Я - Кукла. Сборник повестей - Евгений Кукаркин

— Я ни чего не понимаю. А как же Мишка? Ведь он знал и догадывался, что вы причастны к моему делу.

— Да Мишка кто? Навозный червяк. Тогда он меня упустил. Пока искал, время пришло другое, а теперь он мне пятки лижет. Я же купил все Мишкино начальство. Хочешь докажу, что это так. Смотри.

Владимир Русланович набрал номер невидимого мне телефона.

— Гриша привет. Да, да, я. Как сын, поступил? Я говорил же, что все будет в порядке. Конечно. Хорошо. Послушай, у меня к тебе есть маленькая просьба. В изоляторе КГБ сидит хороший малый, Скворцов Александр Максимович. Выпусти его, под мою ответственность. Что значит не можешь? Ты попытайся. Да его завтра же размажут об стенку. Значит сделаешь? Договорились. Пока.

Вошла Анна, симпатичная чеченка с подносом в руках. На нем стояла бутылка коньяка, две рюмочки и горка бутербродов с кусочками лимона на каждом.

— Вот Владимир Русланович. Я могу идти? Ой…

Владимир Русланович ущипнул ее за ягодицу.

— Иди, иди, радость моя.

Анна вспыхнула и быстро испарилась.

— Давай Саша, выпьем за твою новую жизнь. Завтра тебя освободят. Я тебе дам адрес, где будешь жить, а работать будешь не у меня, у другого хорошего человека, тоже в обиду тебя не даст. У меня нельзя вольному, закрытое предприятие.

Мы выпили, вспомнили и уточнили причины провала нашей операции.

— Ведь твои Мишка. — говорил Владимир Русланович.

— Он не мой.

— Неважно. Мишка лапшу тебе на уши вешал, утверждая, что пошел служить в армию. Он год проучился на спец курсах КГБ и пошел в народ, как народоволец, выявлять неугодных вроде тебя и меня. Сексотом стал.

— Вроде, ему повезло. — заметил я.

— Повезло. Но дерьмо всегда останется дерьмом. У тебя руки, голова, а у него что…нюх, да и тот разбитый.

— Разбитый, не разбитый, а меня он тогда поймал.

— Это я виноват. Если бы не приборы, мы бы до сего времени шлепали монеты. Ты не стесняйся Саша наливай. Я у тебя в большом долгу. Обещаю буду поддерживать все время. Если что, не сомневайся, все сделаю.

— А где Измаил?

— Здесь, где ему быть.

— Как здесь? Я его не видел.

— Его тогда так и не поймали, потом я его нашел и перетащил сюда. Года два уже здесь работает. Ты с ним встретишься, когда выйдешь на свободу. Да ты пей Саша, пей.

Мы распили всю бутылку и я с хорошим настроением пошел в камеры изолятора.

Меня действительно, на следующий день отпустили из изолятора, выдав паспорт и деньги, и я пошел искать адрес, переданный мне Владимир Руслановичем

.

Дверь открыла молоденькая девушка с испуганным личиком. Ее кудряшки нервно вздрагивали на чистой коже лба. Она была очень пропорционально сложена и длинная шея поддерживала голову с челкой и стянутыми волосами в кичку.

— Вам кого?

— Мне сказали, что здесь свободная комната.

— Кто сказал?

— В милиции.

Она поежилась.

— Вы русский.

— Да.

— Это уже легче. Мама, — крикнула она в коридор. — Здесь новый жилец пришел. Слава богу, русский.

Вышла полная женщина, протирая руки полотенцем.

— Антонина Павловна. — представилась она, протягивая руку.

— Александр Максимович.

— А это Галя, моя дочка. Галочка покажи комнату.

Кичка вздрогнула и повернулась ко мне. Головка стала удаляться.

— Идемте, — раздался голос в коридоре.

Комната имела полужилой вид. Стол, шкаф, буфет, кровать и четыре стула.

— Вы не курите? Хорошо. А то прежний хозяин смолил, аж стены закопченные оставил. — А что с ним?

— Уехал в Россию.

— А вы?

— Нам некуда. Мои родители из Белоруссии, а там во время войны немцы всех родственников вырезали. Других нет.

— Ну что ж, остановлюсь здесь.

— Что у вас, вещей нет?

— Нет. Ограбили добрые люди.

— Здесь везде так. Хожу теперь только по своему району. Здесь меня все знают, а стоит только в другой попасть, того и гляди, разденут и изобьют.

— И давно такая здесь обстановка?

— А вы сами от куда свалились, что ничего не знаете?

— Из-под Александровки, Московской области.

— Там наверно тишь и благодать, а здесь, только и слышно: «Прирежем и прирежем».

— Ладно Галя, я надеюсь скоро этот бедлам кончиться.

— Хорошо бы.

Мой новый хозяин, Александр Закирович, встретил меня, как близкого родственника.

