Ночь для любви - Мэри Бэлоу

— Это мистер Дорсей? — спросила Элизабет.

— Кто же еще. — Герцог сложил письмо и положил его на колени, затем посмотрел на Лили: — Мы наивно полагали, что наш брак спасет ее от него.

— Фрэнсис боялась вернуться домой с ребенком на руках, — продолжал Невиль. — Она ждала, когда ее муж вернется из Вест-Индии. Она писала ему туда и сообщила о своем положении. Потом она решила вернуться домой, оставив ребенка у Дойлов. Она собиралась снова написать мужу уже из дома. Но он был офицером и мог погибнуть в бою. К тому же она очень боялась за собственную жизнь. Поэтому она повесила медальон на шею девочки и написала письмо, которое просила передать мужу после его возвращения или своей дочери, если обстоятельства сложатся так, что они никогда больше не встретятся.

— Я всегда подозревал, что ее смерть не была случайной, — сказал герцог. — Я также подозревал, что Дорсей убил ее. Она действительно сообщила мне, что у нас будет ребенок. Но если она и написала еще второе письмо, то я никогда не получал его. Когда она умерла, никто ничего не знал о ребенке. Я сделал вывод, что она ошибалась по поводу своей беременности, о которой писала в первом письме. Но почему-то меня никогда не покидало чувство, что ребенок был и где-то на земле живет мой сын или моя дочь. Я проверял каждую возможность, которая приходила мне на ум, но я никогда не слышал о Беатрис Дойл.

— Линдон, но тогда выходит, что мистер Дорсей пытался убить Лили? — предположила Элизабет. — Но у меня это в голове не укладывается. Этого просто не может быть.

— Онслоу прикован к постели, — объяснил Невиль, — поэтому, вероятнее всего, Уильям Дойл передал письмо в руки Дорсея. Именно тогда Дорсей узнал правду, хотя это ничем не угрожало ему, так как Лили считалась умершей. Интересно, а была ли случайной смерть Уильяма Дойла? Возможно, он слишком много хотел получить, ссылаясь на то, что его сын долгое время заботился о Лили. Нам повезло, что викарий все еще жив. Но тут Лили внезапно появилась в Ньюбери. Дорсей тогда тоже был в церкви. Он, как и Портфри, сразу узнал ее.

— Лили. — Герцог придвинул к софе свой стул и взял Лили за руку. Письмо соскользнуло с его колен на пол. — Беатрис и Томас Дойл были твоими родителями. Они заменили тебе семью, нежно любили и хорошо воспитали. Никто, и я тем более, не собирается отбирать их у тебя. Они навсегда останутся твоими родителями.

Прижавшись головой к плечу Невиля, Лили посмотрела на герцога.

— Мы любили друг друга, Лили, — сказал он. — Твоя ма... Фрэнсис и я. Ты была зачата в любви. Мы отдали бы тебе всю нашу любовь, если бы... — Глубоко вздохнув, герцог продолжал: — Она так любила тебя, что ради твоей же безопасности отдала другим людям. Все двадцать лет я постоянно думал о том, что ты где-то существуешь на свете. Мы никогда не отказывались от тебя. Если бы только ты могла, Лили, подумать о Фрэнсис как о своей матери, а обо мне как о своем отце. Я не претендую на роль твоего любимого папы, но позволь мне... — Герцог поднес руку Лили к губам, поцеловал и быстро вскочил на ноги.

— Куда вы? — спросила Элизабет.

— Она в шоке, а я начинаю давить на нее, — ответил герцог. — Мне лучше уйти, Элизабет. Извините меня. Если мне будет позволено, я зайду завтра. Но вы не должны заставлять Лили принимать меня. Лучше позаботьтесь о ней.

— Да, конечно. — Лили впервые подала голос с тех пор, как Невиль вошел в комнату. — Я приму вас — завтра.

— Спасибо. — Герцог поклонился и направился к двери.

— Подождите меня, Портфри, — сказал Невиль. — Через минуту я присоединюсь к вам.

Герцог кивнул и вышел из библиотеки вместе с Элизабет.

Невиль встал и помог подняться Лили. Он обнял ее и крепко прижал к себе. «Что должен чувствовать человек, — думал он, — когда внезапно узнает, что его горячо любимые родители вовсе не являются его родителями?» Он попытался представить себя в такой ситуации. Без родителей он чувствовал бы себя без корней, без спасительного якоря.

— Я хочу, чтобы ты забыла о приеме и ушла к себе в комнату, — сказал он. — Позвони Долли и ложись спать. Попытайся заснуть. Договорились?

— Да.

Невилю было больно видеть ее безразличие и покорность судьбе. Это было так не похоже на Лили. Но Портфри прав: она в шоке. Он вспомнил, какой она была, когда узнала о смерти Дойла.

— Попытайся ни о чем не думать, — посоветовал он. — Завтра тебе станет лучше, и ты сможешь приспособиться к новой реальности. Я уверен, что ты в конечном счете поймешь, что ничего не потеряла. Одно дело — любить и заботиться о собственном ребенке, и совсем другое — когда ты любишь и воспитываешь чужого ребенка, за которого не несешь никакой ответственности. Твои родители заботились о тебе, как о собственном ребенке. Я никогда не знал твоей мамы, но всегда восхищался тем, как преданно и нежно любит тебя твой отец. Ты их не потеряла. Ты просто приобрела людей, которые будут любить тебя и заботиться о тебе в будущем и не станут ревновать к прошлому.

— Я очень устала, — сказала Лили, поднимая к нему бледное лицо с огромными глазами. — Я сейчас ни о чем не могу думать.

— Я знаю. — Невиль наклонился и поцеловал ее в губы. Обняв его за шею, она тоже поцеловала его.

За время путешествия в Лестершир он ужасно соскучился по ней. К тому же он очень волновался за нее, особенно когда прочитал адресованное ей письмо. Ощущая ее маленькое изящное тело, прижимавшееся к нему, ее руки на своей шее, ее губы на своих губах, Невиль почувствовал, что страсть переполняет его. Но ей сейчас было не до страсти. Кроме того, у него самого было дело чрезвычайной важности и Портфри ждал его.

— Ложись в постель, любимая, — сказал он, взяв ее лицо в свои руки. — Увидимся завтра.

— Да, — ответила Лили. — Завтра. Возможно, завтра моя голова будет работать лучше.

Глава 24

Лили очнулась от глубокого сна, когда утреннее солнце уже светило в ее окно. Сбросив одеяло, она встала с постели и потянулась. Какой странный сон она видела! Она даже не может с точностью вспомнить его, но знает, что он был странным.

Она не была Лили Дойл. Папа не был ее отцом. Она даже не была Лили Уайатт, графиней Килбурн. Ее матерью была леди Фрэнсис Лилиан Монтегью. Ее отцом был герцог Портфри. Ее дедушкой был барон Онслоу.

Ее ум отказывался верить, и ее стала охватывать паника.

Кто же она?

Семь месяцев в Испании она старалась не утратить себя как личность. Это было нелегко. У нее отобрали все: одежду, медальон, свободу, ее собственное тело. И все же она старалась не забывать, кто она такая. Она не сдавалась.

А сегодня утром она уже не знает, кто она. Какой была эта Фрэнсис Лилиан Монтегью? Как мог этот строгий красивый мужчина — с такими же, как у нее, голубыми глазами — оказаться ее отцом? Как могла женщина, инициалы которой сплетены в одно с его инициалами, быть ее матерью?