Собрание сочинений. Т.2. Марсельские тайны. Мадлена Фера - Эмиль Золя

Две главные баррикады были возведены при выходе на Гран-Рю со стороны бульвара и в начале улицы Реки-Нови. Несмотря на все старания повстанцев, это были по сути лишь кучи рухляди. Они не могли противостоять даже самому слабому натиску. Четыре еще более жиденькие баррикады преграждали улицы Вьей-Кюиратри, Люн-Бланш, Вьей-Монне и Люн-д’Ор. Свободной оставалась лишь улица Маркизов. По ней повстанцы могли проникнуть на улицу Бельзенса, на площадь Доминиканцев и в узкие извилистые переулки старых кварталов, где они надеялись укрыться в случае разгрома. Забаррикадированная таким образом Яичная площадь могла бы стать неприступной крепостью, будь баррикады более прочными.

Как только Филипп очутился среди республиканцев, он, не колеблясь, принялся за работу. Вместе с остальными он тащил на баррикады все, что мог. Позабыв благоразумные советы Мариуса, не думая больше о сыне, Филипп отдался порыву со всей горячностью своей натуры.

Он тащил бочонок, когда кто-то насмешливо спросил его:

— А не помочь ли вам, друг мой?

Филипп поднял голову и узнал г-на де Жируса. Старый дворянин стоял, засунув руки в карманы, и с веселым любопытством поглядывал на Филиппа.

Господин де Жирус прибыл в Марсель накануне. Назревали серьезные события, и он примчался, чтобы не упустить возможность хоть как-нибудь рассеять снедавшую его тоску. С момента провозглашения республики он все время ожидал драматической развязки. Совершенно позабыв о своем аристократическом происхождении, он смотрел на народные волнения как беспристрастный наблюдатель. Если бы г-н де Жирус заглянул в глубину своей души, он обнаружил бы, что сочувствует скорее демократам, чем легитимистам, с которыми его связывали фамильные традиции. В Эксе г-на де Жируса считали ужасным чудаком: он пожимал руки рабочим. Не принадлежи он к одному из самых древних родов Прованса, знать, вероятно, закрыла бы перед ним двери своих домов.

С самого утра г-н де Жирус носился по улицам Марселя, изучая мятеж во всех его стадиях. Чтобы не пропустить ни одной мелочи, он шел в первых рядах повстанцев и все время находился в самом центре событий. Возмутило его только одно: выстрел в генерала. Во всем же остальном народ, по его мнению, вел себя благородно: не щадил себя и был прекрасен в своем безудержном гневе.

Услышав, что повстанцы строят баррикады на Яичной площади, г-н де Жирус сразу же бросился туда. Ему хотелось присутствовать при развязке трагедии. Он перелез через баррикаду, замешался в толпу повстанцев и твердо решил не уходить отсюда, пока все не будет кончено.

Филипп с удивлением смотрел на г-на де Жируса. На графе был черный сюртук и мягкая шляпа, под мышкой он держал огромную саблю, изъеденную ржавчиной и пыльную. Старик насмешливо улыбался.

— Вы здесь? — воскликнул Филипп. — Вы с нами?

Господин де Жирус взглянул на свою железину.

— Великолепная сабля, не правда ли? — произнес он, не отвечая на вопрос Филиппа. — Мне только что вручили ее, чтобы я защищал свободу.

И он, посмеиваясь, рассказал, как оказался в рядах мятежников. У повстанцев не было оружия, и они всеми способами старались его раздобыть. Какой-то слесарь сказал, что в лавках старьевщиков на улицах Бельзенса и Сент-Барб должно быть старинное оружие. Туда немедленно отправилась группа рабочих. Любопытство заставило г-на де Жируса отправиться вместе с ними и даже зайти в одну из лавок. Здесь какой-то рабочий, приняв графа за одного из своих товарищей, вручил ему ту самую громадину, которую он теперь держал под мышкой.

— Тот, кто дал мне ее, — добавил граф, — заставил меня поклясться, что я всажу ее в брюхо врагу родины… Боюсь, что не сдержу своей клятвы… Но, по-моему, сабля производит превосходное впечатление, и я ношу ее с собой. Ни у одного из моих славных предков не было такого воинственного вида, не правда ли?

Филипп не мог сдержать улыбки.

— Я задал вам глупый вопрос, спросив, не с нами ли вы… — сказал он графу с легким оттенком горечи. — Я совсем забыл, что вы можете присутствовать здесь только в качестве любопытного зрителя. Вы пришли посмотреть, умеет ли народ достойно умирать… Ну что ж, думаю, вы останетесь довольны.

Республиканец выпрямился. Он указал дворянину на разгоряченную, готовую к борьбе толпу рабочих.

