Рассвет над волнами (сборник) - Ион Арамэ

— Каким курсом следуем?

Огненная вертушка безостановочно крутилась перед глазами. Зубы стучали. Его попеременно охватывал то жар, то холод. Он хорошо знал, каким курсом идет корабль, ведь он докладывал об этом Профиру. Почему же он опять спрашивает? Вдруг голос Профира раздался совсем рядом:

— Что с вами, товарищ старший лейтенант?

Только теперь пелена перед глазами расступилась, в Кутяну увидел на пороге Профира.

— Ничего, товарищ командир, наверное, желудок… — тихо ответил старпом.

— Хорошо, ступай к себе в каюту. Немного отдохни — это пойдет тебе на пользу…

— Не могу… Я на вахте…

— Тебя подменит боцман Мику…

Боцман Мику… Тот, кого любят матросы… Боцман его заменит, потому что он не может отбыть до конца свою вахту? То есть получается, что Профир, Мику, Антон, Мынеч — все могут, а он, старший лейтенант Кутяну, не может… Он почувствовал, как у него пересохло во рту. Сделав над собой усилие, он проговорил:

— Я останусь все же…

Профир напрягся — под кожей дернулась жилка. Медленно и четко произнес:

— На этом корабле я командую, товарищ старший лейтенант! Спускайся в свою каюту! Я решаю, что хорошо и что плохо.

Кутяну не оставалось ничего другого, как покинуть рубку. Профир действительно был командиром, и его приказы должны были исполняться. Этот приказ старпом воспринял как свое поражение, но вынужден был подчиниться. Он застегнул китель и нетвердыми шагами вышел из рубки.

Стены каюты, казалось, раздвинулись, она стала намного больше. К тому же стены стали прозрачными и через них проникал голубовато-зеленый свет. Во главе длинного стола с одной стороны сидел Профир, с другой — Мику, Антон, Мынеч, а как бы отдельно от всех — старший лейтенант Кутяну. Он сидел на стуле прямо, с гордым видом, пытаясь угадать по лицам остальных, что последует дальше. Но никто из присутствующих не раскрывал своих мыслей. Все сидели молча, ожидая, чтобы Профир задал тон этому странному заседанию. Создалось такое впечатление, что в каюте присутствуют все члены экипажа и все матросы.

То был своего рода суд, а обвиняемым был старший помощник командира корабля. Значит, ему, Кутяну, надлежало защищаться. Он был уверен, что не совершал ошибок, и поэтому чувствовал свое превосходство. Он не был похож ни на одного из них… Профир, сохраняющий дистанцию между ним и остальными, озабочен только походом… Мику, постаревший за время похода, готов потворствовать любым упущениям ради обретения популярности среди матросов… Вечно напуганный чем-то Литой, по виду задержавшийся в юношах… Мынеч, молчаливый, угрюмый, от которого вечно пахло горелым маслом… А вот и Саломир! Он среди матросов, вон, сзади, и мысли его, как обычно, витают где-то в другом месте. Он знает много примет, по которым определяют погоду у него дома, в селе, крестьяне, и рассказывает о них всем, как интересные сказки. Например, если листья клевера съеживаются или коровы бегут по полю с задранными хвостами — быть буре или сильному ветру. Вечером, накануне шторма, Кутяну слышал, как тот раскрывал свои секреты другим матросам. Кутяну тогда рассмеялся и сказал, чтобы он не занимался мистикой.

Значит, теперь все собрались судить его? Очень хорошо. Он даже хотел этого. Хотел показать всем, кто он такой, поставить все на свои места. По крайней мере, пусть выложат карты на стол, пусть каждый скажет, что думает о нем. В свою очередь он открыто скажет, какими видятся ему его судьи.

Первым начал Профир:

— С тобой, товарищ Кутяну, дело обстоит не так просто. Я бы сказал, что ты не плохой парень. У тебя есть талант моряка, и ты стараешься его показать, но я не знаю, что и думать. У тебя так быстро меняется настроение, что не угадаешь, когда же ты такой, каким являешься на самом деле…

Он говорил медленно, с равными паузами между словами, и это означало, что он все обдумал.

— По-моему, — продолжал командир, — ты как не до конца обожженный кувшин. Вбираешь в себя невероятные идеи, но они пропадают, вытекают через поры…

Вот здорово — Профир заговорил метафорами! Это все одно что слон в посудной лавке… И все же он уже слышал однажды такие слова… Тогда он не придал им значения, но вот теперь Профир напомнил ему их. Но что плохого, если он вбирает в себя идеи отовсюду? Иначе как постоянно учиться? Но что он разбазаривает эти идеи без разбору, что он непостоянен в своих настроениях — эти утверждения казались ему необоснованными. На его слегка дрожавших губах промелькнула улыбка, и старший лейтенант предложил:

— Хотите знать правду обо мне?

