Праведник. История о Рауле Валленберге, пропавшем герое Холокоста - Джон Бирман

На допросе в Лубянской тюрьме ведущий допрос спросил Лойду, с кем вместе он сидел в камере. Он ответил: с двумя дипломатами. В ответ ведущий допрос сказал: Рауль Валленберг не дипломатом, а швед, который помогал богатым евреям в Венгрии. Во время другой беседы Лойда несколько иначе вспомнил ответ ведущего допрос: немец дипломат, а швед не дипломат.

Лойда сообщает, что впоследствии МГБ заставило его подписать заявление, что он никому не расскажет, что он видел или слышал во время своего пребывания в тюрьме. В противном случае его очень сурово накажут.

Беседы с бывшими сотрудниками госбезопасности

Рабочая группа в результате ряда бесед с бывшими сотрудниками Смерша, МГБ, а также Лефортовской и Лубянской тюрем получила также некоторые сведения, которые представляют определенный косвенный интерес для получения представления о пребывании Рауля Валленберга в тюрьме в Москве в 1945-1947 гг.

По словам одного из сотрудников Карташова, получением первой информации от заключенного, только что прибывшего в тюрьму, занимался сотрудник, который в тот момент оказался на месте. Затем начальник отдела или подотдела определял, кто будет вести дело. Затем оно, возможно, было передано в следственный отдел по особо важным делам. Упомянутый выше Карташов мог работать только через переводчика, а им мог быть прежде всего Копелянский, но была еще пара высококвалифицированных переводчиков. Кроме того, сообщается, что Карташов мало смыслил в международных вопросах или в западном шпионаже.

Один из тех, кто вел допросы, считает, что такой человек, как Рауль Валленберг, мог контактировать только с ограниченным кругом людей, поскольку его роль, очевидно, «определялась кем-то наверху». То обстоятельство, что дипломат из страны, которая не воевала с СССР, содержится в тюрьме, привело к повышенной таинственности. Смущает то обстоятельство, что швейцарские дипломаты не контактировали с какими-либо другими заключенными, в то время как Валленберг и Лангфельдер получили статус военнопленных и сидели главным образом вместе с немецкими и австрийскими военнопленными.

Обозначение «особо важный заключенный», которое имел Рауль Валленберг, определялось руководством МГБ и давалось разведчикам, дипломатам и т.п.

Охранник заключенных помнит Рауля Валленберга на Лубянке (в 1946-м или 1947 г.) и то, что он сидел в камере под номером 116 или 117. Охранник считал Рауля Валленберга немцем и помнил, что его редко вызывали на допрос.

Два следователя из следственного отдела по особо важным делам, работавшие специально над подготовкой к Нюрнбергскому процессу, сообщают, что они должны были знать о деле Рауля Валленберга в то время, но на самом деле о нем не знали. Однако они, как и многие другие опрошенные лица, указывают на двух переводчиков/оперативных уполномоченных, которые лучше других владели немецким языком и поэтому могли участвовать в важнейших делах. Другие указывают на прочих переводчиков. Один из упомянутых выше двух переводчиков говорит, что впервые услышал о Рауле Валленберге в 1947 г., и считает, что допросы переводил его коллега (это подтверждается записями в материалах допросов). Он также подчеркивает, что как Абакумов, так и Карташов предпочитали использовать его коллегу.

Указанный коллега Копелянский, с которым рабочая группа беседовала много раз, говорит, что он вел допросы нескольких офицеров германской разведки. Он также слышал в то время, что по приказу Ворошилова арестовали шведа, который сидел в тюрьме под номером. Однако он не может вспомнить, что он допрашивал Валленберга или участвовал как переводчик на его допросах, и делал непонимающий вид в связи с записями в журналах допросов. Зато он считает, что какой-нибудь начальник, допрашивавший Рауля Валленберга, вписывал туда его фамилию. Поскольку ни один из начальников не мог обойтись без переводчика, могли позвать кого-либо другого; могли также использовать кого-либо со знанием шведского языка из разведки. Во время беседы Копелянский допускал, что мог участвовать в качестве переводчика, но не мог об этом вспомнить. Однако он смутно помнил какого-то заключенного в гражданской одежде. Однажды Копелянский вспомнил, что дело могло происходить таким образом: начальник сказал ему, что он должен вызвать заключенного к нему, и Копелянский должен при этом немного посидеть, предложить чай и бутерброд, спросить о здоровье заключенного и немного поговорить с ним. Копелянский не должен был чем-либо еще интересоваться; затем он, этот начальник, займется заключенным… Группе опроса не удалось продвинуться дальше этого в беседе с Копелянским. Можно добавить, что тот также не мог вспомнить допрос Густава Рихтера, который он проводил согласно записям в журнале допросов. Интересно также, что Копелянский очень сильно отреагировал, увидев фотографию Рёдля; в частности, он побледнел и на какое-то время потерял дар речи (согласно записи в журнале, Копелянский должен был допрашивать Рёдля 18июля 1946 г., через день после упомянутого допроса Рауля Валленберга).

