Свобода и Магия (СИ) - Вишневенко Максим

Де Камбэрак последовал его примеру и присел левее Ламбера, потом перевёл взгляд на волшебников, вставших возле Готье:

— Я думаю, вам можно присесть там, где вы стоите, всё верно же, Габриэль?

— Да, конечно, — тот кивнул и поднял глаза с тех бумаг, которые разложил перед собой на стоящих Абрабанелей, потом посмотрел на Готье, — Поль, и ты тоже можешь присесть, в ногах правды нет.

— Конечно, — усмехнулся тот и прошёл за стол, сев напротив де Камбэрака справа от Дюбуа. Вслед за ним неспеша присели на свои стулья напротив де Ноайя Серафима и Иосиф Абрабанели.

— И раз все здесь собрались, то я думаю, что можно начать, — голос главы Департамента Магических Происшествий и Катастроф был спокоен. Окинув взглядом сидящих за столом волшебников, он внимательно взглянул на Мишеля Дюбуа, затем движением руки запустил волшебное самопишущее перо, которое стало вести протокол заседания, — Первым вопросом, который нам предстоит сегодня решить, это введение в состав Директории Мишеля Дюбуа, — он сделал паузу, — Взамен безвременно погибшей Калин Нуаре. Есть возражения по поводу введения этого волшебника в состав Директории?

Волшебники ответили ему молчанием либо отрицательным покачиванием голов.

— Тогда если нет возражений, прошу проголосовать тех, кто за включение месье Мишеля Дюбуа в состав Директории Французской Магической Республики? Месье Дюбуа, напомню, что Вы сами голосовать не можете, так как не являетесь членом Директории. Месье Готье, Вы также не голосуете, так как имеете право лишь совещательного голоса, — он поднял свою руку, и его примеру последовало ещё четверо членов Директории, — Единогласно, благодарю за единодушие, — на эту его реплику усмехнулись Мария и Серафима, но Габриэль не обратил на это внимание, — Поздравляю, месье Дюбуа, Вы теперь член Директории, хоть и час этот, без всяких вопросов, можно считать тёмным. Вы хотите что-то сказать?

— Пожалуй, нет, — смущённо улыбнулся Мишель, — Всё же я согласен с месье де Ноайем, слова здесь вряд ли уместны.

— Слова всегда уместны, если они произнесены по-делу, — произнёс спокойным тоном Иосиф, на которого тут же все повернули головы.

— Надеюсь, когда Вам, месье, дадут слово, Ваши слова будут именно такими, — насмешливо произнёс Талейран-Перигор.

— В отличие от Вас, месье Талейран, — прожгла его взглядом Серафима, — Наши слова всегда уместны и важны для остальных.

— Ну, раз второй вопрос повестки мы начали обсуждать раньше его объявления, — улыбнулся Габриэль де Ноай, — Тогда давайте продолжим. Серафима Абрабанель, прошу разъяснить Французской Директории Ваши мотивы и основания, что побудили позавчера опубликовать в прессе свой, не побоюсь этого слова, манифест, — после этих слов Тома́ и Поль заулыбались, а Иосиф нахмурился, — Также я хочу от Вас услышать всё о Вашей связи с террористами, взявшими на себя ответственность за вчерашние взрывы в Берлине, в которых, среди прочих, погибло двое граждан Французской Магической Республики, Калин Нуаре и Клод Лурье.

— Я бы попросил почтенное собрание всё же дать мне высказаться первым, — подал голос Иосиф, внимательно глядя на своего визави.

Неожиданно по оранжерее пролетела почтовая сова, скрывшись куда-то за кустами, окружавшими стол.

— Интересно, что это и кому? — тихо произнесла Мария.

— Мадам Абрабанель, можете говорить, — улыбнулся одними уголками губ де Ноай, — Месье Абрабанель, в Вашей просьбе отказываю, Вы сможете выступить после того, как Директория решит вопрос с Вашей сестрой.

— Хорошо, — поджал губы Иосиф и неспеша утвердительно кивнул.

— Мадам Абрабанель, Вам слово, — Габриэль внимательно посмотрел на женщину в чёрном платье с золотыми всполохами.

— Я не считаю себя виновной, — Серафима поднялась со своего места и с вызовом поглядела на мужчину напротив.

