Темное, кривое зеркало. Том 2: Смерть плоти, смерть мечтаний - Гэрет Уильямс

Недавно она взялась за новую роль, подвинутая к этому Инквизитором, посланным вернуть её на «правильный путь». Его попытка изменить её жизнь потерпела неудачу, но он сумел побудить её занять место, облечённое властью. Деленн была теперь лидером Объединённого Совета Казоми-7.

Возможно, это не то место, что она должна была занимать, но она не могла вернуться на родину. Джон понимал почему. Она несла ответственность за почти полное истребление его вида, она потеряла свое положение в результате смертельно опасных игр власть имущих, ей было запрещено возвращаться в мир, где родилась… Она могла вернуться, оспорить своё изгнание, но она этого не сделала. И он понимал почему.

Она всё ещё выполняла важные обязанности, и она всё ещё посещала больницы, но она редко улыбалась, и взгляд её часто был подавленным. Она почти никогда не чувствовала себя счастливой.

— Вам снятся сны?

Она покачала головой.

— Ни разу, начиная с той ночи после дознания. А тебе?

— Вчера вечером и позапрошлой ночью. Снова приходил мой отец. Он пытался предупредить меня о чём — то, но я не помню о чём. Я хочу, чтобы ворлонцы оставили меня в покое.

— Ты говорил об этом с Литой? — Лита была связана с ворлонцами каким — то способом, который Джон не мог понять. Он чувствовал, что Деленн что — то знает, но хотел давить на неё. Лита и Деленн тоже были связаны.

— Нет… Это просто плохие сны… но… мне всё это не нравится. Ворлонцы сидят там у себя, игнорируя галактику, и, похоже, это продолжается уже целую вечность. Затем они сваливаются на Проксиму Три во время Второго Рубежа, и теперь они снова зашевелились. Если они выступают против Теней, почему они не могут сделать это открыто, а если нет, то чего они тогда добиваются?

— Я думаю, Второй Рубеж был отклонением, — тихо сказала она. — И для ворлонцев и для Врага. Обе стороны передвигаются теперь более осторожно. Ни один из них ещё не готов. Когда они будут… — Она пожала плечами. — Я не знаю. Как бы я хотела быть уверенной. У меня было очень много контактов с ворлонцами, но даже я не понимаю их. Как бы я хотела быть уверенной.

— Да уж, если бы пожелания были бы рыбами, в море бы не осталось места для воды.

Деленн тихо захихикала.

— Извини?

— О… это просто поговорка. Она означает, что очень многие хотят что — либо, и лишь немногие когда — либо это получают.

— О… мне это нравится. Вы мрачный народ. Если бы желания были рыбами… мне нравится.

— Да, такова сила рифмы. Если тебя это впечатляет, я должен буду как — нибудь научить тебя лимерикам.

— Что такое… лимерики?

— Это — форма поэзии с жёстко заданной структурой. Пять строк, из которых первая, вторая и последняя строки рифмуются друг с другом, а третья строка рифмуется с четвёртой.

— А, поэзия. Ты должен рассказать. Я немного изучала поэзию. У меня был друг, очень талантливый поэт. Какова цель этого… стиля, лимериков?

— Цель?

— Да… ты знаешь… какие… эмоции он должен передавать? Например, у нас есть поэтическая школа, называемая киила, которая, как считается, вызывает воспоминания прошлого и пробуждает новые идеи о будущем. Хотя там редко присутствует рифма.

— А… ну, у нас есть стихи, выполняющие нечто подобное, но лимерики, как считается, являются… рифмованной чепухой. Они побуждают вас смеяться.

— Вы используете поэзию для смеха? — Её голос прозвучал довольно скептически. — Не пойми меня неправильно, мой народ… мы проводим много времени, изучая смех, пытаясь понять его. Мы считаем, что никакая раса не может достичь высокого развития без смеха. Однако наша поэзия никогда не используется для этой цели.

— Ну… я думаю… не совсем так, некоторая часть нашей поэзии весьма серьезна, но часть неё просто глупа.

— О… я хотела бы услышать один из этих… лимериков. Если это не слишком долго, или слишком официально.

— Нет, нет. Совсем не официально и совсем не долго. О, дорогая… — Неожиданно в голове у Джона возникла безумная идея. Это было глупо, но Деленн слишком давно не смеялась, по крайней мере, не смеялась достаточно сильно. Теперь же раз он получил такую возможность… О, чёрт, что рифмуется с Деленн? А, нашёл.

— Итак!

Проживала девица Деленн,Под защитою храмовых стен.Но вот встретилась с Джоном —Ловеласом прожженным, —Ей теперь не поможет Вален.[4]

Джон ждал, что уже на середине она умрёт от смущения, но Деленн внимательно слушала, глаза её расширились, а когда он закончил, она громко зааплодировала.

