Любовники - Кэтлин Уинзор

— Всегда, когда захочешь.

— О Майлз! — Она засмеялась и захлопала в ладоши. — Ну вот, мне никогда не будет одиноко, и никогда я не стану ни о чем сожалеть! Нам будет так весело и хорошо! Мы будем веселиться и шутить, наслаждаться жизнью, играть, заниматься любовью, в общем, прекрасно проводить время вдвоем! Знаешь, Майлз, я еще не до конца все осознала, но, по-моему, именно об этом я и мечтала всю жизнь!

Майлз ласково улыбнулся, как улыбается суровый отец своей маленькой капризной дочурке.

— Полагаю, так оно и есть, Аморет, — произнес он спокойно.

— А что с твоей женой? — внезапно спросила она.

— Я больше не женат, — ответил он.

— Не женат? О, как здорово! А что случилось?

— Она подхватила лихорадку на Сицилии и умерла.

— О, как печально! Но, по-моему, это даже к лучшему.

— Это теперь так кажется, верно?

Сейчас, когда Аморет с Майлзом наконец оказались совершенно одни, они наслаждались жизнью гораздо сильнее, чем прежде. Аморет обнаружила, что совсем не скучает ни по близким, ни по друзьям, ни даже по матери. Майлз Морган полностью завладел всеми ее чувствами и желаниями. И мир теперь казался ей настолько восхитительным и прекрасным, что это невозможно даже было вообразить.

Когда им хотелось куда-нибудь поехать, они отправлялись туда на собственном самолете Майлза. Им не приходилось терпеть утомительные ожидания в аэропортах — Майлз всегда проходил таможню без задержки. Ему даже не требовалось открывать сумки и чемоданы, что было очень кстати, ибо из своих путешествий они привозили множество различных сувениров: колокольчики из Индии, издававшие такой нежный звук, что он проникал до глубины души и трогал сердце; шелковые, серебристые и золотые наряды для Аморет; статуэтки, найденные в развалинах Помпеи, Сиама и джунглях Юкатана; птичек с пестрым оперением — некоторые из них умели очень забавно разговаривать; серьги из Персии, настолько огромные, что они свисали до плеч; золотую змею, которая теперь обвивала руку Аморет от запястья до локтя; хрустальные ожерелья почти до земли. Они привозили разные удивительные цветы и высаживали их на террасе Майлза; маски, при виде которых любого человека обуял бы первобытный ужас, а у Аморет с Майлзом они вызывали лишь веселый смех; амулеты, благовония, флакончики с любовным напитком, которые стояли у Майлза в горке и которые никогда им не понадобятся, как считали оба.

Иногда за завтраком (Майлз садился за стол в одних лишь широких брюках, верхняя часть его загорелого тела оставалась обнаженной; Аморет — в коротенькой юбке с серебристой бахромой, с обнаженной грудью, с сосками, прикрытыми крошечными сверкающими бляшками) Морган спрашивал, куда бы ей хотелось отправиться в следующий раз. Аморет очень нравилось, что Майлз никогда не одевается в скучные однотонные костюмы, как это делают большинство мужчин в своей обыденной жизни. Она же одевалась так, как приходило в голову, по случайной прихоти или просто в зависимости от настроения, и это очень развлекало Майлза. Никогда ни один наряд не надевался дважды.

— Куда бы нам отправиться? — повторяла Аморет, сидя, скрестив ноги, перед черным эмалированным подносом, на котором стоял их завтрак. Затем нагнулась и сделала глоток шоколада.

И вдруг она рассмеялась.

— А знаешь, по-моему, мы живем жизнью богов по сравнению с остальными людьми, которые сделали свой мир таким скучным и обыденным, что сами устают от него и вынуждены отправляться на небеса.

Майлз тоже рассмеялся. И они с восхищением глянули друг на друга. Аморет всегда смотрела на Майлза с восторгом и благоговением. Он был настолько красив, правильно сложен, настолько переполнен жизненной энергией и силой, к тому же умел буквально все, а когда что-нибудь делал, то играючи, шутя… Похоже, он все сущее воспринимал с удовольствием и радостью. Никогда не сидел на месте, не мог позволить, чтобы им стало хоть на секунду скучно, и всегда имел в запасе нечто, чтобы убить скуку. Аморет радостно и благодарно следовала за ним повсюду, не желая ничего иного.

— Давай слетаем на Гаити, — предложила она. — Так, совершим коротенькое путешествие. Там мы могли бы узнать что-нибудь о вуду.

Майлз тут же вскочил.

— Давай!

И оба, наспех набросив более или менее подходящую одежду, вышли на улицу.

