Безжалостное небо - Пер Валё

— Ты так думаешь? Впрочем, иногда предчувствия тебя не обманывают. Должно быть, в тебе есть дар телепатии.

— Ну, хватит, Дино, ни слова больше о конкурсе.

На другой день Эроальдо повторял все вопросы допоздна, пока жена в ярости не погасила свет. В поезде, до самого Рима, он, закрыв глаза, мысленно перебирал карточки с аннотациями. Уже в метро он напоследок проверил себя еще раз и только затем решился войти во Дворец Государственных конкурсов. Здесь его ожидала потрясающая новость: на конкурс съехалось около двадцати тысяч соискателей, причем многие из них — пожилые, седовласые педагоги; ясно, что у них благодаря большому стажу все преимущества.

В огромных аудиториях на длинных столах были установлены аппараты с наушниками и бинокулярами, лежали микрофильмы, карточки. Под каждым столом стоял ящик для карточек, автоматически отмечающий время. Да, это вам не провинциальные конкурсы! Ага, сейчас подадут сигнал. Эроальдо, стоя, ожидал негромкого звука сирены.

Начали! Первый микрофильм и первая карточка: простейший вопрос о латинских склонениях. Лидия принесла мне счастье; должно быть, она и в самом деле телепатка. Эроальдо не пришлось особенно напрягать ум. Обработав карточку, он опустил ее в ящик и перешел ко второму вопросу. Все до нелепости легко, даже не верится! Должно быть, тут какой-то подвох! Ну да, все дело в скорости, скорости подачи ответа! Другие тоже торопятся, нельзя терять ни секунды.

Он решил опустить некоторые подробности и писать сокращенно. Рим. Ист. Ромул, Ганнибал? Цезарь? Диоклетиан? Очки: 7–1–5–12–9… А это что такое? Отрывки из фильма… но их же не было в программе! Как понять, литература это или история? Покрутим еще немного… нет, не то. Разрушение древнего города… Карфаген или Троя? Они так похожи… Нет, это Троя, я уверен и прекрасно помню, хотя в поэмах Гомера этой сцены не было. Ага, понятно, это отрывки из исторических фильмов, тогда все в порядке, но сколько времени пропало, нужно все начинать заново! Ну, быстрей же! Микрофильм, карточка — щель ящика, микрофильм — карточка — щель, микрофильм — карточка щель, микрофильм — карточка — щель… Все! Скорее отсюда!

Он вернулся в зал ожидания и, чтобы избавиться от нервной дрожи, несколько раз потянулся. В зале уже собралось человек сто. Черт возьми, как им удалось справиться с вопросами еще быстрее?

— Что же вы стоите, коллега?

— Простите?

— Я говорю, присаживайтесь. Разрешите узнать, как вас зовут?

— Эроальдо Банкони.

— А меня Томмазони. Вы впервые на конкурсе? Чувствуется. Сидите, сидите, ведь ждать придется четверть часа, не меньше. Если за это время наши фамилии не появятся на экране, значит, нас не отсеяли.

Фамилии неудачников вспыхивали на экране зеленым цветом, словно злые кошачьи глаза, и, убитые горем, участники конкурса покидали зал.

— Как по-вашему, не слишком ли сложна вся эта система? — шепнул Эроальдо соседу. — Ведь так недолго и ошибиться.

— Нет: если вы допущены к дальнейшим экзаменам, автоматическое устройство ни в коем случае не передаст вашу фамилию на экран. Отсеивают очень многих. Тут уж ничего не поделаешь. А придираются-то к мелочам, формальностям… требуют последовательности, точности, быстроты: как будто мы роботы! А устные экзамены… Меня уже дважды проваливали из-за того, что я расходился во мнениях с экзаменатором… Представьте себе, старший консультант оказался психоаналитиком!

— Не может быть?! Разве психоаналитики еще по перевелись?

— Конечно нет! А председатели комиссий? Все они рьяные фантапедагоги. О, чтобы победить на конкурсе, нужно набраться опыта, уж поверьте мне на слово. Самый трудный экзамен устный. Между нами говоря, в карточках ошибаются все. Робот пропускает тех, у кого меньше всего ошибок. Мне рассказал об этом наш директор. Его брат два года был членом экзаменационной комиссии.

— Как по-вашему, прошло четверть часа? — прервал его Эроальдо, не отрывая глаз от экрана: пока что его имя там не появлялось.

— Подождем еще немного… осторожности ради. Да успокойтесь же, ведь вы прямо комок нервов. Экзамены — лучшая проверка нервной системы человека. Разумеется, комиссия рассчитывает на то, что мы собьемся и провалим экзамен, иначе и быть не может. Все мы готовились, все учили, мы ведь не дети, верно?

