Старосветские убийцы - Валерий Введенский

Жалованье нищенское, комнатку снимал крохотную и смрадную, оттого на службе допоздна задерживался с удовольствием. Писал бумаги, подбирал документы. Еще через четыре года сделали меня столоначальником. Скажете, не Бог весть какая шишка, таких в Петербурге сотни; только я вздохнул вольготней, комнатку сменил на лучшую, о прислуге задумался. В мечтах начальником отделения себя видел, мундир надворного советника примерял. И кроме жалованья в карманах стало что-то звенеть. Тут голова моя от неопытности и вскружилась. Поторопился! Посулили десять тысяч, деньги невероятные. Глаза загорелись, про осторожность и осмотрительность забыл. Дело касалось распределения казенных подрядов, мой подопечный просил изъять кой-какие документы, а другие, наоборот, подделать и подложить, чтоб решение в его пользу было принято. Так я и сделал, но вторым претендентом на подряд был князь Юсуфов, друг нашего министра. Уволили меня со скандалом, началось следствие. Комнатка была за два месяца вперед оплачена, в ней целыми днями и сидел. Идти было некуда, жизнь казалось конченной, впереди маячила каторга. Однажды раздался стук в дверь. Я решил, что это полиция, но вошел князь Юсуфов. «Таких ценю! Ваш поступок дерзок, говорит о незаурядном уме. И хорошо подделать документы не всякий сможет. Однако вы нанесли мне ущерб в сто тысяч серебром. Выбор за вами — ехать на рудник или отработать долг у меня на службе». — А следствие? — не понял я. «Наша Фемида столь же бескорыстна, как и чиновники, — засмеялся он. — Ну-с?»

Денег мне не платили, я жил на всем готовом во дворце князя. Выполнял и обычные секретарские обязанности, и всевозможные щекотливые, как в случае с Северским. Ваше имение не первое и далеко не последнее, захваченное им.

— Но зачем? Юсуфов и так невероятно богат!

— Во-первых, он жаден, во-вторых, вести жизнь честного, порядочного человека ему скучно. У него, как у породистой лошади перед скачкой, раздуваются ноздри и горят глаза, когда он придумывает, как отнять у кого-нибудь имущество или разорить конкурента.

Я попал в рабство. Поначалу пытался узнать, сколько лет буду отрабатывать. «До смерти», — ответил князь. Не сомневаюсь: он имел в виду мою кончину. Периодически работавшие на него люди пропадали, появлялись другие. Нотариусы, шулера, фармацевты (у одного из них я как-то стащил цианистый калий) рано или поздно узнавали слишком много, и князь давал кому-нибудь поручение от них избавиться. Были у него подручные, способные и на такое.

Кстати, Шулявский меня не видел, его провели через тайный вход с улицы. Но князь не догадывался, что я нашел способ подслушивать разговоры в его кабинете. Думаю, вместо обещанного миллиона пан Анджей получил бы нож в сердце, уж слишком жаден Игорь Борисович.

Меня постигла бы такая же участь, но снова спасли длинные уши — Юсуфов отдал приказ о моем убийстве. Наверное, новый кандидат нашелся на место секретаря. Вечером мне поручили доставить письмо в самый конец Фонтанки — туда бы и сбросили мое тело.

Приглашение на свадьбу от Северского поступило накануне, я просто не успел о нем доложить. Забрав закладную (Юсуфову подложив копию), я отправился сюда. Письмо от имени князя и доверенность написал уже по дороге, благо печаткой с инициалами Юсуфова обзавелся заранее. Оставалось получить вексель. Уже нотариусов вызвал, уже в руках подержал — и тут Северские в Петербург собрались. Что прикажете делать?

— А Шулявский?

— Пока перед десертом все гуляли, я его комнату обыскал. Зря поляк сережки при себе держал, живым бы уехал. Когда ночью я вышел из покоев князя, услышал: кто-то спускается. Аккуратно выглянул — Тучин. Мысль и мелькнула, как сережки заполучить. Потом ему улики и подбросил.

— А вы не боялись, что Юсуфов предпримет розыск, когда ему доложат, что вы не появились на Фонтанке? — спросил Тоннер.

— Я и о том позаботился. В кухмистерской, куда зашел перекусить перед дорогой, обедал господин, отдаленно меня напоминавший. Я предложил за небольшую плату принять участие в розыгрыше доброго приятеля, поджидавшего меня на Фонтанке. Одолжил крылатку, показал, как прихрамываю…

— Вы — чудовище! — Денис бросился с кулаками на Рухнова.

Исправники с трудом скрутили разъяренного юношу.

— А на суде дадите показания против Юсуфова? — спросил у Рухнова Терлецкий.

— На суде? — усмехнулся Рухнов. — Сомневаюсь, что я до него доживу. У Юсуфова везде связи имеются. Зарежут меня прямо в тюрьме.

— Мне вас, голубчик, нисколечко не жалко, — припечатала старуха Северская.

