Меч ислама - Рафаэль Сабатини

Такое не приходило Просперо в голову. Он не мог и предположить, что Драгут, едва избежав разгрома, будет способен думать о чем-то, кроме поспешного бегства и спасения своей шкуры, а для этого ему надо было скорее присоединиться к Барбароссе. Просперо очень удивился тому, что Драгут заходит за подкреплением в Алжир.

В этот миг из кают-компании вышла Джанна. Спокойная и уравновешенная, она была в темно-сером платье, уцелевшем, несмотря на все передряги.

Феруццио сразу же ушел отдавать распоряжения насчет завтрака. Просперо остался с Джанной. Он объяснил, где они находятся, и высказал надежду, что к утру будут на Мальте. Джанна очень серьезно взглянула на него, и Просперо понял, что в ней пробудились уснувшие было страхи.

— И что тогда, Просперо? После всего, что случилось?

Он знал, о чем она думает, и ответил после некоторого колебания:

— Поедем, как и собирались, в Испанию. В Барселону. Этот план, предложенный верным другом дель Васто, подразумевал поступление на службу к императору и венчание в первом же порту.

Но случилось именно то, чего он боялся. Печально взглянув на Просперо, Джанна ответила:

— Разве это еще возможно? Как же вас примут в Испании, когда узнают, что вы наделали?

— Разве они узнают только это и ничего больше?

— А что еще им следует знать?

— Причины, по которым я так поступил. Когда известно все…

— Известно станет вот что: вы спасли две жизни, свою и мою, но какой ценой? Победа господина Андреа спасла бы около двух тысяч христиан от исламского рабства на галерах. Бегство Драгута чревато набегами на христианские земли, кровопролитием, ужасом. Кто скажет, сколько людей заплатят жизнью за наше избавление?

Просперо вздохнул.

— Я думаю, какой-нибудь герой подумал бы об этом. Но я не герой, вот в чем дело. — В его голосе слышалась горькая насмешка. — Боюсь, что разочаровываю вас, Джанна.

Она сжала его плечо.

— Я не судья, Просперо. Я только хочу напомнить, что вас будут судить другие, особенно в Испании. Вы знаете, как мечтает император покончить с этим зловещим корсаром. На что же вы рассчитываете? Ведь всем ясно, что это вы помешали разгромить его.

— Но почему это должно стать известно всем? — спросил Просперо, выходя из себя.

— А разве такое можно скрыть?

— Мне не за что себя корить.

— Но ведь обвинители всегда найдутся.

— Когда Драгут начнет похваляться операцией на Джербе, он не унизится до упоминания о том, что ему помогла какая-то неверная свинья, будьте уверены.

— Но есть рабы, которых вы освободили. И потом, те две с лишним тысячи человек, в основном испанцев, которые трудились на канале под вашим руководством. В любую минуту кто-нибудь из них может бежать. Будут ли молчать они?

— Будут, если хоть немного умеют быть благодарными. Многие ли из них выживут после нападения флота Дориа? Вы не подумали об этом, когда обвинили меня в принесении в жертву двух тысяч христиан ради нашего собственного спасения.

— Не говорите, что я обвиняю вас, Просперо. Бог свидетель, мой дорогой, я далека от этого.

Он обнял ее и привлек к себе.

— Душа моя, давайте поблагодарим судьбу за то, что мы имеем, давайте положимся на нее в том, что она нам готовит. Глаза Джанны излучали нежность.

— Я попытаюсь. Судьба не могла свести нас лишь для того, чтобы разлучить. Но мы должны помочь своей судьбе. Вот почему я снова предупреждаю вас о грядущих опасностях, чтобы вы могли к ним подготовиться.

— И все же судьба сама должна подсказать выход. А пока мы плывем, куда глаза глядят.

Итак, они плыли, плавно и неторопливо, под мягким августовским бризом, который медленно влек их на север. Спустя двое суток по правому борту показалось сицилийское побережье. А на шестой день после отплытия с Джербы они вошли в Мессинский пролив и неожиданно столкнулись с целым флотом галер, плывущих на юг. «Асвада» огибала мыс, и до эскадры было не более полумили. У Просперо захватило дух при виде этой мощи. На величественном трехмачтовом галеасе, который шел во главе армады, развевались императорские штандарты, а на носу красовался вырезанный из дерева позолоченный рог изобилия. Это был флагманский корабль «Проспера». Кроме того, он насчитал еще девять судов — мощных галер с двадцатью восемью скамьями для гребцов, а за ними следовали еще четыре галеота и три транспортных судна, похожих на бочонки.

Он понял, что встретил неаполитанскую эскадру, и было нетрудно догадаться, куда она следовала. Это было подкрепление, затребованное Дориа, чтобы туже затянуть петлю, в которую попал Драгут.

Он даже не знал, смеяться ему или плакать, когда он объяснял Джанне, что это за длинная вереница кораблей, приближающихся к ним под ритмичные всплески и скрип длинных весел.

— Наше плавание наугад привело меня домой, к моему собственному флоту. Потому что я все еще неаполитанский капитан, и половина этих судов — моя личная собственность.

Феруццио вышел на бак и поклонился, ожидая распоряжений.

— Убирай паруса и держи наготове весла.

Флагман неаполитанцев шел прямо на них. По левому борту выстроилась шеренга аркебузиров, и стало ясно, с какими намерениями приближается корабль. Это было вполне естественно: ведь «Асвада» не несла опознавательных знаков. Когда между судами оставалось полкабельтова, послышался оклик. На корме «Просперы» стоял осанистый мужчина в желтом, в котором Просперо узнал Карбахала.

— Эй, на корабле! Кто вы такие? — сложив ладони рупором, крикнул испанец.

И получил ответ, которого уже никак не ожидал:

— Да хранит тебя Бог, дон Алваро! Я — Просперо Адорно, капитан Неаполя!

Глава XXIX. ВОЗВРАЩЕНИЕ

Обильно потея и отдуваясь, неуклюжий дон Алваро взобрался на турецкую галеру с баркаса, стоящего у ее борта. Казалось, испанец вот-вот лопнет от нечеловеческих усилий. Однако на сходнях, где его дожидался Просперо, дон Алваро принял свою обычную напыщенную позу.

— Святая Дева Мария! Это вы, дон Просперо, ваша плоть, кровь и кости? — и он бросился вперед, чтобы заключить генуэзца в свои широко распахнутые объятия. — Дайте мне прижать вас к сердцу, друг мой! Вы возвращаете к жизни мою скорбящую душу!

Просперо рассмеялся, согретый радушием испанца и почти задушенный его ручищами.

— Вы меня радуете, — сказал он, когда они, наконец, перестали тискать друг друга. — Возвращение с того света не всем выгодно.

— Нам стало известно, что вы погибли как герой, и ваше возвращение будет воспринято с радостью. Вы возвращаетесь к славе, которую заслужили. Вас оплакивал сам император. Об этом мне писал дель Васто, который и сам безутешен.

— И, надо думать, императорский адмирал, — сухо заметил Просперо,