Падение с Земли - Александр Тюрин

— Кто тебе сказал про Дыню? — несколько заинтересовался Рекс.

— Нур, перед тем как задвинуть кеды в угол.

И тут причина интереса мигом прояснилась.

— Ага, значит, это ты устроил бучу в торговом центре. Тебя уже разыскивают, Терентий. — Выражение физиономии у него стало таким, словно я — это пойманная на лету муха.

— Ха-ха, меня разыскивают. Я могу вообще на них облаву устроить. Эти розыскники хреновы, агенты то ли «Дубков», то ли «Вязов» подстрелили Нура, когда я его уже взял за хобот, — чтобы он не успел расколоться… Но он, между прочим, исповедался мне кое в чем. Запись имеется.

Рексова физиономия уже сделалась такой, будто вышеуловленная муха каким-то образом из его ладошки упорхнула. Но вскоре начальственная мудрость вернулась на самую значительную часть тела.

— Ладно, Терентий, никто никого разыскивать не будет. Я все утрясу. А ты с помощью собственной анимы снимешь свою агрессивность и прочее злобство, после чего прекратишь копать это дело. Не возражай… я тебе помогу принять такое решение, отправив в отпуск. Дружок, не морочь никому анус, кроме лиц, специально предназначенных для этого. Будем считать, что ты меч на орало перековал, остается только переправить орало на жевало и е…, ну, в общем, ты меня понимаешь. Съезди в Блудянск или лучше устремись на орбиту, в Хунахуна. Порезвись, помучайся в объятиях электробаб, поработай херцем… Э, зачем смотришь на меня, как пиранья, неужто считаешь наймитом врага?

Рекс заулыбался во все щеки, чтоб никто не мог его спутать с наймитом темной силы.

— Наймитом не считаю, но ты как масло, которое растекается по металлу, а я, как кислота, которая его проедает.

— Черепную крышку ты мне проедаешь. Пойми ты, мы никогда не распутаем дело с караваном. И нечего совать нос в выяснение отношений между «Вязами» и «Дубками». А то ведь оторвут выдающийся твой шнобель вместе с лобной костью. Это тебе, наверное, и Зубов говорил, только не так настойчиво. Сколько в городе бандитизма, вооруженных расчленений и отчленений, они тебя не касаются, что ли? Зазнался, текучку запустил. Чтобы ты окончательно протрезвел, я тебе вот что объявлю…

— Еще воздухом надуйся, грудь вперед, задницу отклячь, чтобы попредставительнее видок был, — попытался урезонить я свежевылупившегося шефа, но тот не желал выходить из роли мэтра.

— Мы, лейтенант К123, существуем лишь в результате соглашения «Вязов» и «Дубков». То есть получаем зарплату, пока занимаемся посягновениями на частных лиц, набегами на кабаки и лабазы, ристалищами с участием алкашей и надравшихся муташек, да уголовкой, в которой засветились старатели и прочая вольница.

— Рекс, ну неужели тебе известно что-нибудь такое, чего не знаю я? В результате какого там совокупления мы появились — мне наплевать. Главное, что мы есть, и это заставляет нас не мочить штанишки. Когда всем пацанам из моей роты в «Мамальфее» стукнуло по пятнадцать, их выстроили на плацу и зачитали приказ: «С сегодняшнего дня всем заиметь собственное „я“ и личное мнение». Похоже, в вашем питомнике ничего подобного не случилось. В общем, через пять минут подам тебе большую просьбу об увольнении.

— С удовольствием приму после такого монументального заявления, достойного мемориальной доски. Но только через месяц. А сейчас марш в кассу за отпускными и премиальными, я туда уже звякнул, так же как и в отдел кадров. Если будешь в Хунахуна, поцелуй от меня Электрическую Бабу в благодарность за мастерство — туда, куда она любит.

Через пять минут я стоял на улице с новой кредитной картой в кармане. Десять тысяч, десять «толстых» имперок — совсем неплохо, дерзай, не хочу. Бутылка водки «Язвенной» — три имперки. Симпампушка-мутанточка на пару палочек — пятнадцать монет. (Симпатичная она, конечно, если только снизу смотреть.) Но билет на межпланетный рейс — полста тысяч.

