Мой адрес – Советский Союз! - Геннадий Борисович Марченко

– На щупай, натуральная кожа! Какой у тебя размер? Сорок третий? Это сорок два с половинкой – сорок три. Примерь. Вот, сюда можешь встать.

Он вытащил из того же багажника сложенный вдвое кусок картона, расправил и постелил мне под ноги. Я вздохнул и, стащив сначала с правой ноги кроссовку «Botas», начал натягивать на неё боксёрку. Подошла, села как влитая.

– Нормально сидит, не жмёт?

– Вроде нормально… Давай вторую.

Вторая тоже села хорошо. Я зашнуровал боксёрки, попрыгал. Облегают стопы, будто вторая кожа, не такие тяжёлые, как чехословацкие кроссовки, в которых я боксирую.

– И сколько стоит это удовольствие? – интересуюсь я с напускным равнодушием.

– Для тебя отдам за сто!

Однако… Это почти все мои деньги, что я брал с собой в поездку.

– Генацвале, побойся Бога! Им красная цена рублей семьдесят. Брал рублей по сорок-пятьдесят максимум, хочешь две цены наварить?

Дальше последовал эмоциальный диалог, в котором никто не хотел уступать. Грузин уверял, что за такие деньги я нигде не куплю столь качественные, настоящие западногерманские боксёрки, и он ещё мне по доброте душевной сказал такую цену. Я же не оставался в долгу, напирая на то, что пусть ищет дураков в другом месте. Цена снизилась до девяноста рублей, но я стоял на своём – семьдесят, и ни копейкой больше. Мы спорили минут пять, затем я демонстративно взглянул на часы и заявил, что мне скоро выходить на ринг, и меня вполне устраивают мои чехословацкие кроссовки.

– А, чёрт с тобой! Только потому, что ты мне нравишься, отдам за восемьдесят!

Тоже дороговато, но где я ещё такие боксёрки фирменные уцеплю? В Свердловске даже у фарцы не факт, что найдутся, если она вообще, фарца эта, в городе имеется. Ехать в Москву? Да и там не факт, что найдутся фирменные боксёрки. В конце концов, не последние отдаю, я же помнил, что на мою сберкнижку ежедневно что-то капает.

Лукич, конечно, офонарел слегка, когда услышал, сколько я отдал за обувь. Выдал небольшой монолог на тему, что за такие деньги можно было купить четыре пары хороших кроссовок или десять пар кед. Потом успокоился и махнул рукой:

– Теперь ты в них должен по-любому выиграть все оставшиеся поединки. Иначе покупка себя не оправдает.

Неудивительно, что, когда я шёл к рингу и поднимался на него, то и дело ловил взгляды, направленные на мои ноги. Не, ну так-то они не кривые, достаточно стройные, хоть и небритые, хе-хе, но, думаю, внимание любителей бокса, тренеров и спортсменов привлекали боксёрки «Adidas». Такие же, только другого цвета, я видел лишь у одного из участников, представляющего Грузию. Остальные, как и я до этого, выступали в обычных советских боксёрках, которые можно было назвать и борцовками. Чёрные, невысокие, доходящие только до лодыжки, некоторые с белой полоской посередине и сверху. Кожа натуральная, но подошва жёсткая. В общем, не очень удобные и совсем не радующие взгляд.

То ли дело «адидасовки»… Чёрт, ну вот почему у них умеют делать ту же обувь, а у нас всё какое-то кондовое?! Оттого и очереди за финскими сапогами, французскими духами и итальянскими синтетическими плащами.

Я поднялся на ринг, мой соперник уже переминался в своём синем углу, исподволь косясь на мои боксёрки. Встречают по одёжке… Посмотрим, кто кого проводит по уму.

Рефери сегодня из Узбекистана по фамилии Шомуродов, в общем, полный интернационал.

Нас с Берзиньшем приглашают в центр ринга, рефери проверяет перчатки, на месте ли «ракушки», капы, после чего мы снова отправляемся по углам. Наконец раздаётся гонг, и мы снова сходимся в центре. В зале тишина, пока слышно только шарканье подошв о канвас. Зрители по большей части местные, болеть за русского или латыша им неинтересно, и трибуны полупустые. В вечерней части боксируют сразу два грузина, вот тогда будет аншлаг.

С минуту обмениваемся одиночными джебами, что вызывает у зрителей зевоту и желание посвистеть. К середине раунда соперник выбрасывает «двойку», я блокирую и в ответ кидаю правой прямой. Берзиньш не успевает ни перчатки поднять, ни сделать шаг назад, ни уклониться, и удар достигает цели. Левая щека соперника сразу принимает багровый оттенок, но непохоже, чтобы я его сильно потряс.

В ответ тот с несвойственной прибалту горячностью пытается отыграться при помощи серии прямых и боковых. Я спокойно блокирую, отхожу, уклоняюсь, а потом провожу чёткую «двойку» в голову зарвавшегося соперника. На этот раз для него всё не так радужно, но рефери почему-то решает не отсчитывать нокдаун. Берзиньш пританцовывает, показывая, что в порядке, но взгляд у него мутноватый.

Ладно, нет так нет, попробуем добить. Успеваю выбросить только один удар, и то смазанный, как раздаётся гонг. Эх, жаль, не получилось… Ничего, впереди ещё два раунда. А может, и меньше, это смотря как парню повезёт. В то, что я могу проиграть, мне самому верилось с трудом. Я уже почувствовал запах крови, и соперник для меня перестал быть загадкой. Что в прошлом бою, что в первом раунде этого его действия можно было просчитать.

Едва ударил гонг, возвещавший о начале второго раунда, как я кинулся вперёд, даже не дав Берзиньшу дойти до центра ринга, и стал теснить его к канатам. Удары наносил исключительно по корпусу, пытаясь сбить сопернику дыхание, а если повезёт – пробить печень. Тот плотно прикрылся, согнувшись чуть ли не пополам, пытаясь закрыть и корпус и, в первую очередь, голову. Если с головой у него всё было в порядке – я по ней пока не бил – то ниже пробивал регулярно, короткими боковыми тревожа рёбра и всё, что пряталось под ними в виде селезёнки, печени и даже почек. Благо, что рефери был не против, я же не в спину ему луплю, и не по затылку, просто вот так умудряюсь в ближнем бою заводить перчатки сопернику чуть ли не за спину.

Народ в зале оживился, ещё бы, рубилово всем нравится, пусть пока бой больше и напоминает улицу с односторонним движением.

Берзиньшу всё же удалось меня заклинчевать, зажал подмышками мои руки, хрен выдернешь. С испугу, что ли, сила такая появилась… Рефери пришлось «брейковать», разводя нас в стороны. В этот момент тренер моего оппонента что-то крикнул тому на латышском, что-то резкое, отчего Берзиньш недовольно поморщился. Вряд ли он услышал в свой адрес похвалу.

И он пошёл на меня. Пошёл, выбрасывая удар за ударом. Похоже, нежное латышское самолюбие оказалось сильно задето. Я пятился – он наступал. Я ускорился задним ходом – он