Персидская гробница. Тигровая Луна. Ребе едет в отпуск - Джеймс Мэйо

в ворота виллы Сепаха. Но тут она увидела яркие фонари в саду, услышала звуки французского оркестра; ее дыхание участилось, брови озабоченно нахмурились.

— Я была здесь раньше, — поколебавшись, сказала она.

— Когда?

— О, наверно, неделю назад. Конечно, я сопровождала мадам Ханг. Был прием для большинства крупных посольств.

Дюрелл подумал, что это еще ни о чем не говорит.

— Ты знакома с Рамсуром Сепахом, Лотос?

— О, нет. Мне пришлось оставаться в помещении для слуг. — Она неуверенно улыбнулась. — Когда-то там жили только женщины — в бывшем гареме.

— Значит, ты не можешь сказать, была ли у Та-По с Сепахом в тот вечер частная беседа? — спросил Дюрелл.

Она покачала головой.

— Ну право же, вы самый подозрительный человек на свете, Дюрелл, — заметил Ханух.

— Мы оставим Лотос там, где она была в прошлый раз. С тобой все в порядке, Лотос?

Девушка кивнула. Когда они припарковали свою пыльную машину перед ярко освещенным входом большого дома из песчаника, Дюрелл проводил ее к боковым дверям. Взяв за руку, он попросил ее полностью сосредоточиться на его просьбе. Она внимательно слушала, вглядываясь в его лицо.

— Вас здесь арестуют, мистер Сэм?

— Вполне возможно. Ты должна связаться по телефону с Ханниганом и, если получится, выполнить остальное.

Она кивнула.

— Я сделаю все, что вы сказали.

Вечеринка в саду происходила на фоне радующего глаз богатства и изобилия; наносной блеск западной культуры тонко наслаивался на древние и пышные персидские мотивы. Там были горящие факелы на клумбах с розами, фонтаны, музыка, вышколенные и расторопные официанты, снующие между садом и обособленным флигелем, где располагалась кухня. Впечатляющей высоты стена окружала поместье и не пропускала звуков улицы. Все вокруг до последнего миллиметра было тщательно ухожено. Мажордом в дверях неуверенно уставился на Дюрелла с Ханухом, пока Ханух не продемонстрировал свою карточку и не рявкнул на усатого гиганта; после этого их пригласили внутрь, но докладывать об их прибытии не стали.

Музыка, вино, благовония, казалось, выплеснулись на них как из рога изобилия. Стены и дорожки украшали мозаика и скульптуры. Это был официальный прием, замечательное собрание ослепительных женщин и мужчин со всего света. Когда Дюрелл мысленно сравнил нищету пустыни и великолепие дома Рамсура Сепаха, одного из последних здешних феодалов, то решил, что в программе Хар-Бюри есть, пожалуй, кое-какие привлекательные моменты. Он разглядывал лица, мелькавшие в свете факелов между длинными столами, но не обнаружил ни Та-По, ни знакомых из советского посольства. Среди гостей наблюдался явный перевес высокопоставленных офицеров иранской армии в сопровождении чопорных лейтенантов.

— Который из них Рамсур Сепах? — спросил Дюрелл у Хануха.

— Я его еще не вижу. Не понимаю…

— Чем ты обеспокоен, Ханух?

— Ничем. Пожалуйста, сюда.

Дюрелл вслед за ним спустился по лестнице, пересек сад, с улыбками и извинениями протолкнулся сквозь толпу гостей и через мавританскую арку попал в левое крыло большого дома. В дальнем конце сада он надеялся попасться на глаза кому-нибудь из американских официальных лиц, но ему не повезло. Не нашлось и никого из знакомых англичан. Ханух не отпускал его ни на шаг.

— Рамсур Сепах тебя ждет? — поинтересовался Дюрелл.

— Думаю, да.

— Вместе со мной?

