Славянские колдуны и ведьмы - Александр Николаевич Афанасьев

лучше и послал Бельского объявить чародейкам, какая ожидает их казнь за ложное предсказание. «Не гневайся, боярин, – отвечали они, – день начался с восходом солнца, а кончится только с его закатом».

Между тем царь собирался играть в шахматы, начал было расставлять шашки, но вдруг упал в обморок и вскоре затем испустил последнее дыхание[838]. Под 1570 годом в Псковской летописи находим интересное свидетельство, что Иван Грозный по возвращении из Ливонского похода приблизил к себе «немчина лютого волхва, нарицаемого Елисея, и бысть ему любим». Это был медик Бомелий, родом голландец. Он навел на царя «страхование» (боязливое недоверие к своим), «на русских людей царю возложи свирепство, а к немцам на любовь приложи». Это влияние иноземца летописец объясняет так: узнали безбожные немцы посредством гаданий, что быть им от русского государя разоренным до конца, и того ради прислали к нему такого злого еретика, «понеже русские люди прелестни и падки на волхование»[839].

Из крестоцеловальных записей на верность царям Борису Годунову, Василию Шуйскому и Михаилу Федоровичу видно, до какой степени сильна была в ту эпоху вера в возможность и могущество волшебных чар; по всем городам и селениям подданные обязаны были клясться: «…а лиха мне государю, царице и их детям не хотети, не мыслити и не делати никоторою хитростию – ни в естве, ни в питье, ни в платье, ни в ином чем никакого лиха не учинити, и зелья лихаго и коренья не давати и не испортити; да и людей своих с ведовством да со всяким лихим зельем и с кореньем не посылати, а ведунов и ведуней не добывати на государево лихо, и их, государей, на следу всяким ведовским мечтанием не испортити, ни ведовством по ветру никакого лиха не посылати и следу не выимати». Всякий, кто узнает о подобных злых умыслах другого человека, должен схватить его или сделать на него извет[840].

О Борисе Годунове, еще правителе при царе Федоре Ивановиче, рассказывается в одной современной повести, что он по разным городам собирал волхвов и кудесников и их «волшебством и прелестию сотвори, яко и сам царь Федор Иванович вельми любляше его». В Морозовскую летопись занесено любопытное известие, будто волхвы предсказали Борису, что ему суждено царствовать, но что царствование его будет недолгое: «…призвав к себе волхвов и волшебниц, и вопроси их: возможно ли вам сие дело усмотрети… буду ли я царем? Врагоугодницы же ему сказаша: истинно тебе возвещаем, что получивши желание свое – будеши на царствии московском; только на нас не прогневайся… недолго твоего царствия будет, только семь лет. Он же рече им с радостию великою и лобызав их: хотя бы седмь дней, только бы имя царское положити и желание свое совершити!»[841]

В старину ни одно важное дело не обходилось без обвинений в чародействе, и вот когда началось следствие об убиении царевича Димитрия, то в числе показаний, отобранных от различных лиц, встречаем и такие: была у Михаила Битяговского юродивая женочка и хаживала к царице Марье[842] «для потехи», и как царевичу приключилась смерть, царица Марья приказала ту женку отыскать и убить – за то, что она царевича портила; а Михайло Нагой велел убить Битяговского, который с ним почасту бранивался и уличал, будто он добывает на государя и государыню ведунов и хочет их портить. Между этими ведунами назван был Андрюшка Мочалов, которого предписано было сыскать и в оковах (по рукам и ногам) привезти в Москву с великим бережением; что было потом с Мочаловым – неизвестно[843].

Ко времени царя Федора Ивановича относится розыск над ведунами, которые сгубили в Астрахани крымского царевича Мурат-Гирея. В 1591 году, рассказывает летопись, басурмане прислали из Крыма ведунов, и те испортили царевича. Воеводы, видя его болезнь, привели к нему лекаря-арапа. Лекарь отозвался, что «его излечить не можно, покаместа сыщет ведунов, кои его портили; и взя с собою людей русских и пошел в юрты, и в юртах переимал ведунов, и приведе к нему и муча их… Ведуны ему рекоша: буде де кровь их не замерзла[844] ин де можно пособить. Тот же арап, многий знатец, повеле им ведунам из себя метати кровь в лохань. Они же из себя выметали всю кровь, кои татарове и татарки перепорчены с царевичем». Лекарь спросил: «Коево чья кровь?» «И они начата сказывати все по ряду; коя де кровь не замерзла, и тою кровью помажут которого татарина или татарку, и он жив станет; царевича же кровь и царицына все замерзли, и они сказали, что им живым не быть». Воеводы дали знать о том в Москву; царь Федор послал в Астрахань Астафья Пушкина и велел ему учинить розыск и «тех ведунов пытать накрепко, по чьему умышлению царевича и царицу и татар испортили. И пытав их, государь велел пережечь».

По приезде в Астрахань Пушкин принялся за пытки, но ничего не мог доискаться. Тогда пришел арап и посоветовал вложить колдунам в зубы конские удила, повесить их за руки и бить не по телу, а по стене против них, «и они все почали сказывати. Воеводы же, пытав их, велели жечь; а жег тот же арап своим мастерством. А как стали их жечь, и туто слетелися сорок и ворон многое множество… и как их пережгли – и они (птицы) все исчезли. А на пытках те ведуны сказывали, что портили царевича и царицу и татар – пили из них из сонных кровь»[845]. Вероятно, смерть татарского царевича, его жен и людей произошла от тайной отравы, но была приписана ведунам, на которых (как мы знаем) нередко падало обвинение в том, что они высасывают человеческую кровь. Летописец передает это событие по тем слухам, какие ходили о нем в народе, и потому обставил свой рассказ суеверными подробностями, очевидно заимствованными из народных преданий о колдунах и вампирах.

Приведенные на пытку, ведуны «морочили» своих палачей, отводили им глаза и до тех пор оставались нечувствительными к мукам, пока хитрый лекарь не научил ударять по стене. По воцарении Бориса Годунова он подозрительно смотрел на окружающих его бояр, из которых многие вели свой род от Рюрика, а другие были в свойстве с вымершим царским домом. Опасаясь крамол, он охотно выслушивал доносчиков, награждал их поместьями и деньгами и тем самым поощрял боярских холопей к шпионству и ложным изветам на