— А кто мне рисуночки отправил? — спросила вдруг Маша Растоцкая. Все тайны прошедших трех дней были раскрыты, кроме одной, касавшейся непосредственно ее.

— Как кто? — удивился Рухнов. Уголки его губ ехидно скривились. Хорошо Маша на него уставилась, не заметила, как густо покраснел Митя. — Это…

— Это Михаил Ильич послал, — перебил Рухнова Терлецкий. Тот изумленно на него уставился, но Федор Максимович так многозначительно поиграл желваками, что преступник препираться не стал.

— Ну да! Я же чудовище!

— Павсикакий Павсикакиевич! — начальственным тоном проговорил Мухин. — Когда мерзавца в тюрьму повезете?

— Думаю, завтра, Осип Петрович.

— Не упустите, как ямщика!

— Виноват, больше не повторится. Самолично сопровожу.

— Мы всех троих вместе свяжем, никуда не сбегут, — подтвердил Степан.

— Троих? — удивился Мухин.

— Петушкова, Пантелея и хромого.

— Петушков? — удивилась Елизавета. — Он сбежал давным-давно. Когда Рухнов скатерть дернул. Думаю, след уже простыл…

— Как сбежал? — Киросиров плюхнулся на стул и схватился за сердце.

— М-да, дела! — возмущенно проговорил генерал. — Придется ехать мне. Ну и блюстители, двоих за день упустили.

— А Пантелей ни в какую тюрьму не поедет, — неожиданно сказала княгиня Елизавета. — Мы сами с ним разберемся, по-семейному. Имение по праву принадлежит Мите, как и драгоценности. Сережки и ожерелье он получит сегодня же, стоимость остальных драгоценностей Пантелей ему возместит. Так, Пантелей Акимович?

Купец развел руками:

— Так, матушка.

— Я от своих прав на имение отказываюсь, но его еще надо выкупить. Я самолично поеду к Юсуфову с этим векселем. Нам есть о чем поговорить. Кстати. Пантелей Акимович, эти пятьсот тысяч я тебе не зачту.

— Как так? — испуганно спросил купец, лихорадочно подсчитывавший в уме сумму потерь.

— Ты деньги Северских крутил? Крутил! Пятьсот тыщ вроде процентов будут.

Пантелей закрыл забинтованное лицо руками.

— И не забудь мне стоимость ожерелья выплатить. Камбреме его у тебя купил, а я Мите за так отдаю. И д'Ариньи компенсацию…

Пантелей молча кивал забинтованной головой.

— Спасибо тебе, Лизонька, — расплакалась старуха Северская.

Две княгини обнялись.

— И еще я хотела бы отблагодарить господ, спасших меня от верной гибели, — продолжила Елизавета. — Каждый год, на Рождество и Пасху, вам будет доставляться ящик моего лучшего вина. Илья Андреевич, Денис Кондратович, Павел Павлович, оставьте свои адреса.

— Елизавета Петровна, — откашлялся генерал. — Если позволите, я хотел бы сопроводить вас в Петербург.

— И про тебя, Данила, не забыла, — оторвала взгляд от Павла Павловича Елизавета. — Проси, чего хочешь!

— На Кате жениться, — выпалил дядька. — Очень вас прошу, продайте ее моему барину.

— Сколько раз повторять, Данила, — перебил Тучин. — У нас в поместье девок больше, чем мужиков. Не буду я никого покупать, своих куда деть не знаем.

Северская смерила юношу недовольным взглядом и сразу же приняла решение:

— Тогда мы Катерине дадим вольную. Митя, вы не против?

Юноша кивнул. Против была его бабушка, но ее никто не спрашивал.

— Надеюсь, господин Тучин последует моему примеру.

Тому ничего не оставалось, как выдавить из себя согласие.

— И Глашеньке вольную! Глашеньке моей, — упал на колени перед Северскими Глазьев. — Женюсь, обещаю!

— Это у некоторых с девками перебор, у меня наоборот, нехватка, — зашипела Анна Михайловна.

— Так внучка же ваша, — не сдавался Глазьев.

— Внучка? — удивилась Елизавета.

— Таких внуков у меня целая деревня, — отрезала старуха.

— И правнук скоро будет!

— И Глашке вольную даем. Правда, Митя? — спросила Елизавета.

Самый ужасный день в Митиной жизни заканчивался настолько хорошо, что он был готов отпустить на волю всех, оставив себе только Машу.

Эпилог

Расставались не спеша. Вроде и в одну сторону ехать, и мир тесен, а сведет ли судьба еще раз?

Генерал попрощался первым. Как и обещал, он вызвался лично доставить преступника в город. Рухнова, со связанными сзади руками, привели из конюшни, где под наблюдением Степана и Порфирия он ночевал. Исправники поеживались от утренней прохлады и широко зевали. После вчерашней взбучки они не сомкнули глаз, проведя ночь под аккомпанемент рухновского храпа и лошадиного ржанья.