— Что же вы до сих пор сидите? — раздался позади них удивленный голос. — Ведь вы уже были здесь, когда я пришел. К сожалению, меня отсеяли. Вам нечего бояться. Я-то знаю, где допустил ошибку. Из-за дальнозоркости я вечно путаю строки этих проклятых карточек…

Около трех тысяч претендентов, прошедших первый тур, ожидали решения своей участи в холле перед дверью, за которой заседали члены экзаменационных комиссий. Слышалось недовольное ворчание:

— Позор, заставляют людей ждать столько времени, да еще стоя.

— Сначала нас разобьют на группы в алфавитном порядке, а затем проведут жеребьевку… Каждый обязан сам отыскать нужную комиссию.

— Что же нам теперь делать? Ведь нас так много!

— Тише, тише, идут.

Дверь отворилась, но вошел только служитель, волоча за собой стул; он с кряхтеньем взобрался на него и приколол к стене какой-то листок. Эроальдо напряг зрение.

— Мы в разных группах, Томмазони, желаю вам удачи!

Эроальдо предстояло сдавать экзамены другой комиссии. Он поспешил на поиски и вскоре узнал, что комиссия заседает на верхнем этаже. В коридоре толпился народ.

— Как вы думаете, успеют сегодня всех пропустить?

— Конечно, — ответила женщина, стоявшая рядом с Эроальдо. (В соответствии с правилами конкурса, она была в очках.) Вы что, никогда не участвовали в конкурсах?

Соискателей вызывали группами по десять человек.

“При первой же ошибке меня выгонят, — в ужасе подумал Эроальдо. — И за каких-то десять минут надо произвести благоприятное впечатление на комиссию. Тут стоит рискнуть”.

Через два часа вместе с девятью другими кандидатами вызвали и его.

— Будьте осторожны, — шепнул ему на ухо председатель комиссии. — Учтите, что каждое ваше слово фиксируется.

Один из членов комиссии проводил его до прозрачной кабины и сунул в руку карточку. Но это была не его карточка. Эроальдо запротестовал. К нему поспешил рассерженный председатель. Эроальдо показал ему карточку и удостоверение личности. Сконфуженный председатель вполголоса пробормотал слова извинения. Эроальдо тут же воспользовался благоприятным моментом.

— Я не сомневаюсь, что комиссия уважает человеческую личность, — напыщенно произнес он любимые слова своего директора.

“Кажется, я попал в точку!” Просиявший председатель чуть ли не в обнимку прошел с ним в кабину другого экзаменатора и сказал:

— Прошу вас, проэкзаменуйте этого замечательного преподавателя, но только побыстрей.

Экзаменатор-историк, очевидно, человек весьма придирчивый, но трусоватый, включил магнитофон и пробурчал:

— Слишком торопитесь, молодой человек. Карточки вы заполнили с космической быстротой, но в них полно ошибок. Куда вы так спешили? Секунда — и вы узнали битву при Лациуме…

“Потому что в этом фильме снималась Сирена Мока…” — чуть не вырвалось у Эроальдо.

— …за две секунды узнали крестовые походы.

— По характерному вооружению, — сказал Эроальдо, но умолчал, что рыцари в шлемах с отверстиями для глаз, с копьями, щитами, на которых изображены кресты, и лесом знамен впереди всегда чем-то напоминали ему технического директора школы.

— А известно ли вам, что крестовые походы относятся отнюдь не только к 1390 году?

— Все равно это Средневековье, — быстро ответил Эроальдо.

— Хватит! — прервал их заглянувший в кабину экзаменатор по литературе. — Теперь моя очередь. Вы хорошо подготовились? — С этими словами он включил записывающее устройство.

— Я досконально изучил Кампоформа, — заплетающимся языком начал Эроальдо, — Макса Ривье, Пирелли…

— Неплохо, неплохо… Начнем с великих авторов, навсегда вошедших в историю. У кого из них, по-вашему, самый высокий научно-фантастический индекс?

— У Джакомо Леопарди.

— Джакомо Леопарди?!

— Конечно. Психоаналитическая критика извратила его научно-фантастический реализм. Но Коллеони в своем чудесном микрофильме о вариантах и столкновениях различных миров в пьесах Пиранделло отмечает (впоследствии его доводы горячо поддерживал швейцарец Ригатони), что правильное понимание…

— Не отвлекайтесь от основной темы.

— Хорошо. В “Патенте” Пиранделло явственно проступают телефоретические и телекинетические элементы. Но стихотворение Леопарди “К Сильвии” нужно понимать не в психоаналитическом смысле, а как уход от времени. “Сильвия, ты еще помнишь?” Ведь это же бегство памяти в другие вероятностные миры, а слова “Какие надежды, какие сердца” можно истолковать как ключевой символ “пустой могилы”. Очевидно, поэт и Сильвия бежали в какой-то иной мир, но в пути Сильвия допустила просчет во времени; Леопарди возвращается назад один и, холодея от ужаса, созерцает ее пустую могилу. Возможно, Сильвия когда-нибудь и вернется, подобно мумии Руйша (сцена из потрясающего фантастического микрофильма по произведению того же Леопарди), но уже навсегда потеряет память.