Ведьмино кольцо. Советский Союз XXI века - Александр Шубин

Многие сгорели над этими холмами. По непонятной европейцам причине африканцы не стреляли в автолет под скрещенными золотыми мечами, и хотя Анна бросалась в самую гущу, ее машина потерпела аварию в самом конце битвы, столкнувшись с уходящим грузовиком противника. Ее автолет разгерметизировался, потерял часть газа и плавно спустился в лес. В общем, вождь нибелунгов остался жить, но потерял половину армии. Шварц включился в кампанию воспевания Анны. Доля славы досталась и Алексу Засурскому, имя которого как пресс-секретаря центрального фронта стало ассоциироваться у зрителей с последними успехами. Ликование длилось недолго — мавры высадились в Испании. Европа снова почувствовала смертельную угрозу. Но в Германии наступило затишье.

Судьба Парижских информационных фондов продолжала вызывать у Сергеича тревогу — война приблизилась к границам Франции с юга и запада. Что же, завтра за дело.

Однако назавтра Сергеич не смог встать. Голова болела и ничего не могла переварить, вся полость рта полыхала, несмотря на лекарства, принесенные сердобольным хозяином.

Но Сергеич не стал вызывать из «Социума» никого, кто мог бы ему помочь выехать на Родину. Ему стало как-то все равно. Он просто отдыхал в этом полубредовом состоянии. Болел с удовольствием, как болеют школьники, — отмазка от занятий. Только через неделю он решил все же что-то предпринимать. Два обстоятельства казались ему странными. Во-первых, Таня отключилась от адреса, и он не мог с ней связаться. Она даже не знала, что он болен. Во-вторых, академик Принтам не отвечал на его запросы о встрече. Секретарь сообщал, что академик не может сейчас никого принять. В-третьих, вокруг местоположения Романова еще недавно кипели такие страсти, что нынешнее равнодушие мира к мэтру социальной науки было более чем странным. «Вот он я, лежу здесь доступный и бессильный, а вам все равно. Чем я мешал вам месяц назад и почему не мешаю сейчас?» Да, Сергеич отдыхал, но с каждым днем непривычное одиночество все больше тяготило его. Он уже думал переломить вялость и лень, вызвать сюда кого-нибудь. Но тут дверь открыла... Аника.

Она всплеснула руками, стала кипятить молоко, пичкать его какими-то микстурами из походной аптечки и отвечать на недоуменные вопросы. Да, она пока больше не воюет. Главное сделано, а теперь и Шварц справится. Он, в сущности, славный малый, присвоил ей звание полковника и отправил в бессрочный отпуск. Ребят жалко, но дело того стоило. Она пыталась связаться с Сергеичем, но безуспешно (действительно, так мутило, что почту он не просматривал). Она обегала Париж. Там такое творится! Надо бы ввязаться, показать французам, что почем. Но сначала надо было разыскать Сергеича. Да, Шварц помог ей — проверил со спутника все номера автолетов, припаркованных вокруг Парижа. Дальше — дело техники. Где она остановилась? На Вальми, у канала. Да, в Париже есть каналы, только этот очень маленький. Очень далеко, добираться приходится на велосипеде.

Намек был понят, и Сергеич разрешил ей остаться. Вечером она попыталась разложить на полу портативный армейский матрас, но площадь пола оказалась для него слишком мала. После непродолжительных мучений пришлось отказаться от использования военного снаряжения, и Сергеич пригласил Анику под собственное одеяло...

Утром Сергеич, как-то сразу окрепший и помолодевший, изъявил желание посетить Париж. Его еще шатало, но, опираясь на Анино плечо, он постепенно осваивался с искусством вождения организма. Они вышли по узеньким улочкам к миниатюрной железнодорожной станции, которая находилась под надежной охраной отряда профсоюза транспортников — на халяву никто не должен был пользоваться электропоездом. Само средство передвижения было извлечено из какого-то музея, но заново отремонтировано и выглядело как во времена юности. В трех вагонах ехало человек двадцать, но дорогие билеты все окупали. Поезд помчал по старинным акведукам, проложенным выше домов, горящих солнечными батареями крыш, и в какой-то момент даже казалось, что им в качестве исключения разрешили воспользоваться автолетом.

Когда поезд прибыл в Париж, выяснилось, что Сергеич уже может ступать довольно твердо, а вот Аника хромает. Оказывается, она уже лет десять не ходила пешком более десяти минут. А тут еще во время недавних подвигов ударилась сапожком о педаль автолета, и обувь разгерметизировалась, «потекла». Из подошвы стали выпирать какие-то структуры и царапать ногу. Аника смущенно улыбалась: «Это надежная шведская обувь. Только немножко хрупкая, не для войны». А вот свой отпускной ресурс она уже истратила, мотаясь по Парижу в поисках Сергеича. Что же, ухаживать так ухаживать. Они завернули в Латинский квартал, где горела реклама обувного. Но не тут-то было — средневековая улочка была перекрыта баррикадой. Осмотревшись, Сергеич вдруг обнаружил, что квартал превращен в настоящий укрепрайон. На баррикадах, сделанных из строительной пены, сидели молодые люди воинственного вида, но в гражданской одежде. Один из них подошел к Сергеичу сзади и грозно спросил, с какой целью он пытается проникнуть в квартал. На это ошарашенный эксперт ответил, что хотел бы приобрести пару обуви. К его удивлению, страж баррикады учтиво поклонился и ответствовал, что защитники Латинского квартала рады приветствовать покупателя и способствовать торговле.

По улочкам и магазинчикам бродило не так много покупателей (в основном японцы, латиноамериканцы и русские). К радости членов союза работников легкой промышленности, который держал обувной магазин, Сергеич ввел Анику в их заведение. Пока шведка медитировала в мире французской обуви, Сергеич стал просматривать новости, восполняя упущенное за дни болезни.

Период, в который Романов посетил Париж, впоследствии вошел в историю как война трех Дани. Она была связана со вторым этапом мавританской войны, когда Халифат, увязнув в атаках и контратаках, прекратил наступление и начал воздействовать на тылы противника. По всем странам Запада стали распространяться болезни, взрываться транспортные и промышленные объекты. Пиком этого террора стал взрыв туннеля под Ла-Маншем. После этого антитеррористический режим в Европе достиг апогея, «подозрительные» арестовывались безо всяких объяснений, комендантский час был распространен на все темное время суток, а снабжение дешевыми ресурсами и продуктами происходило с небывалыми перебоями. Естественно, что такой произвол власти вызвал волнения, которые нельзя было подавлять силой — это привело бы как минимум к немедленным перевыборам всех властей, авторитет которых и так держался на волоске. В парламенте борьба фракций дошла чуть ли не до дуэлей, а Верховный президент по доброй французской традиции на всякий случай бежал в Мец, откуда агитировал за порядок. Но в конце концов все понимали, что в современном обществе президенты не могут повлиять ни на что существенное.