Дом лжи - Дэвид Эллис

еще подумала – надо же, как ледышка… Никаких эмоций. А потом из полицейского управления в Грейс-Парк мы получили информацию о жалобе Саймона на Лорен Лемуан в две тысячи четвертом – это когда отец Саймона обманул его мать и позволил Лорен уйти со всеми деньгами, мать парня покончила с собой, а сам он после ее кончины попал в больницу для нервнобольных, где и провел некоторое время…

– Да, мы это читали.

– Ну вот, а потом мы узнали, как он подставил того борца, которому подмешал что-то в газировку. И еще что сразу после гибели Теда его сын позвонил своему психотерапевту, чего не делал уже несколько лет.

– Короче, одни сплошные звоночки, а доказательств никаких, – говорит Джейн. – Я вот чего не понимаю: зачем ему было ждать аж до две тысячи десятого? Мать-то умерла в две тысячи четвертом. В дурке он пробыл не так долго – месяцев восемнадцать-двадцать, что-то в таком роде. Это две тысячи шестой. Так чего он ждал целых четыре года? И почему вдруг решился в ночь перед выпускным экзаменом в колледже?

Повисает пауза. Все участники конференции задумываются над вопросом Джейн. Вдруг Бренда Таркингтон начинает громко хохотать, а Галли подхватывает.

– Я сказала что-то смешное?

– Нет, сержант, ничего смешного. Мы не над вами смеемся, – говорит Таркингтон. – Просто мы тоже задавали себе эти вопросы. Чего он ждал столько лет? Время шло, он получал образование, диплом престижного колледжа был у него почти в кармане, дальше маячила карьера в престижной юридической школе… Еще чуть-чуть, и он будет в полном шоколаде. Так зачем ему было мстить отцу именно тогда?

– И что вы себе ответили?

– Сами эти вопросы и есть ответ, – говорит Галли. – Сначала мы задали их себе и решили, что парень просто не может быть подозреваемым. Зачем ему было столько ждать? Для чего выбирать момент в самом разгаре выпускных экзаменов, когда совершить убийство крайне трудно, если не сказать невозможно? Зачем вообще убивать, когда впереди престижная юридическая школа, успешная карьера и жизнь?

– То есть он играл вдолгую.

– О да, сержант, – отвечает Галли. – Не то слово.

– Похоже, что это его обычный модус операнди[40], – добавляет Таркингтон. – Как с тем борцом, который обижал его в школе, – он ведь не побежал жаловаться, а выждал момент и отомстил.

– Но с отцом все по-другому, – вмешивается Энди Тейт. – Борец ведь сам напросился. Не трогал бы пацана, ничего и не было бы. А так Саймон использовал против него его же собственные слабости. Он манипулировал им, заставил навредить себе самому, а заодно выложить всю историю того, как он обижал Саймона. В случае с отцом никакой манипуляции не было.

– Не было, потому что не могло быть, – возражает Таркингтон. – Отец был слишком далеко. Они не общались. Чтобы затеять манипуляцию, Саймону пришлось бы слишком часто ездить в Сент-Луис, изучать новый образ жизни отца на месте, нащупывать рычаги давления, строить план действий, а потом, после убийства, еще и отвечать на вопросы о том, зачем он бывал в Сент-Луисе. Нет, с отцом все и должно было быть по-другому. Лучшее, что он мог сделать, это устроить себе непробиваемое алиби и под его прикрытием убить.

– А может, это дело было для него слишком личным, поэтому он и хотел сделать все сам? – говорит Джейн.

– Конечно, может, и так. – Галли на экране поднимает указательный палец. – Но чем больше мы допрашивали его, особенно когда полиция Грейс-Парк помогла нам раскопать подробности той давней истории с борцом, тем больше мы убеждались, что парень – прирожденный, талантливый манипулятор. Так что Бренда, скорее всего, права. У него просто не было возможности организовать что-нибудь в Сент-Луисе, иначе он что-нибудь подстроил бы.

Джейн откидывается на спинку стула, кивает и смотрит на Энди – может, у него есть еще вопросы.

– В общем, ребята, – говорит Галли, – если вы хотите привлечь его за убийство Лорен, что, скорее всего, так и есть, то, во-первых, готовьтесь к тому, что у него припасено железное алиби, а во-вторых, забудьте о стереотипах. Этот парень играет вдолгую, как вы сами сказали. Он планирует все до мелочей. И, конечно, не оставит вам ни единого отпечатка.

Таркингтон кивает и улыбается.

– Он все продумает так, – говорит она, – что грязную работу будет делать за него кто-то другой, причем даже не подозревая об этом.

Хэллоуин

77. Саймон

Без десяти семь. Через десять минут хождения за сладостями прекратятся и, не считая отдельных фонарей, расположенных на приличном расстоянии от домов, Грейс-Виллидж погрузится во тьму. Я, как могу, коротаю время; мимо меня со стороны Таргет проходят двое парнишек постарше – в руках у них магазинные пакеты, подростки почти не наряжены, как подобает случаю, только под глазами нарисованы черные круги: явно надеются, что в последние минуты хозяева домов с радостью сбудут им остатки праздничного угощения.

– Президент Обама! Олл райт! – приветствует меня один из мальчишек и дает мне пять, а сам наверняка удивляется, почему я в перчатках, но без пальто, в одном синем костюме с красным галстуком, какие обычно носил Обама.

У Томас-стрит я замедляю шаг – до дома Лорен отсюда всего полквартала. Навстречу мне движется еще одна группа ребятишек, тоже подростков, но, не поравнявшись со мной, они сворачивают и идут на запад по Томас.

Из чьего-то окна доносится музыка, вполне подходящая для Хэллоуина: вариация темы «Кошмара на улице Вязов».

Вдруг я вижу его и едва не подпрыгиваю от неожиданности: он движется на восток по Томас, в сторону Латроу.

Мрачный Жнец, черный, зловещий, а главное, без лица – его голова скрыта капюшоном.

Ну здравствуй, Кристиан.

* * *

Пятница, 15 августа 2003 года. Наутро после того, как я застукал тебя, Лорен. Застукал с раздвинутыми ногами на угловом столе в кабинете отца, где он трахал тебя до умопомрачения.

Утром пятницы я стоял в дверях кабинета помощников юристов, который ты делила с тремя другими сотрудниками. В груди у меня горело. Руки и ноги дрожали. В животе было пусто, как будто меня выпотрошили.

Ты была в кабинете одна, сидела за столом, перебирала какие-то документы. Увидев меня, вздрогнула. И на короткий миг даже смутилась, как будто сожалея о сделанном.

– Как… как?.. – прокаркал я голосом, сиплым от душивших меня эмоций.

Но ты уже успокоилась и подняла подбородок.

– Мы – взрослые люди, Саймон, и действуем с обоюдного согласия.

– Но как же тогда… как же…

– Закрой дверь, – приказала ты.

Я подчинился.

– Надеюсь, это