Аморет представления не имела, сколько времени они отдали этим удовольствиям. Лишь однажды задумалась о том, как ее близкие устроили свою жизнь без нее, но это интересовало ее совсем недолго, не настолько, чтобы узнать что-то конкретное. Ведь, раз они не способны помнить ее, значит, ее отсутствие не причиняет им никакой боли. И она не несет никакой ответственности за них и не должна тревожиться по их поводу. Ведь жили же они как-то до ее появления в жизни, следовательно, и теперь с таким же успехом смогут прожить без нее.

Но однажды Майлз задал вопрос, который несколько встревожил ее:

— Предположим, что кто-то из них серьезно заболеет. Что ты тогда будешь делать?

— О Майлз! Ну почему ты спрашиваешь меня о таких вещах? Никто ведь не болен! — Тут она испытующе посмотрела ему в глаза. — Или кто-то все же заболел? Тебе что-то известно? Отвечай же!

— Насколько мне известно, все пребывают в добром здравии. Но мне бы не хотелось, чтобы ты полностью забыла о том, что эти люди значат для тебя. Позже ты можешь очень сильно пожалеть об этом.

— Но ведь я избавилась от них, Майлз. Я больше для них не существую, как и они для меня. — Она нахмурилась и задумчиво приложила к губам кулачки. — Я не желаю больше говорить об этом! Когда-нибудь, возможно, и сочту нужным узнать о них, но только не сейчас.

— Ну до тех пор, пока тебе самой не захочется, ты ничего и не узнаешь… Послушай, ты полетишь со мной на Тибет?

Наиболее подготовленным для поисков пропавшего далай-ламы человеком оказался именно Майлз Морган, и поэтому ему нельзя было задерживаться ни в коем случае.

— Конечно, я полечу с тобой! Я так соскучилась по всему экзотическому! — радостно воскликнула Аморет.

Но даже в самолете Аморет, рассеянно поглядывая в иллюминатор, думала о словах Майлза. «Я вообще не задумывалась бы ни о чем, если бы не мама», — сказала она себе.

А вскоре совсем перестала думать об этом.

Это путешествие оказалось самым насыщенным и волнующим из всех. Они пролетали над темными влажными джунглями и огромными горами с вершинами, покрытыми сверкающим на солнце льдом. Заснеженные пики казались бело-голубыми. Время от времени они садились на секретных, скрытых от посторонних глаз аэродромах, где их с печальным видом встречали какие-то таинственные люди в форме. Тут же они усаживались вместе с Майлзом разрабатывать дальнейший план полета. Во время каждой такой посадки Аморет ужинала за столом, где находились одни мужчины. Она внимательно слушала, как обсуждаются отчаянные планы поисков пропавшего далай-ламы, и с восхищением взирала на Майлза, который с присущими ему скромностью и ледяным спокойствием почти всегда полностью овладевал ситуацией, предлагая наилучшее решение. А потом они снова отправлялись в путь, и, когда их небольшой самолет отрывался от взлетной полосы, Аморет видела, как люди, принимавшие их, махали им на прощание руками и фуражками.

— Ты просто великолепен! — восклицала Аморет, сидя рядом с Майлзом, когда он уверенно вел самолет сквозь сказочные горы. Он лишь едва улыбался ей в ответ, переключая какие-то таинственные кнопки на пульте управления. — Рисковать жизнью ради других и даже не просить за это никакой награды!

— А какие награды и почести мне нужны? — мягко отзывался он, улыбаясь.

— Никаких! Никаких! Ведь у тебя есть все! О Майлз… — И она дотрагивалась до его крепкого запястья, украшенного тяжелой серебряной цепочкой. — Майлз… Если бы я была не я, то мне хотелось бы быть тобой!

И вновь они громко смеялись. Самым важным им казалось то, что их взаимопонимание было абсолютным. Это касалось и чувства юмора. В то время как Дональд, к своему несчастью, чаще всего не понимал, что она лишь делала вид, будто сказанное им смешит ее.

Когда самолет наконец добрался до Тибета, Майлз направил его в такое место, о котором не знал ни один белый человек. Он открыл его три или четыре года назад во время одного из своих очередных путешествий и поклялся держать в секрете. Тогда и познакомился с далай-ламой, с которым у него постепенно сложились дружеские отношения.

Майлз присутствовал на посвящении далай-ламы, и ему пришлось переодеться монахом с длинной седой бородой, в которой был спрятан миниатюрный фотоаппарат. Так ему удалось сделать уникальные снимки этой священной церемонии, которые предназначались только для журнала «Лайф». Потом он контрабандой отправил эти снимки с Тибета и расстался со своей маскировкой, впоследствии изображая пилота, сбившегося с курса и сделавшего вынужденную посадку в горах. Его очень быстро доставили к далай-ламе. Язык не явился для Майлза преградой, ибо он умел преодолевать языковые барьеры при помощи улыбки и простого, хотя и властного обаяния.