Принцесса Клевская (сборник) - Мари Мадлен де Лафайет

Ее дочь была одной из лучших партий во Франции и, оставаясь еще в юном возрасте, получила уже несколько предложений. Госпожа де Шартр, большая гордячка, едва ли находила кого-либо достойным своей дочери; когда той пошел шестнадцатый год, она пожелала привезти ее ко двору. По их приезде видам к ней явился; он был поражен дивной красотой мадемуазель де Шартр, и на то были причины. Белизна кожи и белокурые волосы придавали ей неповторимую прелесть; все ее черты были правильны, а лицо и стан исполнены изящества и очарования.

На следующий день после приезда она отправилась купить драгоценные украшения к одному итальянцу, который торговал ими по всему миру. Он приехал из Флоренции вместе с королевой и так разбогател на своей торговле, что дом его, казалось, принадлежал скорее большому вельможе, чем купцу. Пока она была там, приехал туда и принц Клевский. Он был так поражен ее красотой, что не мог этого скрыть; а мадемуазель де Шартр не могла помешать румянцу вспыхнуть на своих щеках, когда увидела, в какое изумление его повергла. Но вскоре власть над собой к ней вернулась, и она стала выказывать к поступкам принца внимания не больше, чем требовала от нее учтивость с подобным человеком. Принц Клевский смотрел на нее с восхищением и не мог понять, кто эта прелестная особа, которой он не знал прежде. По ее манерам, по сопровождающим ее он видел, что она была очень знатного рода. Ее юный возраст позволял предположить, что она не замужем; но поскольку с ней не было матери, а итальянец, вовсе с ней не знакомый, называл ее «мадам», принц не знал, что и подумать, и продолжал смотреть на нее с изумлением. Он заметил, что его взгляды смущали ее, тогда как обыкновенно женщины с удовольствием видят, какое впечатление производит их красота; ему показалось даже, что он был причиной ее нетерпения уехать; и в самом деле, она удалилась довольно торопливо. Потеряв ее из виду, принц утешался надеждой выведать, кто она такая; но он был немало удивлен, обнаружив, что ее никто не знал. Он был так очарован ее красотой и той скромностью, которую заметил в ее поступках, что, можно сказать, с этой минуты в его сердце родились самая пылкая к ней страсть и самое высокое о ней мнение. Вечером он отправился к Мадам, сестре короля.

Эта принцесса была весьма влиятельна благодаря сердечному расположению к ней короля; расположение это было столь глубоко, что король, заключая мир, согласился отдать Пьемонт, чтобы она могла выйти замуж за герцога Савойского. Хотя она всю жизнь мечтала о браке, но супругом своим желала иметь непременно коронованную особу; по этой причине она отвергла короля Наваррского, когда тот был еще герцогом Вандомским, и всегда охотно помышляла о герцоге Савойском; она питала склонность к нему с тех пор, как увидела его в Ницце при свидании короля Франциска I с Папой Павлом III[238]. Ее тонкий ум и точные суждения о прекрасном привлекали к ней всех людей светских; в известные часы у нее собирался весь двор.

Принц Клевский явился к ней как обыкновенно; душа его была так полна красотой и нравом мадемуазель де Шартр, что он не мог говорить ни о чем ином. Он поведал всем о своем приключении и был не в силах удержаться от похвал встреченной им незнакомке. Мадам ему сказала, что такой особы, какую он описывает, нет на свете, а если бы она была, то ее бы знали все. Госпожа де Дампьер[239], ее фрейлина и подруга госпожи де Шартр, услышав этот разговор, подошла к принцессе и тихонько ей сказала, что принц Клевский, без сомнения, видел мадемуазель де Шартр. Мадам, обратившись к нему, сказала, что, если он пожелает заехать к ней завтра, она покажет ему ту красавицу, что так его поразила. В самом деле, мадемуазель де Шартр появилась на следующий день; обе королевы приняли ее с такой любезностью, какую только можно вообразить, и все так ею восхищались, что она слышала вокруг одни похвалы. Она принимала похвалы с такой благородной скромностью, что, казалось, они до нее не долетают и уж во всяком случае ее не трогают. Затем она отправилась к Мадам, сестре короля. Принцесса, воздав должное ее красоте, рассказала ей о том изумлении, в которое она повергла принца Клевского. Через минуту вошел и принц.

«Идите сюда, – сказала ему Мадам, – и убедитесь, что я сдержала слово и что мадемуазель де Шартр и есть та красавица, которую вы ищете; поблагодарите меня хотя бы, что я открыла ей, какое восхищение ею вы испытываете».

Принц Клевский с радостью узнал, что особа, которая показалась ему столь пленительной, была происхождения такого же благородного, как ее красота. Он подошел к ней и просил ее запомнить, что он восхитился ею первым и, не зная ее, испытывал к ней должное почтение.

