Древний Китай. Том 3: Период Чжаньго (V—III вв. до н.э.) - Леонид Васильев

Глава 18 продолжает тему. Обычно воюют не зимой (зимой холодно), и не летом (очень жарко), и не весной (сельскохозяйственные работы), а осенью. И сколько средств уходит на вооружение и снаряжение армий! А сколько людей гибнет (не считая воинов) от того, что их посевы загублены! Сколько животных, лошадей и быков, не возвращается с поля боя! Когда встает вопрос, зачем же причинять людям столько вреда, раздается в ответ, что правитель жаждет славы победителя и богатых трофеев. Мо считает, что в победе как таковой нет никакой пользы, а трофеи едва ли покрывают затраты.

Сторонники войн утверждают, что в результате побед сильные государства обретают новые земли и новых подданных. Мо-цзы отвечает на это: «Несколько государств получают выгоду, но это не соответствует дао! И сколько небольших государств погибли, будучи поглощены крупными! Поэтому следует решительно осудить агрессивные войны!» Тем, кто считает, что гибнут лишь слабые государства и неумелые правители, Мо-цзы напоминает о недавних событиях: Хэ Лy, правитель царства У, одержал много побед, а его царство все равно погибло. Цзинь долго было могущественным, а ныне распалось на части. И не такая ли судьба грозит тем, кто сегодня рвется в бой? [Мо-цзы, с. 82–88; Mei, 1929, с. 101–106].

Заключительная, 19-я глава подводит итог всей теме. Она начинается с напоминания о том, что мудрые древние правители добивались состояния гармонии, призывали людей служить Небу и духам. Их имена все помнят, и их примеру нужно следовать. Но нынешние правители думают только о том, чтобы создать сильную армию и, начав войну с соседом, нанести ему побольше вреда. Своих солдат они под угрозой наказания заставляют убивать врагов, и чем больше, тем лучше. Но угодно ли это Небу? Довольны ли этим духи? Хорошо ли от этого людям? Нет, все недовольны, не говоря уже об огромных издержках. От больших многочисленных и длительных походов страдают все — и солдаты, и простой народ. Снова и снова апеллируя к примерам из древности, осуждая стремление правителей к воинской славе и трофеям, Мо-цзы настойчиво выступает против нападений крупных царств на слабые и призывает помогать им противостоять агрессии. И современные правители, по его словам, должны взять пример с древних и осудить агрессивные войны [Мо-цзы, с. 88–98; Mei, 1929, с. 107–116; Watson, 1963, с. 52–61].

Как видим, Мо-цзы хорошо понимает и мотивы войн, и их цели. Но он категорически против них как таковых.

Главы, осуждающие войны, вызывают наибольшую симпатию к Мо как к мыслителю, искренне думающему не о себе, а о благе всех. Обвинения в адрес войн идеально вписываются во всю генеральную конструкцию Мо. Люди, возлюбите друг друга! — вот смысл всех трех глав, осуждающих войны.

Богатые похороны и длительный траур, равно как и немалые издержки во имя услады верхов музыкой или изящными, красивыми и дорогостоящими вещами, — все это разделяет людей, делает их неодинаковыми и помогает немногим неплохо существовать за счет обделенного большинства. Это несправедливо. Войны ведут к тому же. Одни, удачливые, грабят других, причем опять-таки страдает большинство, а выигрывают и благоденствуют за счет других немногие. Люди должны быть равными, не чувствовать себя угнетенными и обделенными. Каждый должен иметь то, что имеют другие. Для этого все должны быть одинаково скромны в своих издержках — иначе всего на всех просто недостанет. А того, что не предназначено для всех, лучше бы вообще не было. Это справедливо, и за это стоит побороться.

Мо-цзы искренне верил в то, что он нашел истину, схватил за хвост синюю птицу всеобщего счастья. Он был фанатиком найденной им великой идеи всеобщего равенства, взаимной любви и братской помощи всех всем.

Небо, духи, фатализм и конфуцианство в трактате «Мо-цзы»

Мо-цзы был глубоко верующим человеком. Но вера его с большим основанием может считаться продуктом ума (ratio), т. е. рациональной. Фатализм Мо являлся результатом созданной им догматической теории, в истинности которой он не сомневался. Мало того, Мо искренне верил во все то, что работало на его идею. Более других мыслителей древнего Китая он верил в Небо. Небо было универсальной высшей абстрактной божественной силой для всех чжоусцев и, можно сказать, для всей Поднебесной, включая близких соседей Китая. Вопрос лишь в том, кто как к нему относился и кто насколько на него полагался либо, напротив, опасался его.

