Выскочка из отморозков - Эльмира Нетесова

— А мне так и сказал, что дальше собачьего тренера не продвинусь, — понурился Димка.

— Чего так? Когда сказал?

— После того выезда с операми, по вызову. Меня как стажера взяли. Да говорил я вам.

—Не помню!

— И я не слышал…

— Короче, соседи позвонили, мол, в квартире на одной с ними площадке женщины и ребенок дурными голосами орут. Их режут, или пытают, или убивают. Приезжайте скорее. Мы приехали. В той квартире никто не открывает. Высадили дверь. А там две бабы, обе в лежку пьяные, с ними девчонка лет пяти. Все в кровище, в порезах. И ничего толком понять не можем, что произошло? Сами набрались или споили? Одна из баб связана, рядом кусок стекла в крови. Только к ночи разобрались, что к чему. Это дочка с матерью из-за мужика передрались и чуть не угробили друг друга. У молодой бабы горло порезано, у старой — вены. Оказалось, мамка хотела отбить мужа у дочки. Та ей горло чуть не до плешки раскроила, потом испугалась и себе вены повредила. Ну а девчонка, видя все, чуть не сдвинулась. Вызвали «неотложку», баб в больницу, а я решил проверить ванную, туалет и кухню. Ну и все, попал как лопух. Меня на кухне ротвелерша припутала. И за самые яйца…

— А как она там оказалась?

— Закрыли загодя. А я открыл. Ей плевать, виноват иль нет. Вцепилась, и все. Думал, с корнями вырвет. Ну, так-то загремел в больницу вместе с бабами теми. Врач меня осмотрел, посмеялся, наложил повязку и сказал, что случалось и хуже', а тут я отделался легким испугом. Мол, удивительно, как ротвейлерша не успела сжать челюсти, уж не попали ль вы в зубы к бабке с порезанным горлом? А то она до сих пор кричит: «Митя, голубчик, где ты?» Того зятя тоже Митькой звать! Тезка, чтоб ему пусто было…

— А как ты от собаки вырвался?

— Опера помогли. Так врезали, что медведь загнулся б. Я как чумной оттуда выскочил. А опера растрепались, теперь евнухом зовут. Захаров посоветовал впредь миску в штаны подкладывать для безопасности.

— Куда? Сзади или спереди? — хохотал Антон.

— А тетки живы иль поумирали? — спросил Илья.

— Обе проперделись. Зашили их, заклеили, заштопали, и через неделю я видел, как хахаль обеих домой забирал. Старая баба все порывалась за бутылкой слинять. Так мужик всем своим интимом клялся, что выпивон дома ждет. Вообще я вам скажу, бабы живучие, как кошки. Если б эти двое вот так уделали своего мужика, он враз бы помер, не дожил бы до «неотложки».

— А ребенок? С девчонкой что? — не унимался Илья.

— Ее соседи приютили, не отдали нам. Так она вместе с мужиком за бабами приехала.

— Ты откуда знаешь?

— В больнице их навещали вместе со следователем.

— И что?

— А ни хрена! Те бабы нас во всем обвинили. Мол, сами никого не вызывали. В помощи не нуждались. Обычная бытовая драка случилась, ничего особого, а вот мы им навредили — двери высадили. Теперь их ремонтировать придется, но за чей счет? У самих денег нет. Пусть милиция шевелится. Не то через суд заставят, в жалобах утопят!

— Ни хрена себе! — выругался Борька.

— Вот за это самое и получил я от Захарова. Мало было мне, дураку, с заклеенными яйцами ходить, так еще и дверь ремонтировал. Но с тех пор не ездим на бытовые вызовы, пусть сами алкаши разбираются.

— А мы вчера на вызове были. Ребенка достали из мусоропровода, — сказал Илья.

— Живого?

— Какой там? Мертвый, конечно. Чуть больше года. Опросили жильцов подъезда, никто ничего не видел, как всегда. Десятками лет на одной площадке живут люди, а друг друга не знают и не общаются.

— А ребенок чей? — не выдержал Борис.

— Два дня искали, нашли мамашу, с девятого этажа она. Пьяная пошла выносить мусор с ребенком на руках. И выкинула все. Даже не спохватилась. Сказала, что матери звонила, узнавала, не забрала ли она сына. Сама все запамятовала, Когда в морге увидела — орала как сумасшедшая. Клялась, мол, больше в рот не возьмет.

— А муж ее как?

— Да у нее их полгорода. Теперь в следственном изоляторе сидит лярва!