От Мадам он вышел вместе с шевалье де Гизом, своим другом. Поначалу они согласно восхваляли мадемуазель де Шартр. Затем они сочли, что слишком ее хвалили, и оба перестали высказывать свои мысли о ней вслух. Но в последующие дни они принуждены были говорить о ней повсюду, где бы ни встречались. Новая красавица долго составляла предмет всех разговоров. Королева очень ее хвалила и выказывала к ней необыкновенное благорасположение; королева-дофина сделала ее своей любимицей и просила госпожу де Шартр почаще ее привозить. Принцессы, дочери короля, посылали за ней, чтобы она участвовала во всех их развлечениях. Одним словом, ею восхищался весь двор, кроме госпожи де Валантинуа. Не появление новой красавицы ее огорчало: она слишком хорошо знала короля и понимала, что с ним ей нечего опасаться; но она так ненавидела видама де Шартра (которого желала бы держать при себе, выдав за него одну из своих дочерей, и который был связан с королевой), что не могла благосклонно смотреть ни на кого, кто носил его имя и к кому он, очевидно, питал самые добрые чувства.

Принц Клевский страстно влюбился в мадемуазель де Шартр и пылко стремился на ней жениться; но он страшился, что госпожа де Шартр сочтет свою гордость оскорбленной, если выдаст дочь за человека, который не был старшим в своем роду. Но этот род стоял так высоко и старший в нем, граф д’Э[240], недавно женился на девице столь близкой к королевскому дому, что истинной причиной опасений принца Клевского была скорее робость, порожденная любовью, чем подлинные обстоятельства. У него оказалось множество соперников; шевалье де Гиз представлялся ему самым грозным благодаря его происхождению, достоинствам и тому блеску, что придавало его дому благорасположение короля. Шевалье влюбился в мадемуазель де Шартр в тот самый день, как ее увидел; он распознал чувства принца Клевского, равно как и принц распознал его чувства. Хотя они и были друзьями, охлаждение, возникающее из тождества притязаний, не позволяло им объясниться; дружба их слабела, а они так и не находили сил поговорить откровенно. То, что принцу Клевскому случилось первым увидеть мадемуазель де Шартр, давало ему, как он считал, некое преимущество перед соперниками; но он предвидел серьезные препятствия со стороны герцога де Невера, своего отца. Герцог был в тесных сношениях с герцогиней де Валантинуа; она враждовала с видамом, и этого было довольно, чтобы герцог не одобрил мечты своего сына о племяннице видама.

Госпожа де Шартр, которая приложила столько стараний, чтобы внушить дочери добродетели, не оставила своих усилий при дворе, в том месте, где они были особенно необходимы и где являлось столько опасных примеров. Честолюбие и нежные страсти были душою этого двора и равно владели сердцами мужчин и женщин. Здесь было столько различных интересов и козней, дамы принимали во всем этом такое участие, что к делам всегда примешивалась любовь, а к любви – дела. Никто не оставался покоен или равнодушен; все стремились возвыситься, понравиться, услужить или навредить; никто не знал ни скуки, ни праздности, и все были постоянно заняты удовольствиями или интригами. Дамы образовали кружки вокруг королевы, королевы-дофины, королевы Наваррской[241], Мадам, сестры короля, и герцогини де Валантинуа. В какой кружок войти, зависело от склонностей, соображений приличия или сходства нравов. Те, кто были уже не первой молодости и исповедовали добродетель более строгую, тянулись к королеве. Те, кто были помоложе и искали радостей и любовных приключений, толпились вокруг королевы-дофины. Своих приближенных имела и королева Наваррская; она была молода и обладала властью над королем, своим супругом; а тот был связан с коннетаблем и потому очень влиятелен. Мадам, сестра короля, не утратила красоты и привлекала к себе многих дам. Герцогиня де Валантинуа заполучала всех, кого удостаивала взглядом; но лишь немногие женщины были ей приятны, и за исключением нескольких, пользовавшихся ее близостью и доверием и схожих с нею нравом, она принимала женщин только в те дни, когда ей угодно было собирать у себя такой же двор, как у королевы.

Все эти кружки соперничали и враждовали между собой; составлявшие их дамы ревновали также друг к другу – кто повелительницу, кто любовника; заботы о власти и почестях сплетались с заботами менее важными, но не менее жгучими. Таким образом при дворе царило постоянное возбуждение, впрочем, не нарушавшее порядка; это делало жизнь там весьма приятной, хотя и весьма опасной для юной девушки. Госпожа де Шартр видела эти опасности и помышляла лишь о том, как уберечь от них свою дочь. Она просила дочь, не как мать, но как подруга, пересказывать все любезности, которыми осыпали девушку, и обещала помочь ей вести себя как подобает в обстоятельствах, порой затруднительных в молодости.