Охота на волков - Андрей Щупов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Молодого» он узнал, когда сворачивать было уже поздно. Но черт с ним, с «молодым», — те, что вышагивали рядом, выглядели много хуже — и старше, и опаснее. Но главное, чем-то они неуловимо походили на тех в камуфляже у здания офиса. И хотя нарукавных повязок со свастикой у них не наблюдалось, Баринов нюхом учуял, что связываться с ними — себе дороже. И ноги сами совершили то, чего делать было нельзя. От набережной тут и там ответвлялись припорошенные снегом тропки, — на одну из них он и ступил, стремясь разминуться с приятелями «молодого». В иных обстоятельствах нехитрый финт, возможно, и выгорел бы, но жутковатая ночь диктовала свои правила игры. Заметив очевидный маневр одинокого прохожего, троица бдительно встопорщилась. Баринов не глядел в их сторону, однако «встопорщенность» эту учуял безошибочно. Впору было хохотать и плакать. Третий день на свободе — и сразу эта чертова чехарда! Пальба на улицах, нагловатые юнцы со шпалерами за поясами, трупы у офисов — словом, полная непруха! То есть, если кому-то там захотелось поразвлечься, — кто же мешает? Только он-то тут при чем? Всего-то литр пива и выцедить успел! А намечал оприходовать не меньше колхозного бидона…
— Эй, господин хороший! Одну минуту!
Что ж, вполне вежливо! И голос серьезный, без юношеского надлома. Глупо кидаться от такого в бега. Тем более — все равно догонят. Спринтером Баринов никогда не был. А если у них еще и оружие…
Он спокойно обернулся.
— Ну?
Трое продолжали шагать, словно матросы из жутко революционного фильма. Клеши бы им да винтовочки со штыками — вот была бы картинка! «Молодой» вырвался было вперед, но тут же сбавил прыть. Наверное, припомнил, как саданули ему по кумполу. Да и как не вспомнить — вся правая щека вздулась, словно у хомяка, вместо глаза — узенькая злая щелочка…
Оставшись на месте, Баринов сообразил, что поступил правильно. Его спокойствие чуточку смутило приближавшихся. По крайней мере сразу на него не кинулись. Впрочем, хорошо это или плохо, он еще не знал. «Молодой» шакаленком тут же зашел за спину, двое застыли напротив.
— Кто такой? — спрашивал все тот же с хорошо поставленным голосом. Загорелое лицо, массивный, гладко выбритый подбородок. На первых двух фалангах правой руки Баринов успел заметить буковки «т» и «о». Стало быть — Толя, потому что Тоней и Тосей мужика не назовут, а других имен, начинающихся на «то», вроде и нет в природе.
— Ты, Толя, сбавь парок. Это я тебя могу спрашивать, сообразил? — Баринов так и не вынул рук из карманов. — Гулял мимо, гуляй дальше.
Ответ им не понравился, однако дистанцию они по-прежнему соблюдали джентльменскую. Гладко выбритый Толя оказался на редкость сообразительным. Скользнув взглядом по собственным пальцам, он усмехнулся, и, как показалось Баринову, с некоторым облегчением.
— Глазастый!
— Таким уж мама родила. Что дальше? — Баринов уже прикидывал, на какой прием возьмет приятеля Толи, после того как сам Толя ляжет у его ног. Было уже ясно, что миром не разойтись. Предъявить этим ханыгам ему нечего, а расскажет про тюрьму — подставится еще вернее. С кем там у них сегодня сражение-то? С криминальной мразью? Вот и подпишут его под эту самую мразь.
— Шпалер верни малому, — предложение прозвучало почти дружелюбно, однако купить Баринова было сложно. Не спуская с собеседников глаз, он выдернул наган из-за пояса, расчетливым движением отбросил на заснеженный газон. Ищите дурака, мои милые! Чтобы подавать вам в руки? Ну уж хренушки!
— В другой раз пусть ведет себя осторожнее.
Они промолчали.
— Ну что, расходимся?
— Чего ж не разойтись…
Легкое движение чужой брови Баринов поймал, потому что чего-то подобного ждал. И сразу ударил хитрого Толю в челюсть. Цапнул за ворот второго, рванул на заваливающегося Толю, рубанул коленом в грудь. Все, как и прикидывал секунды назад. Одного только не учел. Этого сопляка за спиной. Потому что нашлось у «молодого» что-то посерьезнее кулаков. Какая-то хорошая железка… Двое и впрямь уже ворошились возле ног, когда в голове грянуло зарево, и, шаря руками, Баринов повалился на своих жертв. Еще хотел поворотиться, но тело не послушалось. Лицо ткнулось в холодный снег, под животом зашевелился приходящий в себя Толик. Сознания Баринов не потерял, но голоса до него доносились словно издалека. Слыша их, он лежал и одновременно видел картины далекого детства. Удар «молодого», точно искры из кремня, высек их из крепкого Бариновского затылка.