— Вас пока никто не обвиняет, — голос того был спокоен, он поймал взгляд женщины, и та не увидела ни тени волнения в глазах того, кто исполнял обязанности главы Директории, — Вам задали несколько вопросов, мы хотим услышать на них ответы. А что до Вашего мнения по поводу Вашей виновности, — де Ноай задумался и улыбнулся уголками губ, — Сейчас оно Директорию не интересует.

— Ах вот так, — с презрением бросила Абрабанель, — Что, уже решили, кто прав, а кто виноват? Готовы головы рубить, как Кристина в Руане?

— Серафима, Вы уклоняетесь от вопроса, — вздохнул Габриэль, — Я повторюсь, поясните свои мотивы и побуждения к том, чтобы опубликовать позавчера в прессе свой манифест?

— Я бы могла начать юлить, уходя от ответа, — ухмыльнулась та, обводя взглядом сидящих за столом, — Спрашивать, что за манифест, что Вы, месье де Ноай, имеете в виду, но какая разница, все понимают, о чём идёт речь, — она вздохнула и дёрнула головой, пытаясь поправить пряди, спадающие на глаза из причёски, — Я исходила из желания свободы, свободы для всех нас.

Прозвучавшая фраза вызвала возгласы среди сидящих за столом. Дрё-Брезе внимательно смотрела на Серафиму, Талейран-Перигор усмехнулся и покачал головой, Ламбер просто скучающе зевнул, Дюбуа перевёл взгляд с женщины на пожилого мужчину во главе стола.

— Что, вы не знаете этого слова? Вы забыли наше наследие? — тон голоса Абрабанель повысился, с ближайшего куста вспорхнули небольшие птички цвета индиго.

— Продолжайте, Серафима, — вежливо улыбнулся де Ноай.

— Я увидела угрозу нашей с вами свободе, я увидела её в делах, происходящих в Германии. И я не побоюсь этого слова, эти немцы околдовали нашу главу, Кристину Фавр де Поль, что она перешла на сторону техномагии, — на этот пассаж собравшиеся не отреагировали вопреки ожиданиям говорившей, — Именно поэтому я пошла на те шаги, что указала в той статьей, которую Вы, Габриэль де Ноай, называете моим манифестом. Угроза реальна, и угрозу мы все буквально вчера ощутили, увидели во всей красе! — её голос прозвучал громче, невольно приковывая внимание.

— Поясните, пожалуйста, Ваши слова, мадам Абрабанель, — де Ноай был неумолим и спокоен.

— Вчерашняя трагедия в Берлине, суть есть дело рук немецких техномагов. Именно они поставили вне закона турок, именно они, как уже было в тридцатые и сороковые годы прошлого века, разделили общество на тех, кому можно в нём находиться, и всех остальных! Я опасаюсь, что ещё чуть-чуть, и снова по всей земле некогда благородных тевтонов появятся заборы с колючей проволокой и вышками над ними.

— Серафима, вопрос следующий, — Габриэль словно бы не замечал сказанного женщиной, — Вы утверждаете, что теракты были спонтанны, и что немцы сами их спровоцировали?

— Всё так, именно действия Канцлера Германии Августы фон Вальдбург, её политическое решение, высказанное вчера с утра, спровоцировало этот чудовищный акт агрессии, — она держалась высокомерно, тон её был таким, словно она объясняет очевидные вещи.

— Насколько мне известно, в своём послании после совершённых взрывов Али Демир, взявший на себя ответственность за них, не упоминал политических решений Августы фон Вальдбург, — не меняя тона проговорил де Ноай, — В своё послании он вообще не ссылается на какие-либо политические решения.

— Али Демир совершил свои действия, исходя из той ситуации, что сложилась в Германии, — произнесла Серафима также не меняя своего тона, — Он, безусловно, совершил жуткое злодеяние, но в этом полностью повинно руководство Магической Германии.

— Серафима Абрабанель, Вы и Ваш брат отдавали себе отчёт о том, кем является Али Демир, когда приглашали его и его людей в Шармбатон и в Страсбург?

— Мы пригласили их, как представителей того народа, кто подвергается наибольшей опасности, тех, кто нуждается в нашей помощи в эти тёмные времена, — она снова обвела взглядом тех, кто сидел за столом.

— Прошу прощения, — отозвался Мишель Дюбуа, он взволнованно посмотрел на де Ноайя, тот покровительственно кивнул, — Но эти люди совершили ранее ряд преступлений в Магрибе, и в ходе них уже погиб один наш соотечественник, а другой был тяжело ранен, почему именно этим людям Вы, мадам, решились помогать?