Охота на удачу - Олег Кожин

— Нет. Но ты все равно отдашь его мне, Герман. Отдашь добром, безо всякого принуждения, и уже совсем скоро. Не сегодня… впрочем, ты прав, я здесь не для этого. Я здесь для того, чтобы дать тебе уверенность!

Молчание Геры красноречиво показывало, что он обо всем этом думает.

— Давайте, че! — наконец развязно предложил он. — Вы ее в подарочную упаковку завернули?

— Осторожно, Герман. Я ведь могу убить тебя не из-за твоего артефакта. И чем больше ты хамишь, тем чаще я задумываюсь, а стоит ли мне отказывать себе в таком удовольствии?

Она хмуро сверлила Воронцова глазами. Так смотрит коршун, выискивая курицу пожирнее, — взглядом профессионального убийцы, в котором нет места ничему личному. Чувствуя, как немигающие глаза проделывают в нем зияющую, кровоточащую дыру, Гера выдавил:

— Простите… не хотел…

— Хотел, Герман, конечно, хотел. Но я не стану заострять на этом внимание, иначе кое-кто может пострадать…

Внезапно, без перехода она вновь рассмеялась так безумно, что позавидовала бы иная гиена.

— Ну вот видишь? Видишь? Ты снова купился! — Хохот прервался так же резко, как начался. — Почему ты извиняешься? Я напугала тебя?

— Есть немного, — признался Герка. — Просто я видел, на что способны ваши сестры…

— А ты видел, на что способен Оба-на? Да этот вонючий бомж уделал моих идиоток-сестер, как Создатель уделал черепаху! Для него свернуть твою цыплячью шею не сложнее, чем воды выпить! Почему, как ты думаешь, он не сделал этого?

— Швец…

— Этот гнусный хорек приполз позднее! И, честно говоря, своим появлением спас весь их театр. Сборщики ведь не знают, с какой стороны к тебе подойти. Эта монета — она же не просто подкидывает тебе кошельки и попутки. Она защищает тебя. Ты источник ее жизни, и она не даст тебя в обиду, покуда это в ее силах. А сил у нее… ну, думаю, тебе уже не раз делали комплименты по этому поводу.

— Вы еще скажите, что я бессмертный… — все еще недоверчиво вполголоса пробормотал Воронцов.

— Не подумаю даже. Есть довольно толстая грань между уверенностью и самоуверенностью, только отчего-то многие не желают ее замечать. Первая поможет тебе выжить. Вторая — убьет быстрее, чем ты крикнешь «Мама!» Мне бы хотелось, чтобы ты был уверенным, понимаешь меня?

Воронцов предпочел промолчать, но кивнул так активно, что чуть не клацнули зубы. Все-таки источаемая судицами угроза пополам с агрессией были пострашнее всего, что Герке довелось увидеть. Ну почти всего.

Перегнувшись через край, Ружа велела:

— Протяни руку… Это несложно… Мне нужно только немного разбудить артефакт. Протяни, не бойся, — видя Геркины колебания, она первая опустила руку вниз. — Мне нужно всего лишь коснуться монеты. Все остальное она сделает сама.

— Зачем вам это? — Герка подозрительно нахмурил брови. — Я хочу сказать, здесь ведь никто пальцем о палец не ударит ради другого, если в этом нет выгоды. Какая вам с этого выгода?

— Самая прямая. Я хочу, чтобы ты дожил до того момента, когда сам решишь отдать мне этот… это сокровище… Ну же, протяни руку!

«В конце концов, что я теряю?» — подумал Герка. Размотав бандану, он поднял открытую ладонь навстречу худой конечности, напоминающей скорее когтистую птичью лапку. Горячие пальцы скользнули по его коже, стараясь пройтись по каждой выемке, просмотреть всю информацию линий жизни и судьбы, читая узоры кожи, как опытный охотник читает звериный след. Вопреки Геркиным ожиданиям, судица не стала прикасаться к монете, но, плавно обойдя ее по кругу, внезапно ковырнула ему запястье острым когтем. Воронцов ойкнул, однако руки не отнял. Крохотная ранка уже набухала кровью, понемногу выталкивая ее из проткнутого сосуда. Налившаяся капля, не удержавшись, покатилась к пятачку, где, ударившись о его ребристый бок, разделилась надвое, омыв монету с обеих сторон. Все это Герка видел в мельчайших деталях настолько подробно и крупно, точно через микроскоп. Струйка крови толщиной чуть больше волоса казалась ему полноводной рекой. Юноше даже чудилось, будто он слышит, как шумят ее красные воды, точно фонтанирующая нефть, вырывающаяся на кожу в такт сердечному ритму.

— Магия крови… магия жертвы… — Голос судицы долетал издалека, с недосягаемо высокого неба, такой же бездонный и отстраненный, как и оно само. — Кровь — сила, кровь — власть… Уж Ружа знает!

Возле монетки уже скопилась целая лужица… целое озеро, целое море, пахнущее медью и на вкус как медь… крови, не желающей продвигаться ниже, прилипшей к пятаку, точно железные опилки к магниту. Вопреки всем законам физики, она принялась формироваться в рубинового цвета кольцо… стремящееся пролиться на потертый аверс, захлестнуть его солеными красными волнами… опоясавшее монету по всей окружности. Утолщаясь, становясь полноводнее, поток крови наконец выплеснулся на чеканного двуглавого орла, который тут же с готовностью вобрал ее в себя, абсорбировал, точно был пористой губкой, а не сплющенным металлическим кругляшом. Он пил и пил, вытягивая из Герки жилы, причиняя не боль даже, а какое-то неудобство — терпимое, но неприятное. Хотелось придавить пятак пальцем, перекрыв доступ к красному потоку, оторвать от себя эту нагретую пульсирующую пиявку. Но Герка терпел. На то были причины. Вернее, причина — одна, но крайне весомая. Артефакт разговаривал с ним.

Колотилась кровь в голове и венах. Колотилось сердце. А вместе с ними стучала привязанная к запястью пятирублевая монета. Как дополнительный орган, живая флешка с уникальной полезной программой. Артефакт не разговаривал в привычном смысле этого слова, но те образы, что он транслировал, без труда расшифровывались Геркой. Все будет хорошо, нашептывал пятачок. Все будет хорошо, я пригляжу за тобой. И Герку охватывала такая эйфория, такая всепоглощающая вера в себя, в Судьбу, в их взаимосвязь, что впору было действительно возвращаться назад и прыгать с моста, чтобы проверить, поверить, что это действительно так. Он чувствовал единение с такой огромной силой, что не мог взять в толк, как она умещается в этом крохотном кусочке металла. А эта сила — она переполняла его, заменяя кровь, она струилась в венах, пролетала разрядами в синапсах, накачивала собой легкие. И когда поток неожиданно иссяк, на секунду Герка ощутил нечто, что, как он думал, должны ощущать переламывающиеся наркоманы. Контакт был действительно упоительным!

Ружа зажимала монету указательным пальцем, перекрывая ей доступ к крови. Лицо ее побледнело и вытянулось, утратив птичьи черты. Теперь судица больше напоминала лошадь. Казалось, прикосновение вызывает у нее жуткую боль. Но, когда Ружа отдернула руку, проворно сунув в рот светящийся зеленым палец, Герка понял, что вовсе не боль перекосила старушечье лицо. Глядя, с каким младенческим восторгом судица сосет палец, Герка понял: она еле удержалась, чтобы не отнять у него монету.