…Голуби, которых они пытались подбить из лука, то и дело пугались, суматошно взлетая и снова садясь к рассыпанным крошкам. Кривоватые стрелы, наконечники которых пацанва изготавливала самым примитивным образом, мотая изоленту вокруг струганных прутиков и засаживая в сердцевину иглу, никак не хотели поражать цель. Однако они стреляли и стреляли, злясь на повторяющиеся промахи, на луки, которые почему-то не походили на те гнутые и жутковатые игрушки, что демонстрировали им гэдээровские фильмы с участием Гойки Митича. Кто-то звонко орал, поучая, как надо целиться и держать тетиву, и, перебивая его, иной голос, пугающе знакомый, коротко докладывал кому-то о каком-то Крутилине…
Крутилин это же я, — припомнил Баринов с удивлением. — И паспорт мой в руках у этого рогомета…
Картинки из детства гаснущим изображением выключенного телевизора метнулись в сторону и пропали. Звон поутих, сменившись вибрирующим гудением. Баринов понял, что лежит в движущейся машине — лежит лицом вниз, и левую его руку прижимает чей-то ботинок. Оказывается, за те недолгие минуты, пока он разглядывал оживших голубей прошлого, его успели сковать наручниками и забросить в фургон. Везли, должно быть, намереваясь протрясти на предмет выяснения личности. Документы они, конечно, уже просмотрели, но скучный этот процесс их, понятно, не удовлетворил. «Молодой», конечно, уже расписал его лихие ударчики, да и те двое могли похвастаться свежими синяками и ссадинами. Во всяком случае пару ребер приятелю Толи он почти наверняка сломал. Стало быть, за фамилией Крутилин что-то стояло. Так по крайней мере они могли рассуждать. Потому и не стали мочить сразу. Повезли в какой-нибудь кандей на беседу.
Баринов уже не лежал безучастным мешком. Мозг лихорадочно просчитывал ситуацию. Это без сомнения фургон. Либо «Рафик», либо «УАЗ», либо что-нибудь импортное. Впрочем, устройство везде одно и то же. Скорее всего впереди водитель и тот загорелый. В салоне, как минимум, двое, а скорее всего больше, потому как машина наверняка пришла не пустая. Значит, трое или четверо. Да в карманах еще какая-нибудь пакость вроде той железки, которой ему навернули. Они уже знают его возможности, и это плохо. Очень и очень плохо. Зато он «оглушен» и скован, значит, по их мнению, безопасен. А это уже шанс. В том, что чикаться с ним не будут, он не сомневался. Не та это была ночка, когда прощали и, лобызая в уста, отпускали на все четыре стороны. Значит, надо ждать момента. Сейчас он в самой невыгодной позиции, а над ним неизвестное количество лбов. Впрочем… Левая нога нечаянно коснулась металлической стойки. Он сосредоточился, пытаясь нарисовать в голове салон автомобиля в разрезе. Стойка — это скорее всего ножка боковой скамьи. И, видимо, скамьи пустой. Иначе не было бы того вакуума с левого боку. Стало быть, не четверо, но и не двое. Получается, что трое. И еще пара особей впереди. Два плюс три — да три плюс два… Баринова зациклило на этой простейшей арифметике. Но на самом деле он уже не считал, а прикидывал, чем и как их станет глушить. Все, что он видел сквозь прищуренные веки, это покачивающуюся у самого носа ребристую поверхность покрышки. Небогато!… Голова ерзнула от очередного ухаба под колесами, и сектор обзора слегка расширился. Край чужого ботинка, а рядом… Баринов враз повеселел. Под скамьей лежала металлическая труба. Черт знает, с какой целью ее возили в салоне, но теперь по крайней мере ясно, с чего начинать…
Круто развернувшись, фургон притормозил. Захлопали дверцы. Кто-то перешагнул через лежащего пленника, грузно спрыгнул на землю. Первый! — повел в уме отсчет Баринов. Мышцы сами собой напряглись. Еще один человек запнулся за локоть лежащего и выбрался из машины с приглушенной руганью. Баринова ухватили за ворот, с кряхтеньем перевернули на спину.
— Тяжелющий кабан!…
Нога пленника сработала, как гигантский шатун, пыром угодив в горло человека. А в следующее мгновение Баринов прокатился по полу и, сев, рубанул каблуком того, что изумленно заглядывал в распахнутый фургон. Обернувшийся на шум водила схлопотал по зубам самый последний и, хрюкнув, завалился на руль, грудью придавив клаксон. Пронзительно загудел сигнал, но Баринову было уже не до него. Предстояло самое важное, без чего и не стоило затевать канитель, — прокрутка скованных рук со спины на живот. Тот же Хазратик выполнял этот номер в доли секунды, Валентину процедура тоже давалась относительно легко, а вот у Баринова акробатический пируэт всякий раз проходил с большим скрежетом, — мешал объемистый живот, не сгибалась должным образом спина и ощутимо похрустывало в плечевых суставах. Но это было тогда, а сейчас следовало добавить выпитое пиво, надетую синтипоновую куртку плюс несколько дней безделья. Но об этом он запретил себе даже думать. Сделав глубокий выдох, Баринов подался, как мог вперед, рывком подтянул руки под пятую точку. Ну конечно же! Тут они и застряли! Мысленно он зарычал. Задницу надо пошире отращивать, свинячья ты морда! Дорвался до пива, боров сучий!…