Загадка небесного камня - Наталья Николаевна Александрова

И наконец, в-третьих, майор расстраивался из-за Маши. Вот ведь, чувствовал тогда на допросе, что с ней что-то не так, и вместо того, чтобы поговорить по-человечески, вздумал ее отчитывать. Тоже моралист нашелся! Разумеется, она ушла, а потом вот ее похитили, и если бы не Юрий Филиппович, ее смерть была бы на его, Патрикеева, совести. Хорошо хоть успел ее вытащить.

Тут-то начиналось самое неприятное. Майор помнил, как Маша обняла его за шею и попыталась поцеловать. А он так растерялся, что отстранился. Ну, он же все-таки на работе, что еще за нежности. Но на душе скребли кошки.

Наконец Юрий Филиппович подъехал к их с Машей дому.

Майор Патрикеев, который сидел в машине с обычным своим обиженным видом, встрепенулся и проговорил:

– Мария… э… Сергеевна, вас, может, проводить… э… до квартиры? Мало ли что…

– А меня вот Юрий Филиппович проводит, – холодно отозвалась Маша. – Мало ли что… мы ведь с ним соседи? Как, Юрий Филиппович, – проводите?

– Ну, отчего же не проводить? – усмехнулся Нелидов. – Мы ведь и правда соседи!

– Ну, если так, то конечно… – Патрикеев смутился и, забыв попрощаться, выбрался из машины и побрел к остановке.

– Кажется, он обиделся, – произнес Юрий Филиппович, провожая майора взглядом.

– С чего бы это, – фыркнула Маша. – Ну, мне сейчас действительно хочется отдохнуть, помыться хоть…

– Конечно, конечно!

Юрий Филиппович, как и обещал, проводил девушку до ее квартиры и ушел к себе.

Маша открыла дверь.

Тунгус ожидал ее на пороге с недовольным и обиженным видом – тоже мне, хозяйка называется, бросила кота одного и исчезла в неизвестном направлении!

– Ну, не дуйся, Гуся! – Маша почесала кота за ухом, положила ему приличную порцию корма.

Кот понюхал корм, фыркнул и возмущенно удалился с таким видом, как будто ему положили в миску что-то совершенно несъедобное.

Правда, когда через полчаса Маша снова заглянула на кухню, все было съедено подчистую.

Сама девушка, когда ехала домой, думала, что готова съесть все, что найдет в доме, – но сейчас вдруг почувствовала, что совершенно не голодна. Она выпила чашку чая, закуталась в плед и прилегла на старый продавленный диван с клеенчатой тетрадкой. Однако строчки сливались перед ее глазами, глаза слипались, и очень скоро она выронила тетрадь и заснула…

На следующий день спутники решили оставить шитик и дальше идти пешком: река уходила на восток, а их дорога лежала на север, туда, где упало загадочное небесное тело, туда, куда указывали корни поваленных деревьев. Лодку они вытащили на пологий берег и завалили ветвями, чтобы ее не было видно издалека, прежде того забрав из нее самое необходимое – оружие, спички, соль, легкую палатку и немного сушеного мяса.

Николка взвалил на спину мешок с поклажей и зашагал вперед среди поваленных деревьев. Оглянувшись на шитик, Крестовский последовал за проводником.

Теперь поход стал по-настоящему тяжелым.

Из-за поваленных деревьев идти было очень трудно, и за день удавалось пройти не больше пяти-шести верст. И все эти версты вокруг не было ни зверя, ни птицы – только ряды деревьев, поваленных, казалось, каким-то сумасшедшим гигантом.

Оттого, что вокруг не было дичи, стало голодно. Николка ставил силки – но в них не попадала ни одна случайная птица. Сушеное мясо кончилось очень быстро, и они перебивались грибами и съедобными кореньями, которые челдон с трудом находил среди поваленных деревьев.

Но еще больше, чем голод, утомлял путников страх.

Потому что эта пустая, безжизненная тайга, этот мертвый поваленный лес казался им каким-то злобным, страшным существом.

А потом Крестовский почувствовал спиной чей-то взгляд.

Он резко обернулся – но ничего не увидел, только какой-то белесый блик мелькнул среди торчащих к небу вывороченных корней.

Зато Николка подскочил к спутнику и испуганно спросил:

– Что ты видел? Что ты видел, барин?

– Ничего… – неохотно проговорил Крестовский. – Ничего, мне просто померещилось…

– Скажи правду, барин! – не унимался охотник. – Ты видел ее?

– Ее? – переспросил Крестовский. – О ком это ты?

– О ней… – Николка перешел на шепот. – О Белой росомахе!

– Да никого я не видел, – отмахнулся Крестовский. – Нет никакой Белой росомахи, это пустые разговоры!

– Ну, зря ты так говоришь, барин! – Провожатый нахмурился и пошел вперед, то и дело испуганно оглядываясь.

На пятый день пешего пути поваленный лес неожиданно кончился. Миновав последние вывороченные из земли деревья, Крестовский внезапно увидел перед собой участок обыкновенной тайги – вековые ели и пихты стояли, как им положено, как будто их не коснулась рука сумасшедшего великана, как будто их не задела безрассудная мощь упавшего в тайгу небесного тела.

Но так казалось только издали.

Когда путники подошли ближе, они увидели, что стоящие деревья лишены ветвей и хвои, словно они превратились в корявые, обугленные телеграфные столбы.

Крестовский не мог объяснить причины этого явления. Однако, по всем законам науки о небесных телах, именно где-то здесь должен был упасть метеорит, а значит – где-то здесь должен находиться оставленный им кратер.

Путники обошли по кругу участок стоячего леса. Это заняло у них целый день, но не принесло никакого результата – не было ни кратера, ни каких-то обломков небесного тела. Только круглый участок обгорелой тайги, и со всех сторон от него – поваленные деревья, нацеленные корнями в центр этого круга, уходящие во все стороны на десятки верст…

Крестовский был разочарован, но не сдавался. Он зарисовывал все, что видел, записывал свои наблюдения, собирал образцы почвы и обгорелых ветвей.

Николка казался еще более подавленным и испуганным, чем прежде, он то и дело останавливался, к чему-то прислушиваясь.

Вечером они поставили палатку на краю участка стоячих деревьев, кое-как заглушили голод грибами, которые провожатый поджарил на костре, и легли спать.

Проснулся Крестовский посреди ночи от каких-то странных звуков.

Вокруг палатки кто-то ходил, трещали ветки, время от времени слышалось низкое угрожающее рычание.

Николка сидел, в ужасе глядя перед собой, мелко крестился и бормотал:

– Господи, помилуй меня, грешного… Господи,