Последний сын - Андреев Алексей Валерьевич

Его палец показал на розу на кухонном столе. Фина вытащила ее из кувшина и вылила оттуда воду.

Последний раз Телль окинул взглядом квартиру. Отрывной календарь на стене в коридоре с того дня, как не стало Ханнеса, был нетронутым.

Прощаясь с комнатой сына, Фина провела рукой по подоконнику, где Ханнес любил расставлять игрушки и где ждал возвращавшихся с работы родителей, по столу, за которым он занимался, с грустью посмотрела на диван.

Все. Скоро тут поселится другой человек. Будет спать на этом диване, хранить в этом шкафу свои вещи, сидеть за этим столом. И ему не будет никакого дела до того, что столько лет здесь жил Ханнес.

Положив розу на подоконник, Фина тихо закрыла дверь. Взяв чемодан с рюкзаком, она вышла из квартиры.

На улице Фина по привычке оглянулась и посмотрела на окно детской комнаты. Ханнеса в нем не было.

***

Квартира, в которую они перебрались, оказалась на четвертом этаже одной из высоток, стоящих кучей в той части города и, кроме номера, друг от друга не ничем не отличающихся. Комендант дома, молча забрав у новых жильцов ордер с характеристикой, отдал им ключи. Едва супруги переступили порог, в дверь позвонили. Давно не слышавшая звонка, Фина вздрогнула от его жужжания и с беспокойством поглядела на мужа. Телль щелкнул замком. К ним по-хозяйски шагнул полицейский с широким лицом и выдающимся подбородком. Представившись участковым, он попросил документы.

— Пойду отмечу вас, — сказал нацпол. — Через пятнадцать минут можете забрать. Я в первом подъезде на первом этаже живу, дверь сразу справа от лестничного марша.

Когда ботинки участкового застучали по ступенькам, Телль вошел в небольшую комнату. Все было, как у них в старой квартире: такой же коричневый полированный шкаф, двуспальная кровать с тумбочкой, телеприемник, стул. Единственное, здесь в комнате стоял стол, а над ним висел портрет Нацлидера. Телль сразу снял его и положил на шкаф. Задвинув под стол, поставив рядом с ним рюкзаки с чемоданами, которые занимали почти всю маленькую прихожую, он отправился к участковому за своим паспортом и видом на жительство Фины.

— Все, отметил вас, — вернул ему документы участковый. — Портрет только на место повесьте.

Возвращение Нацлидера на гвоздь Фина встретила неодобрительно. Телль показал ей на окна дома напротив.

— Похоже, оттуда увидели. Уже донесли.

Фина выглянула в окно. Вся соседняя высотка, казалось, смотрела сейчас на нее. Фина искала хоть кусочек неба или краешек улицы, но ничего, кроме той высотки, видно не было.

"Значит, и солнечным лучам сюда не добраться", — поняв это, Фина от безысходности опустила голову. Отняв у нее сына, они выкинули ее из квартиры, где жила память о Ханнесе, а теперь оставили без неба и солнца. Что от них еще ей ждать? Телль?

Фина завесила шторами окна. В квартире сразу стало темно. Фина нажала выключатель. Желтый свет загоревшейся под потолком лампочки наполнил комнату.

— Пусть так, — сказала Фина.

Сняв портрет Нацлидера, она поставила его между ножкой стола и стеной.

Настойчиво задребезжал звонок. В приоткрытую Теллем дверь комендант просил экономить электричество и не включать освещение, когда на улице светло.

— Как ему не лень прийти сюда? — проводив коменданта взглядом, проворчал Телль.

Прежде, чем отодвинуть шторы, нужно было повесить портрет обратно. Брезгливо взглянув на него, Фина повернулась к мужу.

— Хочешь, вешай ты. Я не буду.

С портретом Телль решил сделать так. Вернувшись с работы, он первым делом закрывал шторы и убирал его. А по утрам вешал обратно.

— Однажды с этим попадемся, — глядя, как муж в очередной раз снимает с гвоздя Нацлидера, задумчиво произнесла Фина.

Телль в ответ лишь ухмыльнулся.

Чемоданы с рюкзаками долго стояли неразобранными. Фина доставала оттуда вещи и посуду только по мере необходимости. Чемодан с детскими вещами она велела мужу положить на шкаф. Телль думал, что Фина сразу же разберет его или возьмет хотя бы фотографии.

