Бойня 1939–1945. Не Вторая Мировая, а Великая Гражданская! - Андрей Буровский

Коммуникации растягивались, каждый килограмм грузов становился золотым, если везти его военными эшелонами через всю Европу, защищая и спасая от бандеровцев и Армии Крайовой.

Фронт расходился к востоку «наподобие воронки», требуя все новые контингенты войск, техники, снаряжения. А их не было и взять невозможно ниоткуда.

Группы армий наносили удары по расходящимся направлениям (на Ленинград, Москву, на юг), все хуже удавалось поддерживать взаимодействие между ними. Командованию Вермахта пришлось проводить частные операции по защите флангов группы «Центр». Эти были удачные операции, но приводили к потере времени и трате ресурсов моторизованных войск.

К тому же куда важнее идти? На Ленинград или на Ростов? Генералы спорили, делили невеликие ресурсы. Когда против советского Юго-Западного фронта бросили только одну танковую группу, она уже не смогла взять в «котел» войска противника, как под Белостоком, Минском и Киевом.

Значит, все с самого начала было безнадежно?! Вовсе нет. Но чтобы завоевать такую громадную страну, нужно было больше войск. А для войны в стране с континентальным климатом нужны были те, кто в состоянии его если не любить, то хотя бы спокойно переносить.

Сами нацисты из идейных соображений отказались от пополнения армии, не захотели увеличить ее в два-три раза. Это было безумное, самоубийственное решение.

Но самый серьезный просчет: нацисты недооценили ресурсные возможности СССР.

Для любой европейской страны разгром лета 1941 года стал бы полным крахом всей политической и экономической системы. В СССР не стал по трем причинам:

1) СССР получал поставки от англосаксов, то есть присосался к их колониальным империям.

2) СССР сам себе колония. Урал, Казахстан, Дальний Восток и Сибирь — кладовая всего, что только возможно. В них уже до войны стали расти новые промышленные районы, причем и КАТЭК, и Магнитогорск, и Кузбасс по своему потенциалу сравнимы с Руром или Манчестером.

Нацисты захватили территории, на которых находилось 70 % промышленного потенциала СССР? Так эвакуировать промышленность на восток! В те места, где нацисты ее никогда не достанут. Туда, куда они и сами не собирались дойти, например за Иртыш.

Станки эвакуированного завода прибывали на станцию, их сгружали прямо в снег… подводили энергию… И тут же начиналась работа. А уже потом над станками делали хоть какую-то крышу.

3) Сверхцентрализация власти и экономических ресурсов в руках правительства позволила СССР очень быстро создавать новые предприятия. «Подвиг тыла» достигался чудовищной эксплуатацией людей, невозможной ни в какой другой стране, кроме Китая и колоний Британии и Голландии.

Нигде больше нельзя было переместить такие же массы людей на нужное властям расстояние, в нужное место и заставить их делать то, что нужно властям. У нас до сих пор воспевается и поэтизируется поведение 14-летних рабочих, которые ложились спать тут же, в цеху, а через несколько часов опять вставали к станкам. Но китайские кули и индусские рабочие на плантациях хотя бы пытались восставать. В СССР война списывала все, в том числе чудовищную норму эксплуатации. А кто протестовал — попадал в ГУЛАГ и там тоже работал так же, но уже подневольно.

К октябрю 1941 года от кадрового состава Красной Армии осталось лишь 8 %. Она существовала лишь за счет ежедневного пополнения вновь призванными новобранцами и запасниками.

Нацисты ожидали, что к третьему месяцу войны они встретят не более 40 новых дивизий Красной Армии. На самом деле только летом 1942 года на фронт направлено 102 новые дивизии Красной Армии (плюс к уже развернутым 222).

Уже под Москвой, в ноябре 1941 года, нацисты столкнулись с совершенно новой для них психологией советских. Во многом это и правда были «другие русские». Это были и те, кто с самого начала хотел воевать с ними. И русские из совсем других частей страны.

В истории России много раз сказывалось обилие ресурсов. Колоссальные просторы лесов и степей давали возможность быстро восстановить разрушенное и потерянное. Страна была «распахнута» на восток: к Заволжью, Уралу, Сибири с их почти неограниченными возможностями.

В 1571 году крымский хан Девлет-Гирей нападает на Русь, захватывает Москву. Татары — это далеко не литвины и не поляки! Число убитых называют разное — от 50 тысяч до 500. Колоссальное различие в оценках доказывает одно: никто, как всегда, не считал. Москва выгорела полностью, город на какое-то время исчез.