Несколько раз добросовестно пытался изъять Дыню из головы и проводить себя в турбюро «Интимные маршруты». Не получилось. Вольно или невольно, в качестве временного решения направил себя в секцию развлечений, а именно в «Нарост». Именно здесь мутанты и кучкуются. Судя по кличке, Дыня был именно из них.

Перед входом сунул в прорезь деньгомета кредит-карту и вынул из ящичка пятьсот имперок гафниевыми монетками. Затем сквозь противную — лохматую, сопливую, шестипалую — публику подобрался к стойке. В «Наросте» как всегда царило веселье, звучал и разливался мажорный напев: «Черный ворон, что ты вьешься над моею головой, ты закуски не дождешься, скоро станешь сам едой…» На лица завсегдатаев было немножко тошно смотреть, от их пронзительных голосов немножко вяли уши.

Да, сюда не проползло бы разумное, доброе, вечное, впрочем, никто из присутствующих в этом не был бы виноват.

Бармен — ушастый тролль — даже не стал оборачиваться ко мне, чтобы получше слышать в шуме-гаме, а продолжал протирать бутылки со всякой забористой дрянью для муташки — гемоглобиновкой, кортизоловкой, полигормоновкой и тому подобным.

— Ау, земляк, Дыню тут не видел? — промяучил я в костлявую спину. — У него башка соответствующая, большая, гладкая. За хорошую память получишь полсотни имперок.

Бармен, слегка шевеля ушами, продолжал невозмутимо заниматься прежним нехитрым делом.

— Ага, локаторы работают, значит, понял меня. Ну да, как это естественно: пятидесяти монет стоит амнезия, а хорошая память — полную сотню.

Бармен разлепил уста и сказал «спиной».

— Два дня тому компания послала его в долину Вечного Отдыха налаживать перевозку рудного полуфабриката. После того самого облома.

— Ты общительный дядька. — Я бросил на тарелку причитающиеся монеты. — Именно туда мне и нужно подаваться. Не знаешь ли людей или почти-человеков, которые могли бы меня в это место проводить и были бы там своими? За озвученные твоим ртом знания — двести имперок.

Спина бармена оставалась безмолвной и безучастной.

— Да, пожалуй, за двести монет разве что протанцевать можно, а осмысленные звуки куда дороже стоят. Эй, четыреста имперок просятся из моего кармана наружу.

Бармен по-прежнему не отвлекался от своей работы.

— Понятно. Извини, старичок. Ну, плесни мне хотя бы на три пальца язвовки, только без гормонов и гемоглобина.

Я спрятался со стаканом в темный уголок, который показался наименее страшным, и, меняя увеличение объективов хайратника, наблюдал за местным сборищем, которое простодушный землянин назвал бы скопищем невообразимых уродов. А какой-нибудь средневековый деятель упал бы бесчувственной кучей, решив, что оказался на бесовском шабаше. И правильно. Чего стоят одни «видюнчики» — с выдвижными очами размером с тарелку, — которые можно использовать вместо телескопов. Или «распадники» — у тех руки, да и некоторые другие, члены тела могут, отделившись от остального организма, активно заниматься всяким непотребством. Отдельные руки некоторое время весьма преуспевали на душительском поприще. А сейчас, в основном, таскают выпивку и тырят мелочь из карманов. Отчленяемые же срамные органы, особенно летучие фаллосы (так называемые фаллолеты или вафельницы), немало отличились в статистике изнасилований. Были тут и «сопливцы-прозорливцы» или, как еще говорят, сопляки. Эти товарищи при помощи сморкания оставляют там и сям быстро размножающиеся клеточные колонии, которые способны наблюдать за тем, что творится рядом, с помощью зрительных родопсиновых рецепторов. И в микроволновом диапазоне передавать подсмотренные картинки своему хозяину, отчего тот превращается в станцию раннего обнаружения.