— Кто пришел? Дорогой. Ты лучший друг Владимир Руслановича, теперь ты мой друг. Русланыч просил, что ты пожелаешь, все для тебя сделать. У тебя есть желание?

— Есть. Нужна пушка с патронами. Нужна жратва. Деньги какие-нибудь.

— Фу, это все ерунда. На, — он вытащил из стола настоящий новенький кольт 38 калибра и несколько коробков патронов к нему. — Возьми. Еду и деньги получишь после работы. Хорошо. Сейчас к делу. Видишь.

Он достал из кармана сто рублевые монеты, последней чеканки монетного двора. Они были двух типов. Одни с золотым кружочком по центру, другие без.

— Как, можно сделать?

— Можно и те, и те.

— А когда будет первый выпуск, если мы тебе все дадим.

— Через 17 дней.

— По сколько можешь выпустить?

— Сколько закажешь форм. Каждая форма дает в день 430 монет.

— Постой, постой, дай я сейчас подсчитаю.

Хозяин вытащил из кармана калькулятор и начал в бешеном темпе нажимать на кнопки.

— Нужно 5 форм. — сказал он.

— Шесть, — уточнил я. — Одна должна быть все время запасной.

— Пойдет.

— Эй, Зур, отведи Сашу в мастерские, да что ни попросит, сделай сразу.

Здоровый черный увалень кивнул головой.

— Пошли.

Мастерская как мастерская, но есть все оборудование и все материалы. Работают в основном русские, есть чеченцы, ингуши и даже еврей.

— Александр Максимович.

Позвал кто-то меня. Я обернулся. У дверей стоял Измаил. Мы, на глазах у всех обнялись.

— Живой черт.

— Зачем черт. Просто живой. Вам зато здорово досталось, Александр Максимовирч?

— Досталось, Измаил. Мы с тобой после работы поговорим, а сейчас, познакомь меня с хозяйством.

— Пойдем.

Мне дали кучу этих парней и мы начали готовить пресс-формы, варить сплавы и прокатывать их в листы. Началось изготовление первых экспериментальных монет.

Я пришел домой поздно. В руках у меня были мешки с консервами, фруктами, хлебом и даже с бутылкой водки. Все отдал Антонине Павловне и она была отчаянно этому рада.

— Мы почти давно все продали, правда муж получает на работе зарплату продуктами, но что это на троих человек.

— Где он работает?

— На нефтяном комбинате.

— Думаю, будет вам теперь полегче.

Первую, более похожую, монету получили через 11 дней. Хозяин долго восхищался ей, потом помчался кому-то показывать. Через 20 дней, мы вышли на выпуск 2500 штук монет в день.

Обстановка в Чечне накалялась. Все чеченцы и ингуши из мастерской ушли в военизированные отряды. Производство монет спало.

Хозяин позвал меня в свою контору.

— Послушай друг. Выполни срочный заказ. Один хороший человек едет в Санкт-Петербург к своим друзьям. Те хотят наладить сбыт жетонов для метро. Не мог бы ты наделать ну так тысяч сто? Металл дам, там даже паршивая медь идет. Вот жетон, смотри.

Это была примитивный окислившийся жетон.

— Хорошо, попытаюсь сделать. Когда друг уезжает?

— Через неделю.

— Сделаем. А что делать со сторублевками?

— Сколько можешь, делай.

— Будут работать две прессформы.

— Договорились. Саша, я хочу тебе сказать, у нас все неспокойней и неспокойней. Владимир Русланович предполагает, что события поворачиваются к потасовке с Россией. Мы к своим русским относимся неплохо, но чем черт не шутит. Заваруха будет наверно к новому году. Может ты уедешь временно в деревню или другое место, мы тебе адрес дадим.

— Нет. Я не думаю, что Русские пойдут воевать. Здесь же полно их соплеменников, если что случиться, их просто вырежут.

— Это чушь, хотя психов полно и у нас. Но ты, Саша, зря отказываешься.

После работы, я пошел на телеграф и отправил Маше телеграмму: «Если ты еще ко мне хорошо относишься и помнишь, прими из Грозного семью беженцев. Я дурак. Я любил тебя всегда. Ответ до востребования. Грозный. Саша.»

Через два дня пришел ответ: «Пусть беженцы выезжают на мой адрес. Как жаль, что прошло столько лет и от тебя не было ни строчки. Поезд ушел. Маша.»

Их было трое. Грязные черные шапочки на голове, небритые щеки и черные жесткие глаза.

— Ты, русская свинья, не одолжишь свою сумку и кошелек.

У двоих автоматы закинуты за плечо, третий стоит в полуоборот и ствол АК смотрит мне в лоб. Неприятный озноб охватил тело.

— Хорошо, возьми.

Я протягиваю сумку, тому кто стоит в полуоборота и делаю вид, что полез за бумажником.