Возвращение капитана Виноградова (сборник) - Никита Филатов

– Запросто. Куда звонить?

Виноградов порылся в бумажнике и протянул хозяину визитную карточку:

– Здесь прямой телефон и дежурка.

– Ого!

Владимира Александровича давно уже перестала удивлять реакция собеседников на протянутый им глянцевый прямоугольник с милицейскими реквизитами. Сам он первую визитку завел еще в девяностом, чуть ли не первым в главке, в основном из соображений пижонства, но со временем уже не представлял себе делового общения без подобной мелочи.

– Вы тогда идите пока, занимайтесь своими делами, а я закончу, допишу тут, о чем мы говорили. А вы черканете…

– Хорошо. – В зале как раз появилась прилично одетая пара с ребенком, и нужно было уделить им внимание. – Прошу! Проходите, присаживайтесь…

Хозяин сорвался с места, а Владимир Александрович стал заполнять размашистым, некрасивым, но разборчивым своим почерком сероватое пространство бланка.

Женское горе – штука заразная. Плотным, почти осязаемым облаком оно расползается вокруг, истекая на собеседника через залитые слезами или, напротив, свинцово-сухие глаза, многократно усиливаясь тысячами едва уловимых штрихов: поза, голос, прическа… Один-единственный нечаянный жест может выплеснуть из-под тоненькой корочки приличий такое, что люди вокруг содрогнутся и потом долго еще будут носить холодок под сердцем.

Уголовный розыск… Большинство из тех, кто не спился, вовремя не ушел, не сумел воспитать в себе носорога, – большинство из них гибнет на пятом десятке с неизменным диагнозом «инфаркт»…

Чужое горе, как и чужие тайны, – это верное средство сократить себе жизнь. И медицина тут бессильна.

– Алле? Саныч?

– Да, слушаю!

Голос в трубке звучал до неприличия громко:

– Как здоровье? Чем занимаешься?

– Да так… – Виноградов уткнулся глазами в стол.

– В баню идешь сегодня?

– Не знаю, наверное.

– Слушай, я тебе про Лысого не рассказывал? Как он позавчера соляры залил вместо девяносто третьего? Эт-то что-то!

– Извини, давай потом? Вечером.

– Занят? – до собеседника наконец дошло.

– Да. Перезвони попозже.

– Так встретимся же? Приходи.

– Ага, постараюсь. Извини! Пока…

– Будь здоров, Пинкертон. Расколи его, гада, по самую задницу! – Виноградовский приятель не очень представлял себе, что такое оперуполномоченный, и считал поэтому, что вся служба Владимира Александровича состоит из хитроумных допросов и яростных перестрелок с бандитами. Сам он работал дизайнером по интерьерам, носил берет, бороду и воспитывал хомяка.

– Прошу прощения. – Виноградов посмотрел на сидящую напротив женщину.

Та молча кивнула.

– Понимаю ваше состояние, но… Такой порядок. Нужно вас допросить, чисто формально, потом – и вещи вернуть, деньги, ценности. Хорошо?

Женщина опять кивнула. Вообще, с того момента как вдова переступила порог кабинета, она не произнесла еще ни слова. Даже, кажется, не поздоровалась, шагнув вслед за дежурным сержантом из коридора и сразу же заняв предложенный студ.

– Давайте, я сначала отдам… – Владимир Александрович решил начать не с протокола, а с более простой процедуры. А по ходу – сориентироваться. – Вот, посмотрите!

Он высыпал на полированную когда-то поверхность стола содержимое конверта.

– Согласно описи… Проверьте.

Женщина, не глядя на сложенный бланк, дотронулась до часов, накрыла ладонью ключи, бумажник.

– Что вы! Может, воды? Одну секундочку…

Но рыдания оборвались, не успев перейти в истерику.

– Простите.

Голос у женщины оказался чуть хрипловатый, вдовий. По прическе, одежде, косметике было ясно, что собой она занималась сегодня без интереса, просто повинуясь привычке воспитанного человека, выходящего на люди, тем более в казенный дом…

– Простите!

Она аккуратно, одно за другим переложила к себе: кошелек, даже не глянув на содержимое, часы мужа, связку ключей… В недоумении посмотрела на доллары:

– Что это?

– Доллары.

И вопрос, и ответ прозвучали невпопад. Поэтому Виноградов пояснил:

– Их обнаружили при вашем муже.

Вдова несколько секунд сидела неподвижно, потом взяла валюту:

– Да, спасибо.

Владимир Александрович снова заметил, что она тихо плачет.

– Пересчитайте.

Женщина отрицательно покачала головой.

– Сколько здесь должно быть?

– Не знаю.

– Хм-м… Простите, но… Простите, это точно ваши деньги? Вы уверены? – засомневался теперь уже Виноградов.