Для любой другой страны это стало бы окончательной катастрофой. Ни Лондон, ни Милан, ни Париж не восстановились бы десятилетиями, а то и захирели бы навсегда. Любое государство исчезло бы с политической карты как реальная сила.

Но в верховьях Москвы-реки еще полно невырубленных лесов. Срубы сплавляют по реке на плотах, и через считаные годы город восстановлен. Обилие свободных земель позволяет быстро компенсировать потери за счет того, что есть чем кормить нарождающихся детишек. Считаные годы — и колоссальные потери компенсированы.

Так же и в XVII веке. Украинская война выиграна за счет перевооружения армии — ценой истребления сибирского соболя. И в XIX веке Москва, спаленная пожаром в 1812 году, полностью отстроена к 1818-му.

Мало освоенный, диковатый Восток порождал и другую психологию. В 1612 году русские с востока страны, из Поволжья, шли против русских же людей из Западной Руси, из Великого княжества Литовского и Русского.

У них было разное отношение к жизни… Как сейчас модно говорить, «другой менталитет».

Нацисты плохо знали историю. Очень плохие аналитики. Они не предвидели ни громадности ресурсных возможностей СССР, ни тем более появления армий с совершенно другой психологией, чем у жителей западной части страны.

Не надо думать, что в 1941 году вся Красная Армия поголовно хотела бежать и сдаваться. Части, которые воевали, в июне — сентябре 1941 года ничего не могли изменить, но они были.

О блестящих операциях под руководством А. Власова я уже писал.

99-я стрелковая дивизия полковника Н.И. Дементьева трижды выбивала части Вермахта из Перемышля. Только 28 июня дивизия отошла от берегов реки Сан и в полном порядке пошла на восток.

1-я противотанковая бригада прикрывала Луцк и Ровно. 43-я и 34-я танковые дивизии громили врага под Дубно.

2 июля по переправлявшимся через Березину частям Гота и Гудериана ударила 1-я мотострелковая Московская Пролетарская дивизия. Нацисты отмечали, что впервые в бою появились танки Т-34. Никаких танков мотострелковой дивизии изначально не полагалось. Но красноармейцы обнаружили на станции Орша 30 брошенных бесхозных «тридцатьчетверок». И ввели их в бой… А сотни танков 6-го и 11-го мехкорпусов были просто брошены!

По планам нацистов они должны были овладеть пограничной Брестской крепостью к 12 часам дня 22 июня. В 3 часа 15 минут по крепости открыли ураганный огонь. В 3.45 начался штурм. К 9 часам утра больше половины гарнизона бежала. Остальные 3–4 тысячи человек перешли в контратаку. С этого времени началась крайне ожесточенная борьба буквально за каждый метр и за каждое помещение.

Возглавили оборону майор П. Гаврилов, комиссар Фомин и капитан Зубачев. Старшие офицеры давно сбежали.

Ежедневно защитникам крепости приходилось отбивать 7–8 атак. Нацисты применяли легкие танки и огнеметы. 29–30 июня нацисты предприняли непрерывный двухдневный штурм крепости, овладели штабом Цитадели, взяли в плен до 400 человек, в том числе И.Н. Зубачева и Е.М. Фомина. Один из пленных тут же выдал Фомина как комиссара. Его тут же расстреляли. Зубачев впоследствии умер в лагере для военнопленных.

Организованная оборона крепости на этом закончилась. Оставались изолированные очаги сопротивления, их подавили в течение следующей недели. Остались одиночные бойцы, собиравшиеся в группы и вновь рассеивавшиеся в подземельях крепости. Некоторые смогли прорваться из крепости и уйти к партизанам в Беловежскую Пущу. Большинство погибли или сдавались поодиночке. Подробности мало известны. Надписи на стенах крепости сохранились до сих пор: «Нас было пятеро Седов, Грутов, Боголюб, Михайлов, Селиванов В. Мы приняли первый бой 22 июня 1941. Умрем, но не уйдем отсюда. 26 июня 1941»; «Умираем, не срамя»; «Умрем, но из крепости не уйдем». Одна из надписей на стене в подвале крепости гласит: «Я умираю, но не сдаюсь. Прощай, Родина. 20.VII.41 г.». Подписи нет.

Командование 45-й дивизии Вермахта не ожидало таких потерь. В дивизионном рапорте от 30 июня 1941 года говорится: «Дивизия взяла 7000 пленных, в том числе 100 офицеров. Наши потери — 482 убитых, в том числе 48 офицеров, и свыше 1000 раненых».

Для сравнения: в ходе польской кампании за 13 дней та же 45-я дивизия Вермахта, пройдя с боями 400 км, потеряла 158 убитыми и 360 ранеными.