в голову бы не пришло – ее благороднейший и мужественнейший герой везде и всегда говорил и действовал только от чистого сердца, – поэтому она протянула к нему руку, которая показалась Геннадию Ивановичу зыбким и в то же время самым надежным мостом через ту, казалось, очень глубокую трещину, что внезапно пробежала между ними. Он поймал тонкие пальчики, прильнул к ним губами, и трещина мгновенно затянулась, словно ее и не было.

Барк «Шелехов» появился в бухте Аяна на рассвете следующего дня. Его командир, лейтенант Мацкевич еще до завтрака явился на борт «Байкала».

– Владимир Ильич, дорогой мой товарищ, – представил Невельской гостя Екатерине Ивановне. – Служили вместе под командой ныне адмирала Самуила Ивановича Мофета. – И – Мацкевичу: – Моя супруга Екатерина Ивановна. В апреле сочетались законным браком.

– От души поздравляю! – Владимир Ильич поцеловал руку Катеньке и неожиданно добавил: – А у меня для вас сюрприз.

– Для меня?! – удивилась юная жена капитана первого ранга.

– Скорее, для обоих. – Он достал из-за обшлага мундира конверт и вручил Невельскому. – От его высочества генерал-адмирала.

Невельской распечатал письмо, и брови его поползли вверх, а висячие усы встопорщились от широкой улыбки.

– Что такое, Геннадий Иванович? – всполошилась, любопытствуя, Катенька. – Что вас так развеселило?

– Великий князь вспоминает годы, когда я его обучал морскому делу, – откликнулся муж, – поздравляет нас с тобой с бракосочетанием и просит принять небольшой свадебный подарок, который, как он надеется, поспособствет уюту нашей жизни в столь далеких от цивилизации местах. – Он передал письмо Катеньке и обратился к Мацкевичу. – И что же это за подарок, мой дорогой Харидат [62] ?

– Для того чтобы его увидеть, надо подняться на борт «Шелехова», – улыбаясь, сказал Мацкевич. – Или дождаться, когда его сгрузим на берег.

– А вот этого делать не надо. Я имею в виду выгрузку на берег. Коли вы именно сюда лоставили из Америки подарок великого князя, значит, уже знаете, что я назначен начальником особой, можно сказать секретной, Амурской экспедиции. Она работает под крылом Российско-Американской компании, и по необходимости я могу привлекать для ее нужд силы и средства Компании. Естественно, по крайней необходимости. И вот сейчас, мой друг, необходимо, чтобы ваш барк взял грузы и людей экспедиции, подготовленные в Аяне, и борт о борт с «Байкалом» доставил их в залив Счастья, то бишь в зимовье Петровское. Слышали о таком? – Невельской выжидательно уставился на лейтенанта. Тот кивнул в подтверждение. – Что скажете?

– Я не знаю мнения начальника порта, но лично я почту за честь поучаствовать хотя бы таким образом в возвращении нашего Амура, – с чувством сказал лейтенант.