Копелянский допрашивал сотрудника абвера по фамилии Гфрорнер, о котором говорилось выше. В качестве доказательства того, что он не занимался делом Рауля Валленберга, Копелянский заметил, что на допросе Гфрорнера он не задал ни одного вопроса о Рауле Валленберге. В другой беседе Копелянский сообщил, что Гфрорнер ни разу не упоминал Рауля Валленберга. В таком случае представляется, что у Копелянского очень хорошая память. Допрос Гфрорнера происходил не ранее 1949 г., т.е. в то время, когда Копелянский должен был знать, что произошло с Раулем Валленбергом.

Питовранов в свое время лишь слышал от заместителя начальника подотдела Утехина, что «есть очень важное и сложное дело Рауля Валленберга». Утехин, который также был одним из руководителей контрразведки фронта, безусловно знал больше. Он, видимо, был ответственным за операцию по доставке Рауля Валленберга в Москву. О таком важном деле должны были сообщать непосредственно Сталину. Причина такого небольшого числа допросов Рауля Валленберга безусловно исходила из приказа Сталина МГБ ничего не делать без особых указаний. Может быть, Сталин имел в отношении Рауля Валленберга особые намерения, о которых он не информировал других людей? Данные о том, что дело Рауля Валленберга носило политический характер и он не должен был быть судим, вполне соответствуют этой гипотезе. Питовранов считает также, что Рауль Валленберг содержался в особых условиях и с ним обращались хорошо. Позднее военный историк и журналист Л. Безыменский сообщил, что Питовранов говорил о том, что вскоре после возвращения на Лубянку 1 марта 1947 г. Рауль Валленберг был переведен в здание комендатуры МГБ и получал очень хорошее продовольственное снабжение.

Кондрашова, который служил во втором главном управлении МГБ, иногда вызывали в другие отделы, а несколько раз даже к Абакумову, прежде всего для перевода документов. В допросах он участвовал очень редко. Однако как-то раз весной 1947 г. его вызвал на Лубянку неизвестный ему офицер для участия в качестве переводчика на допросе одетого в костюм заключенного, который, как он впоследствии понял, был, видимо, Раулем Валленбергом. Речь шла о своего рода контрольном допросе, с просмотром данных ранее сведений, касавшихся документов со списками, найденных при аресте. Ведущий допрос также интересовался контактами Рауля Валленберга с немцами и американцами. Допрос проходил спокойно и продолжался 1,5 — 2 часа в дневное время (это хорошо совпадает с записью в журнале о том, что допрос продолжался с 14 час. 15 мин. до 16 час. 00 мин. 11 марта). Ведущего допрос звали Кузьмишин. Кондрашов дал разные сведения о том, переводил ли он с немецкого или английского языка. По мнению его коллег, он плохо говорил на немецком языке. (Только один человек утверждает, что Кузьмишин хорошо владел немецким языком.) По словам Кондрашова, на допросе не вели протокола.

Не очень много новых достоверных данных о пребывании Рауля Валленберга в тюрьме в 1945-1947 гг. появилось за последние годы, хотя теперь это пребывание освещено также «с другой стороны», т.е. со стороны органов госбезопасности. Самое очевидное в создавшейся картине, что обращение с Раулем Валленбергом в первые два года почти не отличалось от обращения с сокамерниками. Лишь на рубеже февраля — марта 1947 г. происходит изменение, отчасти по-прежнему покрытое мраком.

X

КАК В ДЕЛЕ РАУЛЯ ВАЛЛЕНБЕРГА ДЕЙСТВОВАЛИ СОВЕТСКИЕ ВЛАСТИ И МИНИСТЕРСТВО ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ ШВЕЦИИ?

После сентября 1991г. советская/российская сторона передала большое количество документов, которые прямо или косвенно относятся к судьбе Рауля Валленберга. Большинство из них освещает действия советских властей с января 1945 г., главным образом до 1957 г. В отношении последующих лет выбор носит более селективный характер, однако некоторые рассекреченные документы освещают также действия после 1957 г. Лишь в 2000 г. стал доступным новый комплект документов из президентского архива, который отражает ход рассмотрения дела на высшем уровне в конце 80-х и начале 90-х годов. Надо указать, что документы, конечно, показывают далеко не всю правду. Во-первых, судя по всему, отсутствуют многие документы, особенно в архиве бывшего КГБ, во-вторых, весьма значительная часть контактов осуществлялась властями по телефону. Кроме того, очевидно, что некоторые документы дают исправленную версию произошедшего. Красной нитью через многие документы просматривается стремление скрыть полную правду. Далее следует указать, что велась подготовка дела соответствующими властями, т.е. Министерством иностранных дел и КГБ. Центральный Комитет (включая секретариат) и его Политбюро не готовили никаких дел, а обсуждали поставленные вопросы и принимали решения на основе предложений со стороны властей.