Генерал Власов: Русские и немцы между Гитлером и Сталиным - Сергей Фрёлих

Такая охранная грамота сама по себе не имела ценности, но считалась в то время полезным документом. Люди так желали ее получить, что за ней стояла двойная очередь от Рентген штрассе 5 до площади Галилея. Жители Мюнхена знают, что это весьма порядочное расстояние.

За каждую охранную грамоту Автономов взимал 50 рейхсмарок, которые тогда было весьма легко мобилизовать, если учесть, что коробку сигарет на черном рынке продавали за 1000 рейхсмарок. На основании такого громадного спроса, Автономов мог каждую неделю докладывать своему начальству о больших успехах. Его «приход» рос, как гриб после дождя, а возможно и еще скорее, потому что ему было трудно поспевать с регистрацией и получением денег.

После того, как наплыв прозелитов к этой «русской католической церкви» стал ослабевать, немедленно возник новый проект. На этот раз собирали желающих, которые проявляли интерес поселиться на землях, принадлежащих Ватикану в Аргентине. Для покрытия расходов взималась такса в 200 рейхсмарок, желающие регистрировались, и деньги поступали.

Но горький конец должен был наступить. У Автономова в Вене был конкурент. Этот господин, как и Автономов, называл себя казачьим епископом. Один был, по-видимому, донским казаком, другой — «епископом» кубанских казаков. Как они пришли к таким наименованиям — я не знаю, так как на самом деле никаких «казачьих епископов» не существовало. Позже выяснилось, что, как Автономов, так и его венский коллега были женаты, что никак нельзя было совместить с званием православного епископа, который должен быть монахом. Но еще хуже было то, что могла быть доказана связь Автономова с советчиками.

В конце концов Автономов попал в католический монастырь, где он был в действительности интернирован, в то время как его жена жила за пределами монастыря. Я не знаю, что с ним случилось дальше.

Но здесь я хотел бы упомянуть и нечто положительное об Автономове. Он был бесстрашен и принадлежал к тем духовным лицам, которые поддерживали пленных там, где только это было возможно. Так он храбро хлопотал в соответствующих учреждениях об освобождении власовских солдат. Американцы обращались с ним с большим почтением. Когда он появлялся у них и был принят, то его собеседник коленопреклоненно просил его о благословении. Ему удалось освобождать власовских солдат, в том числе и церковный хор из Платтлинга с его регентом. Этот хор потом пел в католической церкви в Мюнхене, на Рентген штрассе 5.

В это время я опять встретил отца Александра Киселева в Мюнхене. Он с присущей ему энергией создал из ничего, буквально из ничего, с Божьей помощью «Русский дом» в Богенхаузене, на Мауэркирхенштрассе 5. Этот дом стал местом встреч для всех еще оставшихся русских в Мюнхене. Когда отец Александр со своей семьей через несколько лет переселился в Америку, этот дом потерял своего попечителя и в результате интриг был закрыт.

В Нью-Йорке отец Александр создал такой же дом, в котором поместилось также и издательство. Одновременно отец Александр выступил и как писатель. Уже вторым изданием вышла его книга «Духовный облик генерала Власова».

Иуда из Тироля

Самиган Артюк стоял во главе советских агентов, которые в лагере Платтлинг в первую очередь наблюдали за мной и моими помощниками. Его самым кровавым делом после войны были розыски отдельных убежищ власовских солдат в Тироле.

В промежуток между уходом американских военных сил и прибытием французских частей образовался трехдневный вакуум, в котором в Тироле оставались только советские штабы для связи. Артюк и его жена водили советчиков по убежищам власовских солдат. Их и их семьи хватали и тут же расстреливали. В числе этих жертв были комендант Главной квартиры майор С. Хитрово, дьякон Мельников, заместитель начальника Финансового отдела КОНРа Юрковский и многие другие. Самиган Артюк и его жена Екатерина действовали самым отвратительным способом, выполняя задачи разведчиков.

После того, как выдача власовских бойцов была закончена, советская агентура послала брачную пару Артюков в Индонезию, бывшую более или менее советофильской. Однако, когда Сукарно принял власть и начал там чистку, причем он стал убивать тысячи индонезийских коммунистов, — Артюкам в этой стране, больше нечего было делать, и они вернулись в Европу. Артюк стал хлопотать о службе на радиостанции «Свобода» в Мюнхене, прилагая вызывающие интерес рекомендации русских социал-демократов, живших в Соединенных Штатах. Но американская разведка была информирована об Артюке, и он работы на станции «Свобода» не получил. После этого он прожил известное время до своей смерти в Германии.

