KGBT+ (КГБТ+) - Виктор Олегович Пелевин

Теперь я мог говорить сам. Но всю обратную дорогу барон молчал. Уже возле замка он потрепал меня по плечу.

– Спасибо, Кей.

– Спасибо вам, – ответил я. – Было интересно и познавательно… И генералу Шкуро спасибо тоже. А можно вопрос?

– Конечно.

– Вы пригласили меня исключительно для переговоров?

Барон засмеялся.

– Ну почему, – сказал он. – Мне нравится «Летитбизм». С главной идеей я в принципе согласен, вот только жить так самому получается не очень… Приходите на ужин. Будет весело.

Как бы вы отнеслись к тому, если бы ваш стрим похвалил сам барон Ротшильд?

Знаю, конечно, что скажут сердоболы.

Но художнику, даже самому левому, такое не может не польстить.

* * *

После прогулки с бароном я не вспоминал о только что состоявшемся разговоре. Я не думал вообще ни о чем. Мой мозг словно получил парализующий укол.

Я понимал теперь, что чувствует Герда, когда ей не нужно никого зеркалить: ни-че-го. Ничего вообще.

Вернувшись в свою комнату, я сел в кресло и полчаса глядел в черный зев камина. Потом Герда сказала:

– Пора одеваться.

Я надел маскировочный смокинг, галстукудавку и красные галифе, заправленные в крокодиловые сапоги. Как сказал Люсик, одевайся под сердобола, сойдешь за русского. Что делать, если мир хочет видеть нас именно так? Не вступать же в культурный конфликт с «Открытым Мозгом».

Герда надела Маленькое Черное Платье. Главное оружие в арсенале любой юной и красивой женщины, это я знал давно. Но сегодня оно показалось мне слишком коротким и порочным (между платьем и черными чулками видна была полоска голой кожи), а огромный красный серп-молот на спине был просто неуместен. Когда я сказал об этом Герде, она ответила:

– К твоим галифе, милый.

То же, видимо, касалось и ее бутсов. А назначение розовой подвязки под правым коленом вообще от меня ускользало.

Прошла пара минут, и в нашу дверь постучалась Клара.

Моя челюсть отвисла. Клара оделась практически как Герда, но на ее спине зеленел большой изогнутый крест, похожий на немецкий экологический орден. На правой икре тоже розовела подвязка. Даже бутсы были как у моей девочки – отличался только цвет шнурков.

Я определенно отстал от женской моды, а вот Клара с Гердой неслись на самом ее гребне наперегонки. Наверняка такой наряд еще вчера был слишком смел, а завтра будет уже смешон. Чему тут, впрочем, удивляться: один мир, одна актуальная прошивка. Думаю, что и прическа на интимном месте у них была одинаковая – зловещий квадратик «адольфыча».

Мы поднялись на два этажа и пришли в большую овальную залу с накрытым столом и свечной люстрой под потолком. Свечи, кажется, были ароматическими: в воздухе витал еле заметный запах душистого воска. Гости барона за стол пока не садились.

Появился GRSS со своей музой. На нем был черный смокинг в рыбьих скелетах, на ней – маленькое черное платье с желтым цветком на спине. И опять эта розовая подвязка над икрой. Все гости барона были одеты одинаково – господа в разноцветных смокингах, дамы в крохотных черных платьях, подвязках и бутсах.

– Почему фемы раньше были в длинных платьях, а сейчас переоделись в короткие? – спросил я Герду. – И почему они все в черном?

Герда снисходительно улыбнулась.

– Вот видно, что ты не светский человек. Это дресс-код с лентой скорби для ужина при свечах.

– С лентой скорби? Это розовая тряпка на ноге? Зачем она?

– Солидарность с мужчинами, изнасилованными в Курган-Сарае. Давно уже в моде.

– Я не видел раньше.

– В Москве тоже носят – сказала Герда. – Только под рейтузами. Чуть-чуть бугрится под коленом, и все сразу понимают.

До меня дошло наконец, что значат выражения «подрейтузный либерал» и «подрейтузный аккаунт». Нет, я понимал, что так называют прогрессивный аккаунт с ограниченным в целях личной безопасности доступом. Но откуда пошло это выражение, я не знал.

– А в Москве-то зачем? – спросил я.

– Ну как зачем. Сексапильно. Женщина как бы говорит – да, у меня тоже есть кнут, но я совсем не из улан-баторского фембатальона… Возможны варианты…

GRSS с музой уже шли к нам. Кроме них, я не знал здесь никого. Они, видимо, тоже.

– Кто все эти люди? – спросил я, кивая на гостей.

– Не имею понятия, – ответил GRSS. – Зеркальные секретари и секретарши. Все серьезные гости, конечно, баночники. Физическая репрезентация им не особо нужна, могли бы встретиться хоть на Бетельгейзе. Все это исключительно из уважения к причудам барона.

Он был прав, конечно. На элитных светских сборищах сегодня происходит одно и то же: разряженные в пух и прах зеркальники транслируют сенсорную информацию под землю, где хранятся нанявшие их мозги.

– Почему не нужна, – с сильным акцентом сказала его муза. – Надо же на что-то надевать брилланты.

У нее был плохо прокачан русский язык. Но мой шведский вряд ли звучал лучше. Я не пробовал изъясняться на нем прежде, не хотел и сейчас – на моем импланте стояла довольно примитивная лингвобаза.

– Да-да, – согласилась Герда. – Последняя баррикада статусного потребления напоказ. Смотрите, какими мы были бы, если бы мы до сих пор были…

Можно сделать прогрессивную левую вбойку, отметил я вяло. Вероятно, то же самое подумал GRSS и так же точно догадался, что подобная мысль пришла в голову мне.

Мы потрепались о светских пустяках, последних громких убийствах и терактах, а потом раскрылась дверь и вошел ливрейный лакей с жезлом в руке.

– Дамы и господа! Барон Ротшильд! Наш Мондо!

Гости зааплодировали.

Барон появился в обществе нескольких милых девушек. На нем был другой плащ – из синего шелка. Маска осталась прежней.

– Прошу садиться, друзья мои.

Стол оказался великолепен. Я в первый раз в жизни попробовал черную икру, запрещенную в России по экологическим причинам (все гнали на экспорт). Еще мне очень понравились устрицы с медом – в их поедании было что-то невероятно сексуальное, словно бы интимное общение с развоплощенной Вечной Женственностью. Впрочем, делать вбойку на эту скользкую тему не стоило. Мизогиния, буржуазность, мало ли что пришьют.

За едой почти не говорили, только звякали ножи и вилки. Еда того стоила. Впрочем, по-настоящему ею наслаждались разве что я с Гердой да GRSS со своей подругой. Ну, может, еще секретарша барона Клара.

Трансляция вкуса – самое слабое место в зеркальных протоколах «TRANSHUMANISM INC.» Точно передавать нюансы через оцифровку так и не научились. Поэтому, когда зеркальник ест устрицу, ее вкус даже не трудятся оцифровывать для передачи под землю, а берут все ощущения из мишленовского нейрокаталога. Баночный мозг тоже ест устрицу, и весьма