— Он особо просил прежде всего привести вас к нему для разговора, и теперь это стало возможным. Он очень настаивал. Как члену Мейджлиса и отцу моего погибшего друга, я обещал ему оказать эту услугу.

Они подошли к двери в конце коридора, украшенной витиеватой резьбой; Ханух одернул свой мятый мундир, нервно пригладил усы и по-военному четко постучал. Им пришлось немного подождать. Затем мужской голос пригласил войти.

Если остальная часть дома и сад сулили наслаждения древних персидских времен, то открывшееся перед ними помещение представляло собой образец современного дизайна кабинетов крупных руководителей, последний крик с Мэдисон-авеню. На стенах висели прекрасные полотна французских импрессионистов, похоже, оригиналы. Стол был огромным, с обитой кожей столешницей и выдвижными ящиками, переливающимися перламутром и полированным деревом. Тяжелые драпировки так плотно зашторены, что даже звуки оркестра не вторгались в уединенный кабинет Рамсура Сепаха.

— Добро пожаловать, мистер Дюрелл!

Рамсур Сепах оказался высоким энергичным мужчиной; он привык к богатству и положению в обществе и умел внушать к себе почтение — с этим неуловимым свойством удачливые люди срастаются, как со своей кожей. Сепах был серьезен. У него был выразительный нос, густые седые волосы и смуглое лицо; мощные руки легко покоились на кожаной поверхности стола. Под тяжелыми ястребиными бровями, на концах кустисто закручивающимися вверх, печально улыбались темно-карие глаза.

— Да, добро пожаловать. Ханух, дорогой мой мальчик, ты поступил очень правильно.

— Я рад, что вы довольны, сэр. Непростая сложилась ситуация. Формально мистер Дюрелл арестован. С тех пор как полковник Сааджади… с тех пор как его нет с нами, я не могу понять, кто мой непосредственный начальник. Я знаю, что ваш комитет в Мейджлисе непосредственно руководил операцией, находившейся в ведении Сааджади, вот и решил, что уместно будет привести Дюрелла к вам. Но донесения с юга вызывают тревогу, и вооруженные силы следует привести в состояние боевой готовности. Признаюсь, это выше моих возможностей. В данный момент я не могу отличить друзей от врагов.

— Я тобой чрезвычайно доволен, мой мальчик.

— Мы с Айком были лучшими друзьями, сэр, — сказал Ханух. — Этот американец тогда вместе с англичанином Билем и с нами разыскивал в пустыне русскую девушку и штаб-квартиру Хар-Бюри.

— Это дело следует передать в другие руки, — вежливо заметил Рамсур Сепах. — Я обо всем позабочусь. Тебя поощрят, можешь быть уверен.

— Дюрелл утверждает, что полковник Сааджади был предателем, — выпалил Ханух. — Я понимаю, это большой удар для вас, как и для меня, — если это правда. Но у мистера Дюрелла нет причин лгать о том, что можно проверить.

— Для меня это не удар, — в глубоком голосе Рамсура Сепаха сквозило отеческое сочувствие молодому человеку. — Мы знали о настроениях Сааджади.

— Но тогда…

— Да, мы пошли на обдуманный риск. Свою личную ставку я проиграл, когда погиб мой единственный сын. — Суровый голос иранца слегка дрогнул. — Наверное, нужно было предупредить Айка. И тебя тоже, Ханух. Но в комитете решили, что лучше знать своих врагов, чем рыскать в потемках, как довелось тебе. Это не было ошибкой. Наши люди работают, и сегодня ночью ситуация прояснится, могу тебя заверить. Мой совет — иди домой и отоспись. Тебе пришлось выдержать суровое испытание, и вид у тебя усталый.

— Сэр, я должен остаться с Дюреллом.

— Он уже не в твоих руках. — В голосе Сепаха вдруг прорезались властные нотки. — Теперь о мистере Дюрелле позабочусь я.

Дюрелл внезапно почувствовал, что он