— Нет, — пресек Профир его попытку защититься. — Нам не нужна твоя правда. Расскажи нам о своей душе, куда мы не можем проникнуть…

Странно. Эта суровая реплика придала ему новые силы, остановила медленное падение в бездну.

— А вы когда-нибудь пытались узнать ее? — перешел Кутяну в атаку, воспользовавшись тишиной.

Вопрос застал всех врасплох. Все молчали, широко открыв глаза. Теперь он стал обвинителем. Он даже испытывал гордость, что сумел безжалостно пресечь попытку измотать его, причинить ему словами новые страдания. Старпом с гордым видом оглядел всех, радуясь успеху. Но его победа была кажущейся. Его смело атаковал Антон, с которым он хотел сблизиться, которого все время защищал — назначал только на легкие вахты, оправдывая его: «Знаете, товарищ командир, Антон еще молод, у него мало опыта». Вместо него на вахту с полуночи до четырех («собачье» время, как говорили матросы) он ставил Мику.

— А вы хоть когда-нибудь помогли нам в этом? Замкнулись в своей скорлупе, считая себя на голову выше других, — пытался разобраться Антон.

— Не считаетесь с тем, что и мы люди, что и нам присущи те же чувства. Иногда вы ведете себя жестоко, не по-человечески, — услышал он слова Саломира.

Вдруг каюта пошла кругом. Он никого уже не видел, слышал лишь повторяющееся и ослабевающее эхо, ударяющее по нему со всех сторон. Его прошиб холодный пот, в ушах гудело.

Он проваливался куда-то. Все исчезло, остался только вихрь голосов. А он все падал, падал… Протягивал руки, пытаясь ухватиться за что-нибудь, но лишь беспомощно взмахивал ими в воздухе, как птица перебитыми крыльями. Смирившись с гибелью, он ожидал удара о землю, но, не выдержав, из последних сил крикнул:

— Нет, не хочу! Не хочу!..

— Что случилось, товарищ старший лейтенант?

Он с трудом приподнял веки и увидел струившийся через ресницы слабый пучок света. Обессиленный, он все же открыл глаза и посмотрел вокруг. Он лежал на кушетке в своей каюте. Возле него сидели Профир, Мику, Мынеч и, кажется, Саломир. Ему хотелось рассказать, что случилось с ним несколько секунд назад, но у него не хватило сил произнести хотя бы слово. Приятная истома охватила все тело. Будто сквозь туман, он различил, как командир наклонился над ним и натянул ему одеяло до подбородка. Больше он ничего не слышал и не видел. Кто-то сказал:

— Пусть отдыхает…

Он провалился в глубокий, живительный сон, теперь уже без страшных сновидений.

Утро наступало медленно, разгоняя последние островки темноты, скрывающейся меж мачтами.

— Впереди земля! — этот крик, словно эстафета, облетел все отсеки.

Волнение охватило корабль. Где-то впереди конвоя вырастали из темноты коричневатые уступы. Их контуры становились все более четкими. Дома, кокетливые виллы… С трудом свыкались уставшие от борьбы со штормом глаза с их очертаниями. Мальта, остров надежды… После пережитых тревог это был больше чем просто клочок земли среди пустынности моря. Это был желанный контакт с миром, о котором все мечтали. Это было возвращение в тишину, пусть ненадолго. Их вновь встречал берег, носившиеся над морем и над кораблем крикливые чайки, и все, от командира до матроса, чувствовали нарастающее приятное волнение, рожденное встречей с землей. Никто из экипажа никогда не бывал здесь, хотя Кутяну много рассказывал об этих местах. И все радовались, что оказались среди тех немногих, кто сможет самодовольно говорить дома: «Э, вот когда я с барком «Мирча» был на Мальте…»

Но встреча с берегом затягивалась. Бот с лоцманами, подлинными хозяевами при входе в порт, все не показывался, и конвой вынужден был болтаться в виду суши. Началась общая приборка без суеты, без лишних слов — каждый знал свое место.

После шторма на палубе остались следы соленой воды. Вооружившись швабрами, моряки работали быстро, стараясь превзойти друг друга. Но глаза их неотступно следили за морем, ожидая, что откуда-нибудь со стороны суши появится лоцманский бот. А подошел он к обеду, когда горячее солнце уже поднялось высоко над головой. То была грязная лодка с чихающим мотором.

На борт «Мирчи» поднялись двое низкорослых бородатых мужчин с осунувшимися лицами, одетые в кители с золотыми галунами на рукавах. Профир обменялся с ними несколькими словами по-английски. Они вместе пересекли палубу и ловко поднялись по трапу в рулевую рубку. Через несколько минут конвой направился к берегу. Маневр причаливания продолжался почти целый час, и матросам с «Мирчи» это показалось вечностью.