— Как думаете, будут ее судить? — спросил Борис.

— Кто о том знает? Наше дело выполнено, дальше суд ' решать станет. Но я бы эту стерву до конца дней из зоны не выпустил, — помрачнел Илья и добавил: — Уж лучше в приют отдала бы!

— Насмешил, Илюха! Да приют переполнен. Знаешь, сколько баб, родив, от детей отказываются?

— Почему?

— Растить тяжело. В основном рожают соплячки, кому врачи в аборте отказали. А куда ей, она сама зеленая, на ногах не стоит. Дома с дитем не примут, выгонят.

— Но не сама по себе, кто-то ей сделал ребенка, он-то как? — удивился Борька.

— Молча! Он еще сотне девок заделает детей. Что ж теперь всех растить станет? Да и глянь на них, этих родителей, — наркоманы и сифилитики, городская перхоть, их людьми нельзя назвать — сплошь дети подземелья. Скоро и тебе, Борис, предстоит их отлавливать. К празднику всегда город чистят от дерьма.

— Не понял! А мне они зачем?

— Да никому дерьмо не нужно. Но на неделю забьют ими все. больницы и камеры. А праздник пройдет — вытолкают взашей, чтоб голову не морочить. Теперь бродяг, проституток и наркоманов полно. Прокорми такую ораву?! Да еще место на нарах сыщи! Где набраться? В городе, помимо них, хватает воров и воришек, бандитов и киллеров. На этих камер мало, — хмурился Илья.

— Нас на следующей неделе отправляют в изолятор на практику, на целых две недели! Пацаны хохочут, мол, конкретно в обезьяннике побываем. Там все, в натуре.

— Наша группа после вас пойдет в зоопарк! Ох и наслышались мы про зверинец. Мой кореш Серега уже побывал, такое рассказал, аж шерсть на коленках дыбом встала.

Нас теперь ничем не удивишь! — отмахнулся Димка.

— Как сказать! Я тоже не думал. А послушал, и жутко стало сразу.

— Что же рассказал корефан?

— В камерах друг на друга в карты играют. Кого проиграли, опетушат или уроют. И все тихо, никто не пикнет.

— А охрана что? Слепая?

— Кто ей скажет? Проигранный? Пока разберутся, если станут разбираться, вякнувшего уже уроют. Но с мучениями и глумлением.

— Почему? — вылупился Борька, в ответ ребята громко хохотали:

— Борис, такие вопросы не задавай. Хоть как-то помогать или что-то рассказать ментам считается западло. Их, когда узнают о связи с ментами, в живых не оставляют. Понял?

— Дошло, — погрустнел Борис.

— Не кисни. Работа у нас, конечно, не клевая. Многие прикипаться будут, наезжать, а при случае и булыжником по голове погладят…

— Да и с пистолетом, а то и автоматом засаду устроят иль облаву сообразят, в квартиру вломятся. Мы о том не только наслышаны, а в похоронах участие принимали, всей школой провожали в последний путь…

— Кончайте новичка пугать. У него небось полный дом родни, баба на печке ждет в родной деревухе, а вы до мокрых штанов довели человека, разве так можно? — ухмылялся Димка.

— Пусть заранее знает, на что идет. Потом обратный ход не даст. Мы еще не менты, только легашата, а уже хлебнули всего. Считай, каждый второй из группы, побывавший на практике, имеет ножевые и огнестрельные ранения. А спросить бы, за что? Ведь вот двоих поймали, ворюги махровые! Стреляли в наших потому, что те участвовали в облаве…

— А они живы? — спросил Борис.

— Кто?

— Курсанты.

— В прошлом году троих схоронили. Наркоманы убили… Поймали. Но ребят не вернешь, обидно. Толковые были пацаны.

— Еще недавно за убийство работника милиции расстрел давали, а теперь — срок.

— Ребят, я все хочу спросить, в нашей школе девки учатся или нет? — поинтересовался Борис.

— Ну, ты крутой пацан! Не успел порог перешагнуть, уже о девках заговорил. Молодец! Не теряешься!

— Да этого весь верхний этаж! Как грязи! Не пойму, зачем их взяли сюда? Не бабье это дело — работа в ментовке!

— морщился Илья.

— Короче, оглядись, оцени, подумай. Неделя в запасе у тебя есть. Но не больше, — предупредил Антон.

— А завтра у нас дискотека, своя, в красном уголке. Вот там и познакомишься с нашими ментовками. Не захочешь с ними, городскую приволокешь, если успеешь познакомиться.