После смерти мужа г-жа Артюк переехала в Бельгию и стала членом Союза русских дворян, так называемого РНО (Русское Национальное Объединение). Она была родом из русской аристократической семьи, которая, однако, после ее брака с Артюком ее отвергла. Печатным органом РНО был журнал «Часовой». Дерзости у г-жи Артюк было достаточно. С согласия В. Орехова, бывшего участника Белого Движения, который возглавлял РНО, она собралась выставить свою кандидатуру на выборах правления этой антикоммунистической организации. Но это ей не удалось.

Из-за переписки с Штрик-Штрикфельдтом, чью книгу «Против Сталина и Гитлера» она прочитала и которому, в связи с этим, она о себе напомнила, все дело споткнулось. Г-жа Артюк пригласила Штрикфельдта в Брюссель. Ни Штрик-Штрикфельдт, ни Орехов не могли, конечно, знать, какие цели она преследовала.

Для меня было ясно, что эта дама, обосновавшись в Брюсселе, начала новую жизнь агента и наметила в лице Штрикфельдта новую свою жертву. Штрикфельдт, который и без того посылал мне для оценки копии всех писем от ему неизвестных людей, прислал мне также фотокопию письма и г-жи Артюк. Я привлек немедленно одного из моих хороших друзей, служившего в Мюнхене в Ведомстве по защите конституции, и он препроводил Орехову, с которым был в дружбе, соответствующее осведомление. На это Орехов сообщил Штрикфельдту приблизительно следующее: «Если бы я две недели тому назад, когда рекомендовал г-жу Екатерину С. Артюк Правлению, знал то, что знаю теперь, — я никогда бы так не поступил.» О дальнейшей судьбе г-жи Артюк мне ничего неизвестно.

Проблема для немцев

С начала октября 1945 года я был на свободе, владел подложными документами, выписанными на три разных имени, работал в одной строительной фирме и принимал участие, помимо этого, то с меньшим, то с большим успехом, в спекуляции на черном рынке. Тут я узнал, что все еще транспорты власовских сторонников, бывших «хиви» и других русских солдат двигались по железной дороге по советской оккупационной зоне (ныне Германской Демократической Республике) с целью выдачи в Советский Союз.

Что для этих людей значила выдача — я лично знал слишком хорошо. Если они выживали после первого допроса в Советском Союзе, то это надо было считать скорее несчастьем, так как их дальнейшая судьба была еще более жестокой. Многие из них пытались еще в Германии бежать из этих поездов, двигавшихся на север или северо-восток. Хотя у них не было инструментов, все же некоторым удавалось взломать пол вагона и выпасть во время движения между рельсами, чтобы потом бежать дальше. Большинство потом ловила немецкая полиция, которая тогда еще не была вооружена, и направляла их дальше к американцам, и их вновь выдавали советчикам.

Чтобы воспрепятствовать таким попыткам бегства, было придумано подлинное зверство. Перед посадкой в вагоны пленные должны были раздеться до трусов. Одетый только в подштанники человек не может в Германии никуда пробиться, даже будучи свободным, тем более если к тому же он не владеет немецким языком. Как он может найти путь в американский лагерь ДиПи? Такая возможность была полностью исключена.

Здесь надо было оказать помощь, хотя дело шло об американском мероприятии, но и немцы принимали в нем участие.

Я решил обратиться к правительству Баварского государства и вступить в разговор с лицом, ответственным за дела внешней политики. К кругу его обязанностей я причислял также и власовскую проблему. Мне было известно, что во время войны он по своим обязанностям имел соприкосновение с Власовским Движением. Ему должна была быть известна эта проблема. Я считаю неудобным называть здесь его имя. Я не предупредил его о моем посещении, и он узнал о нем только от своей секретарши.

Господин X. принял меня. Мы сидели вдвоем в его кабинете. Я представился ему как власовский офицер, который случайно оказался на свободе, и поэтому просил его разрешить мне не называть себя по имени. Я сказал, что пришел к нему как ходатай за участников Власовского Движения. Их как раз сейчас в многочисленных эшелонах перевозят через советскую оккупационную зону в Советский Союз для выдачи. Этим людям надо помочь. Мой собеседник спросил: