Ярмо Господне - Иван Катавасов

Едва они отъехали, Настя требовательно вспомнила:

— Фил!!! Мы с тобой забыли троекратно поцеловаться!

— А кто меня губной помадой на паперти измазал?

— Вот еще! Я губы красила и тени накладывала уже за монастырской оградой, чтоб ты знал.

— Понял, стоп, машина. Христос воскресе, женушка!

— Воистину воскресе, муж мой!

Фил, мне спать после асилума ни капельки не хочется, но я ужасно проголодалась.

— Я тоже. Ух, разговеемся пасхальными яствами. С чего начнем?

— Со сладенького. Но не с куличей и пасхи и не с пирожных…

— Понятненько…

Пасхальный завтрак супружеской четы Ирнеевых состоялся без особых церемоний в неглиже за кухонным столом, пусть и застеленным белой накрахмаленной скатертью с букетом золотистых тюльпанов в хрустальной вазе. Филипп отменно сервировал застолье, пока Настя блаженно нежилась в постели.

«Хорошо иметь каникулы на Пасху…»

— …Ой, Фил, съем еще кусочек вкусненькой пасхи с изюмом и довольно… Раскормишь ты меня, любить перестанешь…

Пошли, поможешь настроить тренажер на мои параметры.

— Понятное дело, женская красота требует неисчислимых жертв. Хотя вчера-позавчера кто-то случайно позабыл о массажном насисьнике от доктора Патрика.

— Неправда, вибронагрудник я позавчера и вчера утром носила. И с пыточным эспандером в пятницу трудилась. Куда ж мне без них, с моим-то хозяйством?

Патрик сказал: в течение года пекторальные мышечные упражнения не реже чем через день, миссис Нэнси, пл-и-и-з…

Пойдем разминаться, дивный мистер Фил, мне еще надо тебе и себе одежду подготовить для званого обеда у Ники…

Упражнялась Настя не более часа, вернулась из ванной и озабоченно поинтересовалась, нахмурив лоб:

— Фил, скажи, пожалуйста, сколько лет рыцарю Руперту?

— Обычно не больше 25 в психофизиологии харизматика, каким ты его уж видела на Гаити. Ну, а по календарю — 124 года.

— Значит, он точно не старикашка из позапрошлого века и мой вечерний туалет способен оценить правильно.

— Ну-ну, в прошлом веке барон Ирлихт был одно время стареньким таким лютеранским пастором.

— Так то в миру, у секуляров краткоживущих. Будь Руперт стариком, наша Ника никогда б за него замуж не вышла.

Помнишь, после нашей свадьбы я тебя и потом Пал Семеныча со своим видением знакомила? Нику и Руперта я там вдвоем видела.

Господи, помилуй нас, грешных! Ой Фил, не будем досуже толковать о том, что толкованию не подлежит.

Сейчас я поглажу тебе брюки и рубашку с пластроном. После займусь с чувством и толком моим тряпьем…

Из спальни принаряженная Настя вышла походкой модельной дивы. Как по линеечке прошлась туда и назад к балконному дверям, на каблучках-шпильках изящно развернулась в струящемся воздушном палевом вечернем платье, настолько смелом и откровенном, что Филипп пораженно ахнул:

«Мадре миа! Надо ж посметь соорудить такое! С шиком и блеском на Настиной фигурке…»

А после принялся созерцать в подробностях произведение искусства от кутюр, живописующего в изысканных полупрозрачных и призрачных тканях дамское изящество и красоту.

«М-да… Ни дать ни взять храбрый портняжка гениален… Если этот начинающий кутюрье Анри захотел раздеть мою жену на пять тысяч евро, то у него, надо сказать, эт-то куда как успешно и эротично получилось.

Декольте снизу в пол-лобка до бедер, поясок и сверху две гофрированные чашечки, только-только соски и кружочки прикрыть. Плечи обнажены. И сзади, патер ностер, еще одно декольте в полспины на две округлости. Ну дела..!»

Меж тем Настя, весьма удовольствовавшись первым впечатлением, произведенным ею на восхищенную публику, пустилась в дальнейшие комментарии:

— Анри — голубой без примеси. Поэтому к женщинам не испытывает ничего, кроме эстетических чувств.

Анфиска меня на него вывела. Сказала: мальчик из провинившихся субалтернов-харизматиков, на него теургические узы наложили за то, что гомик и пацифист. Но сам он жизнью доволен, если живет, как ему нравится, между орденом и секулярами.

Мне он, кстати, скидку сделал на три тысячи за совершенство фигуры и за форму груди. Мальчик и не думал, что кому-то его абстрактный дизайн в палевых тонах подойдет, а живая женская грудь чисто конкретно удержит всю конструкцию лучше, чем на манекене.

Сам знаешь, Фил, мне давящий бюстгальтер теперь не нужен, и так ничего бабского не провисает…

Мне в таком платье и танго можно и акробатику в рок-н-ролле. Ни одна сиська наружу не вывалится. И трусики на мне есть, чтоб ты знал, только коротенькие, к ним чулки на резинках сбоку пристегиваются.

Сзади шлейф могу подобрать, спереди — мини до середины бедер…

Красивая и соблазнительная у тебя жена, правда?

— Нет слов, сударыня. Я восхищен и поражен. Мужчин вы сразите непременно, а женщины несомненно скончаются от ревности.

— Чтобы никто преждевременно не умер, к этому бальному платью длинная пелеринка прилагается, Фил. Благопристойно запахивается сверху и снизу, получается древнегреческий пеплос.

— Архонтесса, примите мое восхищение.

— Ах вы мне льстите, сударь муж мой…

У Дома масонов на заднее сиденье лимузина к сквайру Константину плюхнулась студенческого вида парочка в курточках и джинсах, а у парадного подъезда госпожи Триконич вышли молодая дама в длинном бурнусе под руку с неизвестным представительным господином в кашемировом пальто. Как положено, ничему не удивляясь и не интересуясь лишним, сквайр поехал к групповому орденскому транспорталу ожидать прибытия других гостей кавалерственной дамы-зелота Вероники.

— …Положим, я тебя, братец Фил, не зря зазвала пораньше, — Ника по-свойски принимала гостей, подсократив куртуазную церемонию приветствия.

— Герр Филипп, герр Руперт, извольте познакомиться покороче.

Пойдем-ка, Настена, поделишься женскими секретами, поплачешься в плечико, как вам, несчастным неофиткам, злодей Патрик ниппеля обрывает с тройным загибом матки…

Матерый рыцарь-адепт Руперт не изменил привычному образу 25-летнего слегка франтоватого молодого человека. Тогда как рыцарь-зелот Филипп немного добавил импозантности и возраста самодеятельному секулярному облику для удобства общения с выдающимся орденским комбатантом, бесстрашным охотником на оборотней-альтеронов.

— Тебе, брат Филипп, следовало бы без стеснения позвать меня на охоту за демоницей Моникой Шпанглер. В 1929 году в Гамбурге она обвела меня вокруг пальца, ускакала свинская жаба за несколько секунд до появления ягд-команды, которую мне доверили первый раз в жизни.