Под солнцем свободы - Франц Финжгар

- Вон отсюда! - воскликнула она, гордо выпрямляясь. - Вон отсюда, рабы! Перед вами королева, жена великого гунна, сына Аттилы. Не оскверняйте своими ногами землю, по которой ступали ханы и короли. Пусть ваш старейшина сам придет говорить со мной, если ему дорога жизнь славинки Любиницы.

Воины, с улыбкой теснившиеся у входа в шатер, уже было протянули руки к Аланке, чтоб полонить ее, как и всех прочих женщин, но услыхав имя Любиницы, замерли и переглянулись.

- У нас нет короля и нет с нами старейшины. Мы и есть короли и старейшины народа. Говори, где Любиница! Ты - наша пленница! - ответил ей самый старший, подступая ближе.

Аланка не шевельнулась, ни тени страха не мелькнуло на ее лице. Словно защищаясь, она подняла свою маленькую руку.

- Нет короля? У овец есть баран, у коз - козел, свиньи следуют за вепрем, а вы, славины, идете в бой без вождя? Аланка - королева и жена самого славного воина, какие есть на земле от Днепра до Константинополя, и она знает, что отборные гуннские воины с Баламбеком во главе разогнали бы вас и порубили в росистой траве, если б ваше скопище не вел кто-то поумнее вас. Пусть он придет, если ему дорога жизнь Любиницы. А коли не пожелает прийти, страшно отомстит вам орел мой Тунюш.

Снова переглянулись между собой воины. Речь шла о жизни Любиницы, и это обуздала их дикий нрав. Они покинули шатер, поставили перед ним стражу, а самый младший поспешил за Истоком.

Даже Исток поразился небывалому богатству и роскоши жилища повелителя гуннов. Таких сверкающих золотом покров ему не приходилось видеть у самого Эпафродита.

- Ты звала меня? Чего ты хочешь, жена храброго воина и повелителя гуннов?

- Ты вождь?

Исток знал, что славины снаружи слышат его. И чтоб не вызвать у них подозрений, будто он присваивает себе власть, сказал осторожно:

- Я не вождь, но брат среди братьев и сын старейшины Сваруна.

- Исток? - воскликнула удивленная Аланка. - Брат Любиницы?

- Да, брат Любиницы. Ты знаешь о ней? Скажи, куда скрылся с ней Тунюш? Мы должны найти ее и вернуть отцу.

- Я раскрою тебе тайну, клянусь могилой Аттилы, тайну, которой ты не узнаешь ни от кого из гуннов. Но ты должен наградить меня за это.

- Ты - рабыня славинов, помни это.

- Пока жив мой орел, герой из героев, - а он жив, ведь ты не видел его в бою и не нашел среди мертвых, - до тех пор Аланка может говорить все, что хочет. Бери меня в рабство, вонзай меч в мою грудь! Думаешь, я боюсь? Бойтесь вы, славины! Если бросится на помощь Тунюшев Церкон, если поднимется аварский каган, вархуны натянут тетивы, аланы направят коней и сам Управда пошлет свои легионы, а из-за Мурсианских болот нагрянут ваши побежденные братья анты, то... Ну как, обратишь меня в рабство или наградишь?

Исток задумался. Гордая Аланка нравилась ему. Ведь он уже расспрашивал гуннов о Любинице, о Тунюше. Радо, отчаявшийся и обезумевший, хлестал их ремнями, но никто не выдал тайны, пленники словно языка лишились. Ни один из них даже не застонал под ударами. Одна Аланка могла указать путь к Любинице.

- Я сказал тебе, что я брат среди братьев. И если старейшины решат, я награжу тебя.

Исток вышел из шатра. Воины и старейшины окружили его. Когда Сварунич рассказал о требовании Аланки, все недовольно зашумели, но в конце концов решили предоставить все на усмотрение Истока.

Он вернулся в шатер.

- Говори! Рассказывай о Тунюше и о Любинице, и можешь требовать награды!

- Поклянись богами и отцовским очагом, что не обманешь меня. Я тоже дам клятву.

- Клянусь!

- За тайну о Любинице и Тунюше, которую я поведаю тебе, дай мне свободу: подари мне двух коней, одного под седло, другого под вьюки и отпусти на все четыре стороны. Согласен?

- Я поклялся!

- Садись и слушай. Твоя сестра заворожила моего орла, он влюбился и украл ее. Но в ту же ночь пришли гонцы из Византии с повелением Тунюшу немедленно ехать к Управде. Он поехал. А Любиница плакала, как плачет голубка в дубраве. Меня жгли слезы этой нежной овечки, и я помогла ей бежать. Потому что от тоски вытекли бы ее глаза и она увяла бы как сорванный цветок. Теперь ты знаешь все. Но мне неведомо, нашла ли она свое племя. Она ушла отсюда свободной и предпочла смерть в степи жизни с Тунюшем. Я тоже предпочитаю свободу и смерть в степи.

- Куда она пошла, на юг или на север? Скажи! Ты обманула, ведь она не знала дороги! И пошла на смерть!

- Она пошла к свободе! Она хотела свободы, и я дала ей ее. Дай и ты мне свободу.

