Сестры Шанель - Джудит Литтл

И Детройт, где делают автомобили, так что все богатеи находятся прямо на другом берегу реки. Оскар говорит, что его называют Парижем Среднего Запада. Как только устроюсь, сразу подыщу прекрасное место для нашего первого североамериканского бутика!

Пока я говорила, сомнение на ее лице исчезло, и чем больше мы обсуждали, тем больше ей нравилась моя идея. Ее одежду хвалили крупные американские журналы – Women’s Wear Daiyl и Harper’s Bazaar. Конечно же, это мог быть новый рынок сбыта для Chanel Modes. Американцы всегда копировали французский стиль.

– И Канада не так уж далеко, – продолжала я. – Всего три дня на океанском лайнере. Я буду приезжать в Париж не реже двух раз в год. А вы с Эдриенн станете навещать меня. Вместе съездим в Нью-Йорк. Андрэ сможет побывать у нас во время школьных каникул. Может быть, когда-нибудь он даже поступит в Королевский военный колледж, как Оскар.

– Но, Нинетт, – серьезно сказала Габриэль, – это значительные перемены. Ты уверена, что хочешь именно этого? Ты ведь не так давно знаешь Оскара.

Да, в Канаде меня ждали большие перемены. Но в этом была своя прелесть. Меня не заботил престиж, то, какая семья у Оскара, и то, кем он станет в будущем. Главное заключалось в том, что я люблю его, что война закончилась и пришло время жить.

– Не сомневаюсь, – ответила я. – Я люблю его. И это все, чего я хочу.

Она вздохнула, потом обняла меня так крепко и так надолго, словно не хотела отпускать. Наконец отступила назад и оценивающе оглядела меня.

– Как думаешь, Нинетт? Атлас? Кружево? Мы должны начать прямо сейчас. – Она хлопнула в ладоши и широко улыбнулась, ее глаза загорелись. – Нам нужно сшить свадебное платье!

Кроме платья требовалось приданое, и Габриэль наняла швей, которые занимались только им.

Пришла моя очередь готовиться к замужеству.

ШЕСТЬДЕСЯТ ДЕВЯТЬ

Оскар курсировал между Францией и Англией еще несколько месяцев, официально оставаясь на службе в Королевских ВВС. Скоро я должна была стать миссис Оскар Флеминг, женой будущего адвоката, сына одного из самых известных виндзорских семейств. Оскар рассказывал о чаепитиях, танцах, домашних вечеринках, вечеринках в загородных клубах и яхт-клубах, поездках в Детройт, теннисных турнирах, про игру под названием бридж. У его семьи были яхта и загородный дом. Как странно думать, что все, о чем я мечтала в молодости – место в обществе, – вдруг оказалось передо мной, а мне это было не нужно. Теперь мне был необходим только Оскар, компаньон, любовник, муж.

– Я научу тебя, – сказал Оскар, когда я призналась, что не умею играть в бридж.

– Помимо всего прочего я не умею дуть на карты, чтобы отогнать невезение.

– Невезение? – Он улыбнулся. – С меня довольно невезения! – Он поцеловал меня в щеку. – Теперь нас ждет только удача.

Шел 1919 год, и в Париже все были влюблены. Все словно помешались на любви. Романтика рябью расходилась по поверхности Сены, шелестела листьями каштанов. Лилась из бальных залов и кабаре звуками джаза – новой музыки и нового образа жизни.

Женщины снова были готовы одеваться роскошно, и новая коллекция Габриэль получилась изысканной: платья-туники из лучших материалов, украшенные очаровательными деталями, золотой или черной сеткой, тонкой вышивкой из бисера в виде виноградной лозы, бархатными накидками, отделанными страусиными перьями. Я представляла, как буду носить их в Виндзоре в загородных клубах, хотя до сих пор не очень понимала, что такое загородный клуб. Все, что действительно сейчас имело для меня значение, – это то, что я буду под руку с Оскаром, моим храбрым, красивым летчиком.

Моя сестра снова стала прежней Габриэль, обида и боль из-за женитьбы Кейпела сходили на нет. Она сняла виллу в Сен-Клу, за городом, где они могли быть вместе, не привлекая особого внимания.

– Он женат на ней, – говорила она о Диане Уиндхем, – но любит меня.

То была совсем не идеальная ситуация, но она слишком любила его. Она не могла прогнать его, даже из гордости, которой у нее было в избытке.

– Забавно, порой случается такое, с чем, как тебе чудилось, ты никогда не сможешь смириться, и тем не менее ты живешь с этим, – однажды задумчиво произнесла она.

Я планировала привезти в Виндзор по одной вещи из всех коллекций. Как мне нравилось произносить это слово – Виндзор. Словно я королева Англии! Я даже взяла с собой одну из молодых швей, Жанну, в качестве горничной и помощницы при открытии бутика. Каждый день я практиковалась в английском. Я немного его знала отчасти благодаря Бою и Андрэ, который все еще давал мне уроки, когда приезжал на каникулы. Windsor. Mrs. Oscar Fleming. How doyou do? So pleased to meetyou[80].

Все это было так волнительно, все произошло так быстро!

Но иногда, особенно когда Оскар отправлялся на службу в Англию, сомнения все же закрадывались. Не из-за Оскара, а из-за тех, кого я оставляю: Габриэль, Эдриенн, Андрэ. Париж. Все, что мне дорого и знакомо.

И конечно, где-то в глубине моего сердца все еще оставался Лучо.

Мы с Оскаром никогда не говорили о прошлой любви. Он никогда не спрашивал, почему у меня никого нет. В этом не было ничего необычного. Столько французов погибло за долгие годы войны…

Лучше не ворошить старые воспоминания. Я так решила. К чему говорить о том, что было, если можно думать о будущем. Однажды вечером в «Мажестик», танцуя с Оскаром, я наслаждалась его теплом, ритмичными движениями его тела, ощущением его руки, крепко сжимающей мою, когда он вел меня по танцполу. Это была рука летчика, сильная, натренированная в сложных маневрах, быстрым переключением рычагов. Я позволила себе расслабиться, мои глаза почти не замечали другие пары, скользящие рядом или сидящие за столиками, все вокруг утратило ясность очертаний. Но когда мы проплыли мимо входа, появилось лицо, которое я узнала, которое обрело форму.

Лучо?!

Это длилось долю секунды, но в тот момент я была уверена, что это он.

Я вырвалась и, оставив Оскара посреди бального зала, чувствуя, как колотится сердце и пульсируют виски, стала проталкиваться сквозь толпу к дверям. Я осмотрела все: фойе, ресторан, гостиную. Снаружи мои глаза метались между уличными фонарями, изучали темные места, пытаясь разглядеть фигуру в тени.

– Лучо, – позвала я, но ответа не последовало. Мой голос эхом разнесся по авеню Клебер.

Обессиленная, дрожащая, я села на ступеньки. В голове судорожно мелькали мысли – может быть, это не он, может быть, это мое воображение, может быть, это призрак!

Что я делаю?! Я же люблю Оскара!

Не