Память, Скорбь и Тёрн - Уильямс Тэд

— Он узнал меня в конце. Да поможет мне Бог, Саймон, мне кажется, он хотел, чтобы я это сделала. Я смотрела на него… он был такой несчастный! Ему было так больно! — Она вытерла лицо полой плаща. — Я не буду плакать, — проговорила она хрипло, — я так устала от слез!

Ветер становился сильнее, вздыхая в густой траве.

— А милый дядя Джошуа! — Она говорила тише, но все так же настойчиво. — Ушел, как и все остальные. Вся моя семья ушла. И бедный, измученный Камарис. Ах, Боже, что это за мир!

Плечи ее вздрагивали. Саймон протянул руку и неловко сжал ее ладонь. Она не попыталась отнять ее, хотя Саймон был уверен, что она сделает это. Некоторое время они сидели в полной тишине, если не считать треска огня.

И Кадрах тоже, — пробормотала она наконец. — О Милостивая Элисия, в каком-то смысле это хуже всего! Он хотел только умереть, но ждал меня… нас. Он остался, несмотря на все, что случилось, несмотря на все эти ужасные вещи, которые я наговорила ему. — Она опустила голову, глядя в землю. Ее голос был хриплым от боли. — По-своему он любил меня. Это было жестоко с его стороны, правда?

Саймон покачал головой. Сказать было нечего.

Она внезапно повернулась к нему, глаза ее были расширены.

— Давай уедем! Мы можем взять лошадей и к утру будем далеко отсюда. Я не хочу быть королевой! — Она сжала его руку. — О, пожалуйста, не оставляй меня!

— Уедем? Куда? И почему я должен оставить тебя? — Саймон почувствовал, как его сердце забилось быстрее. Трудно было думать, трудно было поверить, что он правильно ее понял. — Мириамель, что ты говоришь?

— Будь ты проклят, Саймон, ты что, действительно такой глупый, как люди о тебе думали раньше? — Теперь она держала его ладонь двумя руками, слезы блестели на ее щеках. — Мне все равно, что ты был кухонным мальчиком, мне все равно, что твой отец был рыбаком. Я только хочу быть с тобой, Саймон. Думаешь, я сошла с ума? Я действительно сошла с ума. — В ее смехе было что-то дикое. Она выпустила его руку, чтобы снова вытереть глаза. — Я думала об этом с тех самых пор, как упала башня. Мне этого не вынести! Дядя Изгримнур и все остальные захотят заставить меня взойти на трон. Я знаю, что они собираются сделать это! И тогда я снова стану прежней Мириамелью — только в тысячу, тысячу раз хуже. Это будет тюрьма! А потом меня заставят выйти замуж за еще какого-нибудь Фенгбальда. То, что он умер, совершенно не значит, что не найдется еще сотня таких же, как он. И у меня никогда больше не будет никаких приключений, и я не буду свободной и не смогу делать то, что захочу… и ты уйдешь, Саймон! Я потеряю тебя! Потеряю единственное, что важно для меня!

Он встал, потом поднял ее с камня и обнял. Они оба дрожали, и некоторое время он только прижимал ее к себе и держал так крепко, как будто ветер мог унести ее.

— Я любил тебя так долго, Мириамель. — Он никак не мог подавить дрожь в голосе.

— Ты пугаешь меня. Ты даже не знаешь, как пугаешь меня. — Голос ее был приглушенным, поскольку лицо принцессы прижималось к его груди. — Я не знаю, что ты видишь, когда смотришь на меня, но, пожалуйста, не уходи, — настойчиво повторяла она. — Что бы ни случилось, не уходи!

— Не уйду. — Он отстранился и посмотрел на нее. Глаза Мириамели блестели, слезы дрожали на ресницах. Он и сам был готов заплакать. Саймон засмеялся; голос его сломался: — Я не оставлю тебя. Я поклялся, что никогда этого не сделаю, разве ты не помнишь?

— Сир Сеоман. Мой Саймон. Ты моя любовь. — Она всхлипнула. — Как это могло случиться?

Он наклонился и коснулся губами ее губ. Они прижались друг к другу, и звездное небо, казалось, закружилось вокруг них. Саймон сжал ее плечи. Мириамель задрожала и притянула его ближе, уткнувшись мокрым лицом в его шею.