— Ах, так это и есть лимерик, — сказала она, широко улыбаясь. — «Проживала девица Деленн…» — Она захихикала. — Мне нравится. Я могу его запомнить?

— Конечно. Только, пожалуйста, не говори никому, что это я придумал, или… Ладно, а то меня ждут хорошенькие последствия.

— Хорошо, на самом деле, думаю, я уже слышала один из этих лимериков. Как там было?.. «Жил в Кентукки парень…»

— Стоп, стоп… — Джон моментально её оборвал. — Где… где ты это слышала?

— От министра Моллари. Мне было очень плохо, и он попытался развеселить меня. Ты знаешь это стихотворение?

— Мм… да.

— О. — Она смутилась, но затем вновь улыбнулась. — Спасибо за стихи, Джон. Они были чудесными. Они были… лучшим, что только можно услышать. Сейчас так темно вокруг… иногда я боюсь, что однажды тьма придёт и сюда.

— У нас есть поговорка. «Лучше зажечь свечу, чем проклинать темноту». Ты зажгла здесь чертовски большую свечу, Деленн. Я не думаю, что она собирается погаснуть так скоро.

— У нас есть огромные библиотеки с книгами о превосходстве надежды и оптимизма над отчаянием, но я не думаю, что какая — либо из них выразила это так же кратко, как эти шесть слов. Ещё раз, большое спасибо, Джон.

Он подчёркнуто поклонился.

— Было очень приятно, моя леди.

— Джон… — Она выглядела неловко. — Ты думаешь, надежда и оптимизм одолеют отчаяние? Ты думаешь, здесь есть что — нибудь, что позволило бы нам надеяться?

— Конечно, я уверен, — сказал он, и ложь его прозвучала безупречно. — А ты?

— Я не знаю. Хотела бы знать. Извне идёт тьма. Скоро придёт ночь. И я боюсь, что никто из нас не дождётся утра. Очень боюсь.

Только тишина была ей ответом. Шеридан не смог придумать, что сказать.

Война была закончена, закончена нескольких недель назад, но для лорда Марраго, лорд — генерала, возглавляющего центаврианский флот, война не прекращалась никогда. Она не закончится, пока последний нарн и последний центаврианин не будут сброшены в глубокий, тёмный овраг и не будут заперты там вдали от солнечного света. Только тогда война между ними может действительно закончиться.

Крамольные мысли, конечно, и если кто — нибудь из членов Центаурума услышит их… впрочем, неважно. Как бы то ни было, он не слишком горел желанием вернуться на родину. Он никогда не занимался политикой. Всё, что он хотел, всё, что действительно хотел, — управлять своими колониями, вершить правосудие, утверждать порядок и мир. А затем долг старому другу вынудил его жениться на богатой вдове и удочерить красивую девушку, и Марраго снова был втянут в политику. Он не мог решить, была ли вторая нарно — центаврианская война хорошей или плохой для него лично. По правде говоря, он был теперь очень далёко от тщеславной Друзеллы и легкомысленной Линдисти, но он был также впутан в войну, которую не переваривал.

Нарнская военная база в Квадранте 37 пала только после трёх недель длительной и кровавой осады, обстрел за обстрелом, контратака за контратакой. Погибло сто пятьдесят тысяч нарнов, и тысячи центавриан. Это приветствовалось как большая победа на Приме Центавра, где, без сомнения, лорды и леди хлопали друг друга по спине и увешивали друг друга медалями. Лорд Марраго тоже был приглашён на Центавр, приглашён на торжества в свою честь. Он вежливо отказался. От одной мысли о них его стошнило.

Кроме того, здесь оставалось ещё очень много работы. Восстановление повреждённых кораблей и баз. Лечение раненых. Наведение нового центаврианского порядка. Слишком много, чтобы быть выполненным, и лорд Марраго был почти счастлив занимаясь всем этим. Он продолжал размышлять о текущем состоянии дел, пока возвращался в штаб — квартиру. Сегодня он встречался с солдатами. Это всегда было полезно для лидера, лично встречаться с людьми, которым он может в любой момент приказать умереть. Это вносило смысл в его работу. Он поговорил с несколькими из них, успокаиваясь после последнего идиотского приказа Центаурума.

Какая безответственность! Два из четырёх охранявших базу крейсеров были отозваны на Приму Центавра для торжественного парада! Возможность для дворянчиков немного поиграть в капитанов. Удобный случай для нарнов, если они захотят нанести ответный удар. Разве эти идиоты не понимают, как близко от линии фронта они здесь находятся?