Во времена Чжоу-гуна и после него Небо считалось всесильным божеством, определявшим владение мандатом на управление Поднебесной. Эта идея не была утрачена и в начале периода Чуньцю, когда создавалась идеологема о великих мудрецах древности. Но стоит, однако, заметить, что все эти мудрецы, начиная с Яо, уже не слишком-то сильно зависели в своей деятельности и тем более в достижении успехов от воли и помощи Неба. Это были своеобразные self-made men, чьи мудрые установления вырабатывались и воплощались в жизнь в основном ими самими и чей трон переходил от одного к другому не по воле Неба, а в зависимости от их собственного решения. Можно сказать в этой связи, что к периоду Чуньцю идеологема небесного мандата потускнела, а вместе с ней потеряло свою первоначальную великую творческую силу и само Небо.

Еще более заметным стал этот процесс в конце Чуньцю, в период жизни Конфуция, который хотя и смотрел на Небо, ожидая от него знака, достаточно быстро понял, что ничего подобного он не дождется и должен руководствоваться тем, что дает ему реальная жизнь. Далеко не случайно вместо Неба на передний план в его учении вышел путь истины и справедливости— дао. Да и не один Конфуций охладел в своем отношении к Небу. Если судить по хронике «Чуньцю» (правда, нельзя не учитывать, что писал или, во всяком случае, придавал ей окончательную форму тот же Конфуций), то нельзя не заметить, сколь скромное место уделялось Небу во всех делах страны, включая и столь важные, как принесение жертв. Эту прерогативу присваивали себе чжухоу, причем Небо на них не обижалось, хотя формально — во всяком случае, в начале Чжоу и даже в начале Чуньцю (вспомним, что жертву Небу на горе Тайшань хотел принести первый ба Хуань-гун циский и только Гуань Чжун отговорил его от этого) — право на принесение такой жертвы имел только сын Неба.

В принципе здесь нет ничего странного, ибо жизнь показывала, что на самом деле Небо было не очень-то озабочено событиями в Поднебесной, где происходили такие дела, которые вообще-то не должны были бы проходить мимо его внимания. В борьбе за трон свершались и убийства близких, и кровавые избиения младенцев, и многие другие преступления, а наградой преступникам оказывалась та самая власть, которая вроде бы зависела от Неба. Это не могло не повлиять на умы привыкших к практичному мышлению китайцев, и одним из первых проявил новое — весьма сдержанное — отношение к Небу (а заодно и к духам, т. е. ко всему миру сверхъестественного) Конфуций.

Мо-цзы воспользовался угасанием реального культа Неба и на рубеже Чуньцю-Чжаньго попытался в собственных целях возродить его культ, придав при этом ему почти религиозный смысл. Вообще из всех мыслителей древнего Китая Мо считается наиболее религиозным, что отмечают многие исследователи его доктрины. Но религиозность Мо была весьма своеобразной. Суть ее сводилась к тому, что некие высшие силы, начиная с великого Неба, поддерживают идеи Мо и санкционируют их своим потусторонним могуществом. Присущий древнекитайской мысли утилитаризм здесь совершенно явственно преобладает над привычной для чисто религиозных доктрин мистической верой в высшие, божественные силы. Как это конкретно проявлялось в учении Мо?

В главе 26 трактата «Мо-цзы» утверждается, что Небо стоит на страже справедливости и ненавидит несправедливость. Откуда известно, что оно за справедливость? Справедливость — это жизнь, благосостояние, порядок; несправедливость — смерть, нищета, беспорядок. А так как Небо за порядок и против хаоса, за благосостояние и против нищеты, за жизнь и против смерти, то оно за справедливость. Больше того, справедливость — это то, что правильно. А то, что правильно, решают старшие, а не младшие. Все старшие ступень за ступенью делают свои жизненно важные дела в сфере управления, но они сами толком не знают, что правильно. Только Небо знает это и решает за всех. Поэтому старшие, начиная с сына Неба, приносят жертвы, желая получить от Неба и духов благословение и удачу в делах. Словом, конечное решение всех проблем — за Небом.

Те, кто следует воле Неба, вознаграждаются им; кто не следует — наказываются. Небо любит людей, больше того, главная его функция — любить людей. Но откуда известно, что Небо любит людей? Потому что все приносят жертвы Шанди и духам, и жертвы эти принимаются. И еще. Люди убивают друг друга. Если бы Небо не любило людей, оно только за это послало бы на них бедствия. Но вообще-то, если сильные подавляют слабых, хитрые господствуют над глупыми, а большие государства уничтожают малые, это не нравится ни Небу, ни духам [Мо-цзы, с. 119–122; Mei, 1929, с. 135–140; Watson, 1963, с. 78–83].