«Неотложка» вселенского масштаба - Анна Агатова

осталась со мной. И всё, что я мог сделать, — не принимать. Носить в себе и не принимать.

Сильные пальцы ощупывали керамическую ручку, сжимались на ней так, словно хотели отломить, и снова пробегались по контуру, чтобы следующим движением опять попробовать сломать.

— Отец лишь посмотрел на меня, когда я вернулся, и выпустил меня. Я до сих пор вижу его глаза за закрывающейся створкой: укор, сожаление и решимость. Как же мне тогда было тяжело! Я до сих пор вижу его глаза...

Алессей бережно поставил кружку на стол, а потом его пальцы сложились в кулаки. Сжались до побелевших костяшек, расслабились и снова сжались.

— Одиночество – вот что стало платой за моё легкомыслие. Я жил в домике ведьмака, ко мне никто не приходил. Уж не знаю, то ли подумали, что умер, то ли видели моё истерзанное тело, когда я был в беспамятстве. А я всё пытался сбросить своё проклятое наследство. И неплохо изучил его – знал, какое будет действие того или другого заклинания, знал, какая боль будет при восстановлении. В какой-то момент захотел прекратить всё это, все эти мучения, и стал швырять заклинание одно за другим. Но и тут не получилось, — горькая умешка скривила его лицо. – Наследство старика не хотело оставлять меня, и я просто терял сознание, если повреждения подходили к критическому уровню. А потом меня нашла ты...

Он поднял глаза, и мягкая улыбка коснулась его губ. Теплым пальцем он провёл по моей щеке.

— Ты плачешь?

Я снова пожала плечами: без слов всё понятно — плачу.

— Тебе жалко меня? – спросил с недоверием.

— Нет, — я улыбалась сквозь слёзы. – Разве ты хочешь жалости?

У него были удивительно красивые волосы — сами собой завивались в крупные локоны, и мне очень хотелось к ним прикоснуться. Сколько придворные красавицы отдали бы за такие?

Он молча качнул головой – нет, моя жалость ему была не нужна.

— Почему же ты плачешь? – спросил с недоверием.

— Я думаю — мы оба одиноки, и очень похожи в этом. И, наверное, не случайно оказались здесь вместе, — сказала серьёзно, не отводя взгляда.

Его пальцы снова потянулись вытереть слёзы, и я щекой коснулась его ладони. Робко потянулась к нему. И он понял меня, поцеловал. А я смогла, наконец, почувствовать, какие же мягкие его кудри. В горле пересохло, в груди горело — как же давно я не чувствовала человеческого тепла, как же давно не ощущала вкуса поцелуя на своих губах!

Я испугалась силы своего чувства, испугалась и дернулась назад, распахнула веки и, с трудом переводя дух, глянула в теплые глаза. В них не загорался кровавый огонёк, губы не перекашивались от бешенства, а ноздри не раздувались гневно.

Я прикусила костяшку пальца, не отрывая взгляда от его глаз. И проговорила невнятно, прося то ли его, то ли себя:

— Не надо торопиться. Пожалуйста.

Он кивнул, чуть заметно улыбнулся и с глубоким вздохом обнял, прижимая к своему боку. Мы ещё долго сидели так, чувствуя тепло друг друга, и молчали.

***

— Нам нужна своя ферма, — откинулся на спинку дивана Алессей и потёр крупной ладонью лоб.

Я со стоном закрыла лицо руками.

Не буду описывать, какого труда нам стоило привести сначала наши знания в физиологии вообще, а животных – в частности, к одному уровню, не буду рассказывать, сколько времени мы разбирались в теории вопроса селекции, а потом и изменений генных структур, не стану описывать споры со Всёлей, которая нашла мир с ускоренным течением времени, где можно было ускорить опыты по выведению новой породы животных в полтора-два раза, но не пускала туда нас с магом.

Кстати, решение и этой проблемы предложил Алессей: помещать животных в вольер в новой комнате, а её отправлять в тот мир и там оставлять на нужный срок. Я не поняла его идею, а когда попробовала разобраться в этих тонкостях с ускоренным временем, у меня закружилась голова от невероятности.

Всёля идею приняла и, в конце концов, воплотила, но взяла с нас обоих клятву, что мы не будем заходить в ту комнату, пока она не разрешит. И даже после того, как мы поклялись, всё равно скрывала от нас дверь до срока, чтобы даже случайно мы не могли туда попасть.

— Побывав там, ты быстро состаришься, Ольга. А я хочу, чтобы ты жила долго. Очень-очень долго. Не хочу терять такого помощника, как ты.

И вот теперь мы держали в руках результаты обследования третьего поколения новых животных, выведенных в таких необычных условиях.

— Нам нужна своя ферма, — сказал Алессей.

И для необходимого результата – получения совместимого с Шакрухом организма – требовалось перебрать много, очень много разных вариантов в новом поколении животных. А для этого нужно большое поголовье, постоянное наблюдение в естественных, а не ускоренных условиях, а значит, да, своя ферма.

И я не хотела.

Знаю — нужно, а не хочу.

Потому что их придётся селить в комнату Машэ, которую Всёля не убрала и которая стала для меня островком дикой природы прямо в моём доме, на станции.

Алессей был абсолютно прав – вал кошмарных снов нарастал, и что это значило, я боялась даже подумать. Страх от этого тоже рос и, боюсь, провоцировал новые кошмары. И выходить со станции мне было всё страшнее, и всё судорожнее сжималась моя рука на запястье моего мага, ставшего не просто опорой и защитой, но и островком спокойствия и уверенности в штормящем море, когда выходить всё же приходилось.

И потому комнату Машэ я использовала для прогулок – бродила среди деревьев, валялась на траве, смотрела в небо, слушала лесных птиц, купалась в маленьком озерке, и про праздные шатания за стенами станции уже и не помышляла.

И вот теперь этот кусочек леса нужно было бы отдать под питомник для зверей? Приходить к ним и кормить? Наблюдать их? Следить за их состоянием?

— Ольга, это решается просто, — вмешалась Всёля. – Я сделаю ещё одну комнату для фермы, если нужно.

Странно. Так всё просто.

Я замерла — почему я не додумалась до этого сама?

— Спать надо больше, — прогудела моя наставница. И в её словах, как и всегда, была правда. Но что-то у меня не получалось.

— Что? Вызов?

Алессей смотрел на меня с вопросом. Он слышал, когда мы со Всёлей разговаривали, только