Павел Дыбенко. Невероятные приключения уголовника и революционера - Владимир Виленович Шигин

Дыбенко: Я вижу, что дальнейшее мое запирательство действительно нелепо. Как мне ни тяжело, я решил до конца рассказать правду. Я хочу своей честностью и искренностью признаться следствию в моем тягчайшем преступлении перед партией — в моем предательстве… Прошу мне верить, что я решил говорить правду. Когда меня арестовали в первый раз в севастопольской контрразведке генерала Сулькевича, у меня была обнаружена явка к Гулеву. Я подробно рассказал допрашивающему меня офицеру о том, кто я, каковы цели моего приезда в Севастополь. Тут же допрашивавший меня офицер заявил, что при согласии моем выдать большевистскую подпольную организацию в Севастополе, мне пощадят жизнь (так в протоколе — В.Ш.) и освободят. Я согласился с этим предложением и был освобожден со спецпоручением — выявить остальных большевиков в Севастополе, которые проживали на нелегальном положении. Следователь: И это задание контрразведки Вы осуществили?

Дыбенко: Да, эту задачу я выполнил. Я созвал на совещание Гулева и Бекмана, руководивших большевистским подпольем в Севастополе, выдал их жандармам и вместе с ними был арестован.

Следователь: Зачем Вас вторично арестовали?

Дыбенко: Ведущий мое дело жандармский офицер, уже после моего второго ареста в Севастополе, вызвал меня к себе в кабинет и объяснил, что мой арест вынужден необходимостью моей же зашифровки, т. к. в противном случае я был бы разоблачен большевиками, как провокатор. Тут-то мне этот офицер сказал, что он намеревается использовать меня для этой цели и в дальнейшем. Однако я провел под стражей несколько месяцев. За это время я был переведен в Симферопольскую тюрьму в распоряжение германского оккупационного командования. Просидев там некоторое время, я был вызван к одному из немецких офицеров, который был осведомлен контрразведкой Севастополя о моей предательской роли и моем сотрудничестве с контрразведкой. Этот офицер завербовал меня для шпионской работы. Я прошу следствие верить мне, что я сейчас решил честно и до конца правдиво рассказать об этой самой черной странице моей жизни.

Следователь: Изложите обстоятельства Вашей вербовки?

Дыбенко: Как я уже сказал выше, сидя в Симферопольской тюрьме, я был вызван офицером германской разведки, назвавшимся Крейценом, который заявил мне прямо, что если я хочу окончательно искупить свою вину, я должен стать секретным агентом германской контрразведки (так в протоколе — В.Ш.) для освещения Красной армии. В этом случае меня освободят после разгрома большевиков, который, по мнению Крейцена был неизбежен. Мне простят мое большевистское прошлое. Я на этот раз без раздумья дал свое согласие. После этого я дал подписку о своем согласии работать в пользу немцев. Затем через генерала Гофмана — главу немецкого командования на Украине и в Крыму, я был обменен на немецких офицеров и возращен в Советскую Россию.

Следователь: Какие задания Вы получили от немцев при Вашем освобождении?

Дыбенко: Крейцен указал мне, что со мной, уже в Советской России, свяжутся представители германской разведки по паролю: «Привет от Крейцена» и я должен буду их подробно информировать и выполнять задания, которые мне будут поручаться».

* * *

Попробуем теперь разобраться в показаниях Павла Ефимовича Дыбенко. До сих пор ни в одной из биографий Дыбенко я не встречал упоминания о том, что его дважды арестовывали и дважды освобождали. Везде речь шла лишь об одном аресте и об одном освобождении (была еще версия с побегом). Здесь же перед нами открывается совершенно иная картина. И если во втором случае вопросом освобождения Павла Ефимовича занималась лично Коллонтай, и это освобождение осуществлялось через германского генерала Гофмана, то с первым освобождением, как и со вторым арестом, дело, как мы понимаем, весьма темное. Дыбенко в начале допроса пытается уверить следователя, что и в первый раз его также освобождали в обмен на немецких офицеров. Для чего он это говорит? Возможно, в надежде, что следователи сочтут, что второго ареста и второго освобождения просто не было. Но происходит прокол. Следователь уже знает о неком совещании в Севастополе с подпольщиками, которое проводил Дыбенко. Сразу возникает вопрос, когда он его проводил? По приезде в Севастополь, как уже было известно, никакого совещания Дыбенко провести не мог, т. к., по его же словам, был арестован прямо на причале. А после освобождения, по ходатайству Коллонтай, он так же не мог совещаться с подпольщиками, потому что прямо из тюрьмы был в машине под охраной отвезен на линию фронта и там передан представителям советской власти. Возникает законный вопрос, когда же именно Павел Ефимович собирал большевиков-подпольщиков на тайную сходку? Тут-то и всплывает правда. При этом совершенно очевидно, что пленные немецкие офицеры и Коллонтай к первому освобождению никакого отношения не имеют. Представьте, что большевики на самом верху договорились с немецкими верхами об обмене. Москва передает пленных офицеров, а немцы освобождают Дыбенко, причем, не только освобождают, а оставляют его разгуливать по оккупированному ими Севастополю. Затем они снова садят Дыбенко в кутузку, и снова требуют за него новую партию офицеров. Если бы такое произошло в действительности, то Москва сразу бы, вне всякого сомнения, выступила с нотой протеста, вполне обоснованно обвиняя немцев в дипломатической нечистоплотности и жульничестве. Но ничего подобного, как мы знаем, не произошло. Обмен был произведен честно и быстро, при этом обе стороны остались вполне удовлетворены. Поэтому идиотизм утверждения Дыбенко, что и первый раз его “освободили в обмен на офицеров” был совершенно очевиден следователю. Именно поэтому он вспылил: “Дыбенко, прекратите Вашу гнусную тактику. Вам не удастся обмануть следователя!”

После этой фразы Павлу Ефимовичу стало понятно, что обман не удался. Поэтому ему и пришлось рассказать о том, по какой причине он был освобожден в первый раз. Что-то внятное придумать было уже невозможно — пришлось говорить правду. Итак, Дыбенко выпустили, как живца и с его помощью переловили все руководство севастопольского подполья. Подпольщиков потом всех расстреляли, а Павла Ефимовича снова посадили под арест. Отныне он был уже весьма ценен для немцев. Не каждый день удается завербовать и повязать кровью пусть бывшего, но морского министра новой российской власти, имеющего обширные связи в высшем большевистском руководстве. Теперь немцы должны были ценить и лелеять Дыбенко. Разумеется, ни о каком повешении на площади Нахимова в Севастополе речи и быть не могло. Пчелы не могут воевать с медом. Именно поэтому немцы с такой легкостью обменяли своего нового агента на дюжину фендриков. Операция по обмену была проведена публично и подозрений в предательстве Дыбенко не вызвала. Все всплыло гораздо позднее, когда сам Павел Ефимович, по глупости, проговорился о проведенном им совещании с руководителями севастопольского подполья.