Пришельцы. Земля завоеванная (сборник) - Роман Злотников

– Да. Вот бы кого вызвать в Службу Порядка на допрос. Что-то у нее расход служек невероятный: трое за пять лет. По статистике такое бывало?

– Смотрел. Только в первые годы Кур-Ити-Ати. В последнее время – нет.

– Да. И тут аномалия…

– Но с Хозяйкой нам никак нельзя поработать?

– Никак. Список «бессмертных». И Старик там же.

– Да какие они, к черту, «бессмертные», всего лишь «неприкасаемые»…

– Ну и ладно. Включай, что ли, нашего талантливого болванчика…

Айвен вернулся в дом к Старику и продолжил подготовку к Дню Поражения. Все было почти как раньше. Но на самом деле – совсем иначе. Очень изменился Старик. Ни добрый, ни злой, а совсем равнодушный. Айвен поставил его кресло так, чтобы тот видел домик Хозяйки. Старик сидел, глядя туда неотрывно. Айвен, оторвавшись от работы, встал на минутку у него за спиной и…

И не смог долго смотреть на тот дом. Вспомнилась Марья. Тяжело и больно. Захотелось плакать, выть, рвать что-то или кого-то на куски. Он развернулся и ушел, только чтобы не видеть этот дом и не вспоминать ни о чем. Но было трудно забыть не только о Марье, но и о том, что он услышал от «доброго» и «злого».

Они сказали ему, что Марья утонула, потому что слишком далеко и рискованно заплывала. А он, в общем-то, ни в чем не виноват. Хотя… если бы Айвен был чуть более внимателен и решителен, если бы предостерег ее от рискованных заплывов, то, может быть, все было бы иначе. Хотя, в общем-то, Айвен все равно ни в чем не виноват.

Но ведь это полностью соответствовало тому, что ему чудилось в дрёме-полусне! «Тогда нужна программа нивелирования чувства вины». – «Конечно. Но не до нуля. Пусть немного останется – будет лучше работать». Значит, он и вправду слышал их. Да не просто слышал. Похоже, он мог воздействовать на этих могущественных людей, когда мысленно просил: «Оставить, как есть».

От ощущения этой силы, не вполне понимаемой, плохо осознаваемой и почти не управляемой, растерянность Айвена только усиливалась. Да еще Марья… И Старик с грустными собачьими глазами, глядящий в одну сторону… И эта безумная, идиотская подготовка к светлому празднику Дня Поражения и Преображения. Хоть бы уже скорее он настал.

И только сейчас Айвен понял, что он перестал слышать музыку, которая по-прежнему была разлита в предпраздничном воздухе курорта. Нет, музыка играла по-прежнему, вот только он ее не слышал. Или слышал по своему желанию. Тише, громче – как хотел. А можно, например, вместо этой опостылевшей праздничной музыки слушать плеск воды между катером и причалом – громко-громко. Да, так лучше.

Интересно, а что еще он может?..

Праздник настал.

Сразу после полуночи начались салюты. Не голограммные – настоящие: живые, горячие, огненные. Айвен никогда такого не видел. Очень красиво. От этого зрелища даже сердце болеть стало меньше.

Потом пошли инсталляции. Парады, демонстрации и взаимные поздравлении со всей Земли. Всех – всем. И от каждого – каждому. Потом, к часу ночи – поздравления от мудрого Оккупационного Правительства, передающего заодно и волю всеобщих хозяев. Земля замерла в торжественной, праздничной, покорной тишине.

А после этого настала пора платить Оккупационный Космический Налог. По всей планете люди, вошедшие в сумму Налога, свозились к крупнейшим космодромам. Там загружались в ракеты. Взлетали и… исчезали неведомо куда. Навсегда.

Это было так больно, так страшно, так унизительно – платить дань живыми людьми, своими соотечественниками. Отдавать их неизвестно куда и неизвестно зачем. Но в то же время было в этом какое-то величие неизвестности и рыцарской покорности суверену. Не говоря уже о том, что мудрому новому Оккупационному Правительству, в отличие от глупого прежнего, удалось отменить «кровавый казус»…

И вот они взлетели. Их ракеты исчезли. Навсегда.

После этого, как положено, объявили минуту памяти по ушедшим. Всем ушедшим – и в войне с захватчиками вообще, и в легендарной Битве над Кур-Ити-Ати. И покинувшим нас сейчас, улетевшим в неизвестность…

А после минутной горечи (под музыку, выворачивающую душу наизнанку) – вновь веселье. Самое бурное, совершенно сумасшедшее.

Показалось, что даже Старик забыл про свою Хозяйку и поддался смешному безумию. Он начал прыгать, махать руками, ну, вроде как танцует. Айвен даже улыбнулся. Но потом вдруг понял, что ненароком отключил для себя голос Старика. И все это время просто не слышал его. Вот тот и взбесился.

Улыбка быстро сошла с лица Айвена, когда он в бедламе, шуме, «включил» Старика и услышал, что тот кричит:

– Идиот! Болван! Пошли! Срочно!

– Куда?

– В тот дом. К Хозяйке!

К Хозяйке? Значит, Старик все же прислушался к ее просьбе? Ну да, прислушался и решил в светлый праздник Дня Поражения навестить ее.

Все объяснялось легко и просто. Но в глубине души Айвен понимал – что-то не так. Слишком уж нервным, даже истерическим голосом говорил-кричал Старик.

Что-то случилось с Хозяйкой. И, зная состояние ее здоровья, нетрудно было предположить, что.

Вопреки ожиданиям Хозяйка была жива и выглядела очень хорошо. Ну, то есть, как хорошо… Можно сказать, не хуже Старика. Разве что с большим ограничением в движениях. Поскольку раньше Айвен никогда ее не видел, то смотрел с интересом. И с не меньшим интересом – на странного вида машинерию в углу. Если он не ошибался, то это была та самая Машина Жизни, о которой так много (но шепотом) говорили на большой земле.

– Пришел. Прибежал… – сказала Хозяйка неприветливо. – А когда я просто просила, все прятался.

– Я не мог… Не мог, и всё. Но какая разница? Ты же знаешь, как я тебя… Как я к тебе… Ты же моя… Ты же знаешь.

– Знаю. Но все равно – ты трус. Хотя и я не лучше.

– Перестань. Не надо. Перестань. Что ты задумала? Ты вправду хочешь все разрушить?

– Не разрушить. Восстановить! Я устала быть холопкой среди рабов. И пусть хотя бы перед смертью…

– Какой смертью? Живи! В исследованиях по спецзаказу в связи с тобой – огромный прогресс. Понимаешь, еще чуть-чуть – и ты выздоровеешь…

– «Выздоровеешь»… Я не хочу. Устала. Зачем мне моя дряхлая и подлая жизнь, если я даже не смогла защитить эту девочку.

– Марью?

– Да.

– Постой. Сюда приезжали двое из Службы Порядка. Сказали, что они ни при чем. И тело не нашли.

– Такой старый и такой дурной.

– Раньше ты говорила «наивный».

– Это до пятисот лет наивный, а потом – дурной. Это я. Я! Я хотела, чтобы она выбралась отсюда. Поэтому я не верю в «восемьдесят семь процентов вероятности», что ее сожрали какие-то твари.