- Ты тоже погибнешь в степи. Идем с нами! Я обещаю тебе свободу!

- Тунюш сулил Любинице этот шатер, она не захотела. Мне не нужна свобода среди славинов.

- Тунюш отомстит тебе!

- Не бойся. Сюда приезжал музыкант и великий жрец нашего племени. Он приготовил чудодейственный напиток, который я дам нюшу, когда мы встретимся. Напиток одурманит его и сотрет в его памяти воспоминание о славинке, и тогда мой орел обнимет меня, свою Аланку.

"Это же Радован, - догадался Исток. - Лукавый старик! Он в самом деле положил голову под меч, забравшись в самое гнездо Тунюша".

- А где теперь этот музыкант? Или он погиб в бою?

- Нет, не погиб! Он уехал от нас вчера, одаренный и обласканный нашим народом!

"Старик ищет ее", - обрадовался Исток.

- А Тунюш еще не вернулся из Константинополя?

Аланка на мгновение смолкла.

- Да, ведь я и это обещала тебе сказать. Нет, не вернулся. А теперь иди, готовь мне коней.

Рабы быстро привели двух отборных гуннских коней. На одного нагрузили еду и немного драгоценностей, другой под седлом ждал у шатра. Вышла Аланка, в красной шапочке, одетая как гуннский юноша. Женщины ударились в плач, плененные воины с рыданиями катались по земле. Аланка махнула им рукой:

- Не плачьте! Он жив!

Потом птицей взлетела в седло, кони заржали, нежная рука твердо натянула поводья, красная шапочка мелькнула в долине и исчезла.

Вечером, в то время как пьяные славины бесновались вокруг костров, Исток созвал старейшин на военный совет. Нужно было спешно решать возвращаться ли домой или продолжить поход, по Мезии до Гема. Победа опьянила всех, поэтому единогласно решили идти на страну Управды и хоть немного отплатить ромеям за бесчинства Хильбудия. Истоку и Радо было по душе это решение. Радо стремился в бой, чтобы кровью залить душевную боль и тоску по Любинице. Он надеялся, что найдет ее у византийских поселенцев как рабыню или служанку.

У Истока такой надежды не было. Он рассчитывал только на Радована. Старику все пути были доступны, он легко мог провести любого. И потом он наверняка выпытал у Аланки, куда направилась Любиница. Она, конечно, пошла на юг. Иначе они бы встретили Радована, когда шли на гуннов. Если Любиница жива, если она стала добычей диких зверей, Радован, знающий наперечет все пути, все поселения, без сомнения, найдет ее.

Поход на юг радовал Истока. Он был убежден, что такого сопротивления, как оказали гунны, он больше не встретит нигде, и гордился, что разбил этих великолепных воинов. Правда, его конница уменьшилась в десять раз, но эти потери можно будет восполнить лошадьми пленных, а славинские юноши облачатся в доспехи своих павших братьев.

После совета он попросил вождей уговорить войско отдохнуть. Сам же расставил караулы у входа в долину и на гребнях холмов. Несмотря на уговоры старейшин, орда не успокаивалась. Даже мудрейших увлекла с собой волна победного похмелья. Ночь проходила беспокойно.

Исток и Радо остались одни возле маленького костра. Молча лежали они. Сон бежал их усталых глаз. Над ними простиралось звездное небо, из долины неслись шум и крики, а их печальные мысли устремились к Ирине и Любинице.

Утром погрузили на коней добычу, пленников поставили в середину обоза, затем, нарубив больших деревьев, положили на них тела погибших славинов и зажгли костер. Вокруг стояли вооруженные воины и бросали в пламя приношения богам. Когда костер догорел, войско тронулось в путь.

Раненые гнали обоз и пленных к Дунаю, чтоб переправить их в град. Войско двигалось на юго-запад.

Уже на следующий день славины, подобно шквалу, налетели на небольшое поселение. Они уничтожили всех, кто пытался сопротивляться, опустошили дома, увели скотину, веревками связали рабов и отправились дальше, оставив позади себя бушующее пламя.

Ужас опережал их, стоны неслись им вслед, позади клубился дым. Стаи воронов с карканьем следовали за славинским войском, которое кровью мстило за белые кости своих братьев, павших от меча Хильбудия.

17

Аланка сказала Истоку правду. Любиница исчезла из гуннского лагеря, и помогла ей в этом сама Аланка.

Вот как это было. Придя в себя, похищенная Любиница приподнялась на постели и широко раскрытыми от удивления глазами стала рассматривать роскошный шатер Тунюша. Все было незнакомое, чужое, повсюду безмолвие и тишина. От занавесей, пылавших золотом, исходило странное неведомое одурманивающее благоухание. Она зажмурилась, протерла глаза и снова оглянулась. Над головой висело дорогое оружие - такого она не видела у славинов. Она словно грезила наяву, но это продолжалось одно мгновение, потом она вздрогнула и пришла в себя. Любинице почудилось, что из-за оружия на нее смотрит широколицый улыбающийся Тунюш. Грезы исчезли, ужасная действительность сжала сердце, она вновь ощутила на своей спине твердую широкую ладонь; вновь девушка задрожала, сжалась и, закрыв лицо руками, зарыдала.