– Наверное… Вы же сказали. – Одной рукой вдова вытирала заплаканное лицо, другой поудобнее укладывала в сумку вещи.

– Я должен оформить показания.

– Оформляйте. – Она не боялась и даже не нервничала, дисциплинированно приготовившись отвечать.

– Итак… Ваши фамилия, имя, отчество? – задал первый, предписанный протоколом вопрос Владимир Александрович.

Филимонов взял было в руки прихваченную скрепкой бумажную стопку, но потом отпихнул ее обратно Виноградову:

– Давай на словах! А то совсем под вечер башка не варит.

– Вкратце?

– Да. Что она там тебе поведала?

– Сумку искать надо…

– Чего?

– Сумку сперли! – Владимир Александрович в сердцах даже ударил кулаком в подставленную ладонь: – И бармен описал, и вдова подтверждает.

– Насчет чего? – Шеф местного уголовного розыска только что вернулся с совещания по вопросам повышения раскрываемости за счет повальной компьютеризации в условиях дальнейшей демократизации, поэтому соображал сейчас туго.

– Была она у него… – Еще не закончив фразу, Виноградов почувствовал себя героем скетча в стиле новогоднего «Огонька».

– Заява есть? – сдвинул брови Филимонов.

– Нету.

– Появится?

– Вряд ли!

– Тогда чего ты дергаешься? – Процентным показателям района по части краж ничего не грозило, и старый сыщик несколько поубавил напор.

– А может, его из-за сумки и грохнули?

– Версия? – уточнил Филимонов. – Агентура?

– Пока что-то около… Мысли вслух.

– Давай тогда излагай сначала… Что такое?

– Шеф, надо подписать! – В дверь просунулась встрепанная голова одного из оперативников. – И машина ждет из таксопарка – по летней «мокрухе». Специально прислали…

– А Гришин? – Собственно, у начальника уголовного розыска имелся заместитель, достаточно толковый и честолюбивый.

– Так ведь в рейде же! По детской безнадзорности.

– Ох, точно… Больше нет никого?

– Все в разгоне. – Оперативник забрал со стола подписанные бумаги и немного ревниво покосился на Виноградова: – Так вы идете, Александр Олегович?

– Десять минут! Передай – мол, сей момент спускаюсь. Только закончу.

– Не задерживайтесь…

– Еще какие-нибудь указания будут? – Это прозвучало настолько вежливо, что десять английских лордов померли бы на месте от зависти. В ледяной тишине молодой коллега Владимира Александровича прошагал до двери, за которой и скрылся.

Оставшиеся переглянулись и не смогли удержаться от смеха:

– Одна-ако!

– Молодежь… Учить надо!

– Нет, паренек-то толковый, оботрется. И не трус.

– Толковый, это верно, – кивнул Филимонов. – Только вот уходить намылился.

– Куда – совсем?

– Нет, в управление. В «убойную» группу, к Пименову.

– Что же… обычное дело.

– А ты? Поговаривают, что тоже?

– Александр Олегович, мы же договорились… Я давал повод? – Следов веселья на лицах уже не замечалось.

– Нет, – признал Филимонов. – Все по-честному. Сколько осталось? До срока?

– Достаточно. Успеешь, если захочешь, пару выговорешников засадить в личное дело.

– Дурак! Я, кажется, тоже поводов не давал…

– Извини, шеф… Времени чуть-чуть – давай по сути?

– Слушаю.

– Так вот… Обычная история, даже зацепиться не за что. Они оба Политех закончили, там и поженились. Она сразу за кульман в контору встала, а муж – тот еще подергался: в «Рубине» что-то для подводных лодок паял, зарабатывал неплохо за счет командировочных. Камчатка, Северный флот…

– Знаю, у меня шурин ответственным сдатчиком ездил.

– Вот! И этот тоже – на рабочей сетке, наладчиком радиоаппаратуры. По пятьсот – шестьсот получал в месяц. Потом, еще в самом начале конверсии, сюда перевелся, в НИИ.

– Да? – В те времена лейтенант милиции зарабатывал едва за двести двадцать. А в институтах платили и того меньше.

– Ну, ситуация… Все-таки диплом с отличием, как я понял, – и супруга допекла: по нескольку месяцев дома нету, да еще и второго ребенка затеяли… Короче, остался здесь. Сначала еще куда ни шло, а потом сам знаешь – зарплаты нет, заказов оборонных нет, все должны друг другу. Научная работа помахала крылышками, кто пошустрее – на Запад рванул или в коммерцию.

– А он чего?

– Не каждому дано! Остался… Жена, вдова то есть, говорит, что чего-то там пытался вымудрить – куртки брал на комиссию китайские, трусы, шоколад какой-то. Пролетел, естественно!