Мир русской души, или История русской народной культуры - Анатолий Петрович Рогов

фон сделала звездочками-снежинками — получилось необычайно красиво. И главное, ни на какое другое кружево не похоже. Стала таким ленточным узором выделывать косынки, тальмы, покрывала для подушек и даже целые платья.

С чьей-то легкой руки эту манеру назвали вологодской, а саму ленту вилюшкой.

Вскоре к делу подключилась и дочь Анфии Федоровны — Соня. Коклюшки взяла в руки пятилетней, а в десять-двенадцать уже мало чем уступала матери.

Слово опять Софье Александровне Давыдовой:

«Только русское кружево (мерное) и сцепное могут служить образцами местного типичного плетения. Все же остальные кружева вырабатывались постепенно трудами Брянцевых, которые пользовались настолько же каждым новым, занесенным в Вологду образцом, настолько и своей личной, весьма богатой фантазией, чтобы вносить как можно больше разнообразия в свое рукоделие…

В начале шестидесятых годов Брянцева надумала выплетать женские воротники с длинными концами, и мода эта так привилась, воротники так понравились, что выдумщица Брянцева, исполняя многочисленные заказы, стала зарабатывать в день до 60 копеек (а обычно хорошая мастерица получает не более 20–23 копеек)».

К ней стали приходить знакомые и незнакомые, просили обучить новой «вологодской манере плетения». Приводили дочерей, и они вместе с Соней никому не отказывали, сначала обучали только городских по вторникам и четвергам; пять-шесть уроков — и перерыв, пока девочки дома усваивали пройденное, потом снова уроки. С детей состоятельных родителей Анфия Федоровна брала по пятачку в день. Бедные же расплачивались стаканчиком ягод или каким-нибудь лакомством — мать и дочь любили сладкое. Потом нахлынули желающие из ближних и дальних деревень. С крестьянских детей Брянцевы уже ничего не брали. Жили девчушки у родственников или по углам. К десяти утра сходились с узелками, в которых кусок хлеба, соленый огурец или вареная картошка. В час дня подкреплялись и до 4–5 опять плели. Взрослых ходило тоже много: с двенадцатилетних девчушек до сорокалетних женщин — все вместе.

«В течение многолетней деятельности Брянцевой у нее перебывало не менее 800 учениц, получивших возможность зарабатывать себе насущный хлеб. Пример этот единственный в летописях кружевного дела, заслуживающий самого большого внимания, тем более что преподавание плетения кружев предлагалось так бескорыстно лицом, сильно и постоянно нуждавшимся в средствах к существованию».

Давыдова подчеркивает очень важное обстоятельство: Анфия Федоровна и Софья Петровна Брянцева не просто обучали кружевоплетению, — это вологжанки умели и до них, — они обучали именно своей, новой вологодской манере, которая вскоре и превратила Вологодчину в один из самых знаменитых и самобытнейших центров не только российского, но и мирового кружевоплетения, ибо вилюшечный, плавный, мягконапевный узор Брянцевых действительно ведь всегда подобен дивной северной песне:

Ты послушай, млада-милая,

Ты в остатнее, во последнее:

Ты не езди за забыть-реку,

Ты не пей-ко забытной воды.

Ты забудешь, млада-милая,

Ты свою родную сторону.

Ты забудешь, млада-милая,

Ты меня да горюшиночку

Со своим да малым детушкам.

Ох, охти мине тошнешенько,

Моему да ретиву сердцу…

Тут я, сирота, догадалася,

Горюша, я сдомекалася,

Что сыру бору не выгаревать,

Синю морю не высыхивать,

Не плыть камню по поверх воды,

Не бывать моей милой-младе

По поверх земли…

Видите, какой богатый и ритмичный словесный узор, какая пронзительная поэзия! А ведь это очень печальная песня-причет молодой вдовы…

«Несмотря на крайне усидчивую работу в течение всей жизни, почтенная Анфия Федоровна и на 73-м году плела тонкое кружево, вышивала атласники, выделывала всевозможные ажуры на довольно тонком полотне, сама рисовала и даже колола сколки. Все-то она делала с помощью очков, которые, между прочим, чаще всего носила на лбу».

И вот любопытные цифры: к 1880 году на Вологодчине насчитывалось 1100 кружевниц, работавших на продажу, и общий их заработок равнялся 25 тысячам рублей. А в начале двадцатого века там уже было 39 тысяч мастериц, и зарабатывали они в общей сложности один миллион 348 тысяч рублей. За тридцать неполных лет промысел вырос в тридцать с лишним раз. И Брянцевы были одной из важнейших причин этого. Ведь мода на их кружева росла в России как снежный ком с горы. А на все обзаведение для выработки кружев девушке или женщине требовалось всего один рубль тридцать копеек: заказать козелки и коклюшки, сшить подушку да купить материал — нитки. Самое доступное обзаведение было для приработка-заработка.

«В настоящее время, — писал публицист Н. Шелгунов, — кружево плетет почти вся Вологда, или, точнее, все население вологодских чердаков и подвалов или первых этажей. С 8 и до 12 ночи работают, а то и по 20 часов. Заработок же 20 копеек, 25–30 — уже большой. Цены на отечественные кружева в России почему-то до дикости низкие, в десятки раз ниже, чем на заграничные. Бывают случаи, когда кружевничество служит единственным средством существования… Такое кружевное несчастье — это гордое нищенство, не просящее милостыни».

Но людям кружевницы несли только радость, делали их празднично-красивыми.

Очень много труда для развития русского кружевоплетения положила и сама Софья Александровна Давыдова.

Типичная женщина-подвижница семидесятых годов, она не просто первой в России занялась его изучением и описанием. Главным для нее была работа в разных комитетах и комиссиях по поддержке и развитию кустарной промышленности. Поездив по провинциальным городкам России, по бесчисленным, прикрытым соломой деревням и селам, перезнакомившись с тысячами кружевниц крестьянок и мещанок, эта петербургская госпожа в модных шелках не только умом, но и сердцем своим постигла всю тяжесть жизни народной. И потому рядом с историческими, художественными и экономическими изысканиями, рядом с восхищением беспредельной талантливостью русского простого человека на страницах ее книг то и дело встречаются строки, похожие на крик: «Люди! Помогите же русским плетеям! Помогите этим гордым нищим, не просящим милостыни!»

Софья Александровна составляла очень обстоятельные руководства для занятий разными рукоделиями, участвовала в создании специальных складов по сбыту кружев, избавлявших мастериц от алчных перекупщиков. Больше же всего труда она положила на учреждение первой у нас школы кружевниц, которая, по ее проектам, должна была готовить руководительниц кружевоплетения в разных далеких уголках России. Когда такая школа, поименованная Мариинской практической школой кружевниц, была, наконец, открыта в Санкт-Петербурге и ее выпускницы сделали свои первые шаги на местах, кружевная промышленность России всколыхнулась и пошла набирать силу так, как никогда не набирала. О Вологодчине уже говорилось. Почти в три раза увеличилось число кружевниц в Орловской губернии, в Мценске, Ельце, их там стало 34 тысячи. С 7 тысяч до 14 вырос отряд мастериц Михайловских на Рязанщине. А всего по стране