Венец безбрачия - Ольга Свириденкова

— До вечера, Андрей Евгеньевич.

— До вечера, мой ангел, — сказал Самборский, благоговейно склоняясь к ее руке.

Около десяти вечера Самборский снова приехал в Богданово. Предупрежденный лакей сразу провел его в парадный зал, где уже собралось немало народа. Кроме Николая и Виолетты, здесь были двое приятелей Матвея: Григорий Азанчевский и еще один офицер в гусарской форме, выглядевший несколько старше. Так как Самборский не был с ним знаком, Юлия тотчас представила их друг другу, а затем, отойдя с Самборским в сторонку, шепнула ему на ухо:

— Азанчевский и Кондырев — служили с Матвеем на Кавказе. Они будут сопровождать нас до Смоленска, поэтому они в походной форме и сапогах.

— Очень хорошо, — протянул Андрей Евгеньевич. — Теперь я за вас окончательно спокоен.

— И я почти спокойна, — ответила Юлия. — Единственное, что меня расстраивает — это то, что я буду венчаться без фаты и подвенечного платья. Но мне некогда было съездить к модистке!

— Пустяки, моя дорогая, — с улыбкой возразил Самборский, — об этом ли сейчас думать? Ваше бальное платье вполне сойдет за подвенечное. Если не ошибаюсь, это то, что вы надевали на бал в дворянском собрании?

— Да, — кивнула Юлия. — То самое, в котором я была на памятном балу… Но, однако, пора идти, — сказала она, заметив, что Матвей делает нетерпеливые знаки. — Половина одиннадцатого — священник уже ждет!

Так как церковь была в десяти минутах ходьбы, туда направились пешком. После обряда венчания, который промелькнул для Юлии как в тумане, вернулись в дом. В большом зале был накрыт стол с шампанским и скромным угощением. Впрочем, все были так взволнованы, что не стали садиться, предпочтя выпивать и закусывать стоя. Да и некогда было рассиживаться: молодые собирались в путь.

Поначалу все чувствовали себя скованно, но после третьего тоста заметно повеселели. Азанчевский принялся травить армейские байки, а его молчаливый товарищ старательно наполнял шампанским бокалы. Наконец Азанчевский так разошелся, что потребовал гитару и, когда горничная принесла ее, с чувством исполнил романс в честь новобрачных. Пел он так хорошо, что все невольно заслушались, а затем разразились аплодисментами.

— А теперь — тост! — весело скомандовал Азанчевский, отложив гитару. И когда все подняли бокалы, торжественно провозгласил: — За любовь до гробовой доски!

— Стойте! — внезапно раздался громкий и взволнованный голос Виолетты.

Она быстро подошла к Матвею, взяла у него бокал и отступила.

— Из этого бокала нельзя пить, — сказала Виолетта, выразительно поглядывая на собравшихся. — В нем яд! Только что я видела, как его подсыпал… Андрей Евгеньевич Самборский!

— Мне тоже показалось, что господин Самборский что-то насыпал в бокал Елагина, — подал голос Кондырев, подходя к Виолетте.

— Да вы что, господа, в своем ли вы уме?! — потрясенно воскликнул Андрей Евгеньевич и поднес руки к лицу, как бы защищаясь от нелепого обвинения. — Какой… какой яд?! Да разве я… Юлия Николаевна! Дорогая моя, неужели вы допускаете мысль…

— Ах нет, это невозможно! — испуганно воскликнула Юлия. — Андрей Евгеньевич… Матвей!

Она бросила на мужа отчаянный взгляд, но он ничего не ответил и сделал ей знак молчать. А затем быстро подошел к Виолетте и осторожно взял из ее рук бокал.

— Спокойно, друзья мои, не надо так волноваться! Я думаю, что произошло досадное недоразумение и сейчас оно разъяснится. Андрей Евгеньевич! — громко обратился он к Самборскому. — Вас только что обвинили в чудовищном поступке, и у вас есть только один способ поскорее снять с себя подозрение. Выпейте содержимое этого бокала!

— Да что… да что вы все, в самом деле, себе позволяете?! — оскорбленным голосом произнес Самборский. — Юлия Николаевна! Разве вы пригласили меня в посаженные отцы, чтобы меня поливали грязью?

— Матвей, в самом деле… — Юлия смертельно побледнела и схватилась за сердце. — Но ведь это… ведь это не может быть правдой!

— Разрази вас гром, Самборский, да выпейте же вы, наконец, это проклятое шампанское! — воскликнул Азанчевский, подступая к нему. — Вы же видите! На вас пало подозрение, княжна… то есть, графиня сейчас в обморок упадет от волнения, а вы все о своем самолюбии печетесь. Опорожните бокал — и дело с концом!

— Или я сейчас велю слугам скакать в город за исправником, — угрожающе прибавила Виолетта.

Смерив их презрительным взглядом, Самборский решительно шагнул к Матвею и взял у него бокал.

— Ну что ж, любезные господа и дамы! Раз вы все так на меня ополчились…

Он отступил на свободное пространство комнаты и, сделав глубокий вдох, поднес бокал ко рту. Но вместо того чтобы выпить содержимое, он быстро подошел к ведущим на террасу дверям и скрылся за ними.

— Держите мерзавца, не дайте ему уйти! — закричал Азанчевский, срываясь с места.

Все устремились за ним. Но нужды ловить Самборского уже не было: двое дюжих молодцев, заранее спрятавшихся на террасе по указанию Матвея, крепко держали его за руки. Правда, Андрей Евгеньевич успел выплеснуть содержимое бокала в траву, а сам бокал разбить о каменные ступени лестницы.

— А! Так это была ловушка, подстроенная с целью оклеветать невинного человека?! — закричал он, едва завидев Матвея. — Ну что ж, клянусь честью, вы за это ответите! Занимался, видите ли, всякими махинациями, нажил себе врагов и теперь в каждом человеке видит убийцу и злодея! Яд! — иронично передразнил он. — Какой яд? Где он? Ищите! Только вызовите сначала исправника, чтобы все было по закону!

— Исправник уже здесь, — внезапно услышал он.

Андрей Евгеньевич повернулся на голос… и оторопел.

— Вы? — пробормотал он, изумленно глядя на Кондырева. — Так, выходит…

— Вас подозревали еще до сегодняшнего вечера, — спокойно докончил за него исправник.

— А вот и доказательство, — Виолетта торжественно вручила исправнику массивный золотой перстень, найденный в траве возле террасы. — Здесь, под этой печаткой, есть емкость, в ней яд. Ведь это ваш перстень, Андрей Евгеньевич?

Самборский взглянул на нее с бешеной ненавистью. Потом перевел глаза на Матвея и расхохотался полубезумным, истерическим смехом.

— Андрей Евгеньевич, неужели… — пробормотала Юлия, подходя к нему, — неужели все эти ужасные вещи делали вы?!

— Да, мой ангел, — невозмутимо ответил он. — Это все я… начиная со смерти вашего третьего жениха, Ивана Долгорукова.

— А сплетни про мой «венец безбрачия»?

— Тоже моих рук дело. И «взбесившиеся» лошади, и испорченное платье, и все остальное.