Сложенный веер - Сильва Плэт

— Вот когда вытащите, тогда будешь ставить условия, — такого агрессивного тона он никогда от Лисс не слышал, поэтому просто соглашается:

— Хорошо.

— Переходи к «во-вторых». Что еще сделает Звездный совет, членом которого я, разреши тебе напомнить, являюсь, когда услышит об инциденте?

— Будет подозрительно относиться к Локсии, так дискредитировавшей себя перед Конфедерацией. И главное — накрепко запомнит, что во всем нашем секторе, кроме Аккалабата, ни с кем нельзя иметь дело, никому нельзя верить… только мы хорошие. Чудеса Сидовой дипломатии.

— И что же удержало этого кудесника от последнего взмаха волшебной палочкой?

— Я с ним поговорил.

— Хьелль, — теперь уже очередь Лисс смотреть насмешливо. — Ты пытаешься убедить меня в том, что политик, который хладнокровно обрек на смерть несколько десятков человек (состав миссии, включая десантников), который придумал и как по нотам разыграл всю эту авантюру, передумал только потому, что ты с ним поговорил? Что за чушь собачья!

— Это не чушь. И не собачья. Почему, кстати, вы так говорите? Мне собаки всегда нравились, ты знаешь. Если бы не ваши законы, я бы привез их и развел на Аккалабате.

— Отвечай на мой вопрос.

— Эй, ты не на трибуне Звездного совета! А я не подсудимый, — в голосе лорда Дар-Халема слышатся жесткие нотки, и Лисс сдается.

— Я только попросила тебя объяснить, почему он отступился.

— Сначала поклянись.

— В чем?

— Что ты никогда не используешь то, что я тебе сейчас расскажу, против него. Против Сида.

— А с него ты насчет меня такую клятву не брал?

— Нет. Это бесполезно. Он же Дар-Эсиль. Захочет обмануть — стряхнет эту клятву, как воду с перьев. Я с него брал обещание две недели вас не трогать. Формально он его выполнил. По сути — сама видишь.

— Ладно, клянусь, — незатейливо говорит Лисс.

Хьелль прикусывает нижнюю губу, тянет руку к заложенным за ухо прядям… Видно, что ему трудно начать.

— Понимаешь, Дар-Эсили вот уже больше пятисот лет бессменные канцлеры. И всегда они были возле трона, ближе, чем кто-либо. О полном ассортименте услуг, которые им приходилось оказывать царствующим особам, даже я предпочитаю не знать. Шутка в том, что они искренне служат королевской семье Аккалабата.

Мы тоже все, конечно, даем присягу на верность и выполняем ее сверх своих сил. Я ведь с двадцати двух лет верховный главнокомандующий Империи, я такое проворачивал во славу Ее Величества… самому не верится. С дюжиной мечников на укрепленный замок. От орада одни клочья, стоишь спина к спине с Дар-Умброй на холме, снизу ломят человек пятьдесят мятежных ямбренцев. А ты: «За Империю! За королеву!» — и больше ни о чем другом не думается. Ты не смейся, пожалуйста.

— Я не смеюсь, Хьелль. Верность — это не смешно.

— А у него это обострено в два, в три раза. Его отец погиб, защищая королеву, во время бунта южных даров. Не просто погиб… не хочу тебе пересказывать, что они там с ним делали на глазах у нашего Величества. Она назначила Сида лорд-канцлером в день подавления заговора. Он лично руководил казнями участников. И с тех пор ни разу не дал ей повода усомниться в своей преданности.

— Хьелль, ты не забыл, что рассказываешь мне, почему он уступил тебе и полетел нас спасать?

— А он мне всегда уступает. Он вообще ни в чем не может мне отказать. Это у них тоже наследственное. Как преданность королеве. Не знаю, откуда берется… Но помню, что, когда мой отец — а он был человек прямой и суровый — полагал, что действия тогдашнего лорд-канцлера Дар-Эсиля выходят за рамки, хотя и преследуют интересы королевы, то ему достаточно было с упреком сказать: «Корвус!»

— И Дар-Эсиль старший изменял своей повелительнице ради дружбы?

— Нет, конечно. Он же дар Аккалабата. Скажем так: он находил выход. Который устраивал всех. Мой отец старался не злоупотреблять этим. Не заставлять лорда Дар-Эсиля разрываться между преданностью трону и желаниями Дар-Халема.

— А ты с Сидом?

— А я злоупотребляю. Ему больно от этого. Ты не представляешь, что он сейчас чувствует. Он принял решение, ослабляющее, с его точки зрения, безопасность Аккалабата. Уступив моей просьбе, выбрал путь действий, не лучший для королевы. Он грызет себя поедом сейчас изнутри. Но все равно пойдет со мной до конца. А потом будет думать, как изменить ситуацию к лучшему. Для Империи.

Лисс дотягивается до какого-то безобидно выглядящего обломка корабельного оборудования и подсовывает его себе под спину. Локсийский климат даст сто очков вперед аккалабатскому, но от сидения на твердой холодной земле начинает болеть позвоночник. Дар-Халем, чертыхнувшись, отстегивает от пояса скатку с орадом и заменяет жесткую подушку у Лисс под поясницей на мягкую. Руку он не убирает, и Лисс становится тепло и хорошо. Разговор продолжается.

— И давно это у вас так?

— С детства. Я безжалостно отнимал у него игрушки. А он их покорно отдавал, хотя с любым сверстником сцеплялся до синяков за свою собственность. Я был маленькой вредной заразой. Мой отец орал на него: «Врежь! Врежь этому негодяю!», а Сид… протянет мне очередной кинжал игрушечный и смотрит своими глазищами. Лорд Дар-Эсиль его чуть не убил однажды… — Хьелль останавливается, искоса смотрит на Лисс:

— Тебе не интересно, наверное.

— Очень интересно, — она улыбается и ободряюще трется щекой ему о плечо. — Так за что чуть не убил однажды Дар-Эсиль старший Дар-Эсиля младшего?

— Он ему привез потрясающую лошадку.

— Настоящую?

— Нет, меховую, сшитую. Но как настоящую. Нам лет по шесть было тогда.

У Лисс голова идет кругом. Представить себе лорд-канцлера Аккалабата с меховой лошадкой под мышкой — выше ее сил. Хьеллю же, судя по его мурлыкающему тону, такая картина не только не кажется странной, но навевает приятные воспоминания:

— Я, естественно, долго завидовать не стал и сразу реквизировал эту лошадь. Мы ее потом быстренько утопили в пруду с наследным принцем Дилайны.

— И принца утопили? — поражается Лисс, пропустив от ужаса мимо ушей слово «Дилайна».

— Мы с принцем утопили Сидову лошадь, — терпеливо поясняет Хьелль. — Лорд Дар-Эсиль носился по комнате и вопил: «Ты замок тоже ему отдашь, когда вырастешь? И весь дариат поднесешь на блюдечке? Размазня бесхребетная!» А Сид стоит перед ним, уперся взглядом в ноги и твердит: «Хьелль попросил отдать ему лошадку…» Мы с отцом просто наблюдали всю эту сцену, а потом лорд Корвус прошипел: «Хьелль (отца так же, как меня, звали), мне надо было тебя утопить в этом пруду еще в детстве. Чтобы хоть мой сын не мучился. Чертовы Дар-Халемы!» и вылетел из комнаты. Мне тогда здорово надрали уши. И на Дилайну не брали год, чтобы не оказывал дурного влияния на принца.