— Погоди. Привыкнуть надо, — говорила ему жена. — Чужое все тут.

Выходя из подъезда, Фина чувствовала со всех сторон пристальные взгляды. Даже когда во дворе никого не было, она знала, что за ней наблюдают. Даже сказанное здесь шепотом слово сразу поднималось вверх, и его слышали в каждой квартире. Фина попросила мужа не разговаривать во дворе, а дома — говорить тихо и только при закрытой форточке.

Самой ей в новом жилище было невыносимо. В старой квартире Фина часами задумчиво сидела у окна, глядя на плывущие в вечернем небе облака. А тут она оказалась зажата между телеприемником с его неизменным Нацвещанием и домом напротив. При незадернутых шторах Фина старалась не подходить к окну. Ей было одинаково неприятно смотреть на чужую жизнь в квартирах того дома и понимать, что оттуда на нее тоже смотрят.

Прячась от этого, Фина закрывалась на кухне с книгой. Все книги — свои и Ханнеса — она уже читала не по одному разу, какие-то даже знала наизусть. Сейчас Фина часто останавливалась посреди страницы, вспоминая, как о том, что там написано, рассказывал Ханнес, или как она сама в молодости жадно глотала эти строки.

После работы Фина всегда ждала мужа на остановке. Идти до дома одной сквозь чащу высоток она не то что бы не решалась — просто для нее лучше было стоять часами на морозе, чем провести минуту в бетонном улье, да еще когда рядом никого нет.

Но долго ждать Телля не приходилось. Он сам спешил к жене, выскакивая из трамвая в числе первых. Подойдя к Фине, Телль обязательно трогал ее ладони — не замерзли ли? В перчатках, которые носила Фина, было холодно, а надевать рукавицы она не хотела ни в какую. Их Фина не любила сильнее, чем юбки. Подаренные давно Теллем варежки так и лежали новыми.

Поужинав, помыв посуду, Телль садился у окна. Он смотрел в него подолгу, но — не с любопытством, а как-то обреченно.

— Что ты там нашел? — не понимала мужа Фина.

— Ведь как-то люди живут? — глядя на окна дома напротив, задумчиво отвечал Телль. — И многие, если не счастливы, то хотя бы довольны.

— У них, наверное, не все отняли.

Девочка и соседи

Среди десятков людей, чью жизнь Телль видел из окна на новом месте, были мальчик лет трех и худенькая девочка, по возрасту — второй или третий класс школы. Они жили в подъезде напротив, мальчик — на третьем этаже, девочка — на первом.

С мальчиком всегда была немолодая женщина, наверное бабушка. Она каждый вечер варила картошку, затем чистила ее горячую, а мальчик сидел рядом и ждал. Когда бабушка смотрела Нацвещание или занималась своими делами, он что-нибудь строил из разноцветных кубиков. Малыш складывал их на полу, на столе, но больше всего ему нравилось делать это на стуле, который он потом осторожно двигал по полу. Кроме кубиков и двух машинок, игрушек у мальчика не было.

Девочка на первом этаже все время сидела у окна. Она не вставала, не ходила, она сидела так до тех пор, пока мама или папа не переносили ее на диван. Там девочка читала перед сном, а иногда сразу засыпала. Окно кухни в той квартире по вечерам закрывали шторой. Зашторить окно в своей комнате девочка не разрешала, как ни просили ее каждый раз родители.

В доме напротив Телль видел и других детей. Но к остальным у него не возникло такого чувства, как к этим мальчику с девочкой. Теллю было важно знать, что у них все в порядке. Что они дома, что о них есть, кому заботиться. Придя с работы, Телль, раздвигая шторы, сразу бросал взгляд на их окна и не мог успокоиться, если у девочки ни в комнате, ни на кухне не горел свет. Но свет вскоре появлялся, а, вместе с ним, — девочка, которую папа приносил на диван.

Телль не хотел рассказывать жене об этих детях. Особенно о девочке. Ему казалось: Фина ответила бы, что у девочки есть родители.

Как-то, подходя засветло к своему подъезду, Телль заметил ее у окна и помахал рукой. Девочка ничего не ответила. Телль подумал, что это правильно, ведь она же его не знает. Но теперь он каждый раз, когда с улицы видел девочку, махал ей.