— Посмотрите на них, — оказал Филипп. Вот стадо, которое ваши предки стригли и клеймили каленым железом. Уже третий раз за последние шестьдесят лет это стадо приходит в ярость. Говорю вам: в конце концов оно сожрет своих сторожей… Чем толкать народ на бунт, дали бы ему лучше хлеба и свободы, без чего он не может жить. Тогда те силы, которые народ тратит сейчас на постройку баррикад, он употребил бы на создание полезных вещей.

Господин де Жирус перестал подсмеиваться. Он сделался серьезен. Филипп горячо продолжал:

— Ваше место не здесь. Вы пришли на наши баррикады, как патриции древнего Рима приходили в цирк смотреть на смерть рабов… Несмотря на всю вашу доброту, в ваших жилах течет жестокая кровь. Вы пришли сюда от скуки, из барского любопытства.

Восстание будет стоить нам столько слез, а для вас оно всего лишь зрелище. Поверьте мне, вам лучше уйти. Мы не актеры, и не нуждаемся в зрителях.

Старый граф побледнел. На мгновенье он как бы застыл; затем, когда Филипп наклонился, чтобы снова приняться за свою работу, робко спросил:

— Друг мой, не разрешите ли мне помочь вам?

И он взялся за бочку. Республиканец и легитимист вместе донесли ее до баррикады.

— Черт возьми! — воскликнул г-н де Жирус. — Хоть бочка и не тяжела, но сабля страшно мешала мне.

Он стряхнул с рук пыль и вернулся на площадь. Здесь он столкнулся с Мариусом. После первых возгласов удивления граф, улыбаясь, сказал:

— Ваш брат посоветовал мне удалиться отсюда. Он прав, я всего лишь любопытный старик… Спрячьте меня где-нибудь.

Мариус отвел его в дом, где находились Фина и Жозеф. Граф устроился на площадке четвертого этажа у окна, выходящего на площадь. Слова Филиппа глубоко опечалили его.

Мариус вышел из дому. Он хотел уговорить брата подняться наверх и успокоить перепуганных насмерть Фину и Жозефа. Филипп должен был осмотреть площадь. Шесть баррикад были закончены; во всяком случае, повстанцы отказались от мысли сделать их прочнее и лучше — для этого не было необходимых материалов. Гнетущая тишина нависла над толпой. Сидя на земле, рабочие отдыхали, ожидая дальнейших событий. По их сдержанным голосам чувствовалось, что схватка близка.

Больше всего Филиппа беспокоило отсутствие настоящего оружия. Только человек пятьдесят имели ружья, у остальных были палки, а у некоторых даже бильярдные кип, взятые в кафе. Правда, многие запаслись в лавках старьевщиков довольно странными орудиями борьбы: одни держали в руках вертела, древние копья, старые сабли, у других были только простые железные прутья. Несколько человек собрались у фонтана в центре площади и точили ржавые клинки о холодные камни его закраины. Патронов тоже было очень мало: всего несколько сотен. Их удалось захватить у национальных гвардейцев.

Филипп понимал, что баррикады долго не продержатся, но не хотел лишать борцов мужества, и ни с кем не делился своими опасениями. Он посоветовал только обосноваться в соседних домах, надеясь, что атакующие отступят, если с крыш и из окон на них обрушится град камней.

Многие дома были уже заняты. Повстанцы стучались в квартиры, которые они хотели захватить, грозя выломать двери. Затем они потребовали ключи от чердаков. Все окна превратились в бойницы, все крыши — в крепости. Более получаса повстанцы таскали наверх камни. На крышах они вырывали черепицу, разбивали ее, а черепки складывали, чтобы потом обрушить их на головы солдат.

Убедившись, что приняты все меры для возможно лучшей защиты, Филипп решил наконец присоединиться к брату. Филиппа, по его просьбе, назначили командиром отряда, оборонявшего дом, где укрылись Фина и Жозеф. Дом этот стоял на углу Гран-Рю и Яичной площади, справа от бульвара. Филипп тревожился, предвидя, что баррикаде на Гран-Рю придется выдержать основной натиск и люди, спрятавшиеся здесь, в самой гуще боя, подвергнутся большой опасности.

Он отобрал для защиты дома самых преданных ему людей и взял с них клятву защищать дом до последней капли крови. Разместив своих товарищей на крыше и в окнах, молодой человек поднялся на площадку четвертого этажа, где увидел г-на де Жируса. Тот показал ему на дверь.

— Вас ждут.

Пока Филипп действовал, Матеус снова поднялся на крыльцо дома, расположенного на другой стороне площади. Подлец увидел республиканца в окне дома напротив, и его губы искривились в молчаливой улыбке, похожей на гримасу.

XVII

Чего не предусмотрел предусмотрительный Матеус