Обнимая ее, Саймон почувствовал, как его захватывает какое-то хмельное, веселое безумие. Приподняв ее, он, спотыкаясь, сделал несколько шагов по направлению к палатке. Он чувствовал соленый вкус ее слез, покрывая поцелуями глаза, щеки и губы. Ее волосы разлетались в стороны и прилипали к его мокрому лицу.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

В палатке, спрятавшись от любопытных звезд, они сплелись в объятии, утопая друг в друге. Ветер тыкался в ткань палатки, и это был единственный звук кроме шелеста одежды и прерывистого дыхания.

На мгновение порыв ветра распахнул клапан палатки. В слабом свете звезд ее кожа белела, как слоновая кость. Она была такой гладкой и теплой под его пальцами, что он не мог вообразить, чтобы когда-нибудь ему захотелось коснуться чего-нибудь другого. Он касался ее нежной груди и бедер и чувствовал, как что-то сжимается у него внутри. Это было удивительно и прекрасно. Ее ладони гладили его виски, она пила его дыхание и шептала что-то почти неслышное, тихо вздыхая, когда его губы касались ее шеи и плеч. Он притянул ее ближе, стремясь слиться с ней.

— Я любил тебя так долго, — прошептал он.

Саймон просыпался медленно. Он чувствовал себя отяжелевшим, тело его было теплым и безвольным. Голова Мириамели лежала у него на плече, волосы щекотали его щеку и шею. Тонкая рука упала ему на грудь. Он притянул ее поближе. Она сонно замурлыкала и потерлась головой о его плечо.

Клапан палатки зашелестел. Силуэт — темная фигура на фоне ночного неба — появился в отверстии.

— Саймон? — прошептал кто-то.

С бьющимся сердцем, внезапно испугавшись за принцессу, Саймон попытался сесть. Мириамель издала недовольный звук, когда он осторожно убрал ее руку.

— Бинабик? — спросил он. — Это ты?

Темная фигура протиснулась внутрь, опустив клапан.

— Тихо. Я сейчас зажгу свечу. Ничего не говори.

Раздался тихий щелчок, когда кремень чиркнул о сталь, потом крошечный огонек взвился у входа в палатку. Чуть позже пламя запрыгало на конце фитилька, и мягкий свет свечи наполнил палатку. Мириамель сонно запротестовала и спрятала лицо у плеча Саймона. Он потрясенно задохнулся.

Над свечой маячило тонкое лицо Джошуа.

— Могила не может удержать меня, — сказал принц, улыбаясь.

14

ПРОЩАНИЕ

Сердце Саймона колотилось.

— Принц Джошуа?..

— Тише, мальчик. — Джошуа наклонился к нему.

Глаза его на мгновение расширились, когда он увидел голову, лежащую на груди Саймона. Потом улыбка вернулась. — Да благословит Бог вас обоих. Заставь ее выйти за тебя замуж, Саймон, — хотя я думаю, тебе не придется долго уговаривать. С твоей помощью из нее получится великолепная королева.

Саймон изумленно качал головой.

— Но… но вы… конечно… — Он остановился, переводя дыхание. — Вы же умерли, по крайней мере все так думают!

Джошуа сел, держа свечу очень низко, чтобы ее свет был почти полностью прикрыт его телом.

— Я и должен был бы.

— Тиамак видел, как вам сломали шею! — прошептал Саймон. — И никто не мог выйти из того места после нас.

— Тиамак видел, как меня ударили, — поправил его Джошуа. — И мне действительно должны были сломать шею — она и сейчас еще очень болит. Но я поднял руку. — Он вытянул левую руку, и рукав сполз назад. Наручник все еще висел на распухшем запястье. Металл сплющился. — Мой брат и Прейратс забыли о подарке, который я получил от них. В этом есть некоторая поэзия, а может быть, это напоминание Бога о цене всех страданий. — Принц опустил рукав. — Я почти не мог пользоваться рукой целых два дня после того, как очнулся, но теперь снова начинаю чувствовать ее.

Мириамель пошевелилась и открыла глаза. На мгновение они расширились от ужаса, потом она села, прижимая к груди одеяло.

— Дядя Джошуа!

Улыбнувшись, он поднес палец к губам. Она натянула одеяло на себя, оставив большую часть Саймона открытым холодному воздуху, и, рыдая, обняла дядю. Джошуа тоже казался растроганным. Через некоторое время Мириамель оторвалась от него, посмотрела на свои обнаженные плечи и покраснела, потом быстро юркнула в постель, натянув одеяло до самого подбородка. Саймон с благодарностью принял свою половину.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})