Святой нашего времени: Отец Иоанн Кронштадтский и русский народ - Надежда Киценко

В жизнеописания о. Иоанна, составленные в период 1908–1918 гг., было добавлено несколько новых элементов, с учетом его возможной канонизации. Наиболее ценный источник — Общество памяти отца Иоанна Кронштадтского, которое занялось сбором и публикацией воспоминаний о батюшке. В журнале «Кронштадтский пастырь», выходившем в 1912–1917 гг., публиковались как воспоминания, так и сообщения о чудесах. Сбор материала продолжался даже после 1917 г., но к началу 1920-х гг. прекратился{889}. В этих официальных описаниях появляются новые элементы. Первый из них — подчеркивание «надклассовости» о. Иоанна — сменяется указанием на то, что он является человеком из народа. Так, в 1912 г. генерал-лейтенант Д. А. Озеров писал о визите о. Иоанна в Териоки во время русско-японской войны 1904–1905 годов:

«Стою я около Батюшки, всеобщего нашего, родного отца Иоанна, смотрю на толпу у крыльца и кажется мне, что тут вся Русь наша, святая, измученная, простая, родная Русь: мужички темные, солдатики измученные, монашенки недалекие, и над ними на возвышении отец Иоанн, горячая и непоколебимая вера которого всех утешает, ободряет; просто, бесхитростно, без рассуждений и умствований, — по-русски, по-старому, по-древнему, библейскому»{890}.

Это внимание к низшим классам исчезло после революции 1917 г. Как только старого самодержавного строя не стало, классовые различия, казавшиеся столь чувствительными в 1908 г., потеряли для пишущих о нем литераторов прежнее значение. И в эмигрантских, и в российских публикациях (после 1988 г.) снова подчеркивается «универсальный характер» притягательности о. Иоанна{891}. Тем не менее в период 1908–1917 гг. влияние радикальной критики и скандала с иоаннитами на общественное мнение было еще столь велико, что литераторам из интеллигенции стало трудно представить, что и они некогда вступались за о. Иоанна. И поэтому им было удобнее приписать его к разряду «простых людей». С другой стороны, не нужно забывать, что Церковь в пореформенную эпоху стала возлагать надежды на простых людей, а не на образованное сословие{892}.

Второе изменение в посмертных репрезентациях о. Иоанна — больший акцент на его почитательницах, преимущественно — как это было в аналогичных случаях во Франции и в США — в негативном духе{893}. Алексей Макушинский, который мальчиком пел в соборе св. Андрея в 1891–1904 гг., позднее вспоминал, что, «когда женщины узнавали, что проедет о. Иоанн, они полностью теряли разум, бросались под копыта лошади с криком: “Слава Богу, пострадала за Христа!”»{894} Один священник говорил, что о. Иоанн «вырывался из цепких рук излишне восторженных почитателей и — особенно — почитательниц»{895}. Все эти свидетели стремились передать свои положительные впечатления об о. Иоанне. В связи с этим примечательно, что, характеризуя его аудиторию, они подчеркивают ее низкое социальное происхождение, «невежество» и преимущественно женский состав — притом, что при его жизни паломники, приезжавшие в Кронштадт, указывали на социальную неоднородность, а также смешанный половозрастной состав паствы. Другие приверженцы о. Иоанна намеренно оборачивали упоминание о женщинах-почитательницах ему во благо. Они писали, что смерти Достоевского, Чайковского и Менделеева имели резонанс только в культурной части общества, «совершенно не проникая в глубины народные»; смерти таких полководцев, как Суворов или Скобелев, затронули более широкую часть населения, «но их имена почти чужды женской половине населения». И только «святой» о. Иоанн сумел объять воображение всего народа, «всю любовь наиболее любящей половины нации — женщин». Завоевав любовь женской части населения, о. Иоанн, говоря символически, покорил душу народа{896}. Возможно, упоминание, зачастую негативное, об «экзальтированных» и «ненормальных» отношениях между женщинами и прославленными религиозными деятелями было завуалированной попыткой заклеймить отношения между императрицей (и, шире, царским режимом) и Распутиным{897}. В период 1908–1917 гг. более всего замалчивались в описаниях о. Иоанна его политические высказывания. В условиях, когда революция 1905 г. была решительно подавлена, а старый строй, который пастырь отстаивал столь горячо, продолжал сохраняться и после его смерти, его политические воззрения казались менее важными, чем его христианские добродетели как святого.

Культ отца Иоанна после 1917 года: политика, реальность и репрезентации

Присущая посмертным оценкам пастыря аполитичность исчезает после революции 1917 г. и Гражданской войны. Культ о. Иоанна в СССР широко развивается «подпольно» и распространяется за рубеж благодаря миллионам эмигрантов. Большинство эмигрантов жили в тяжелых условиях и были постоянно озабочены поисками работы и крыши над головой. Для многих из них о. Иоанн снова становится тем практическим и духовным помощником, каковым он был и в России. Эмигранты, как, например, живший в Хельсинки П. М. Чижов, начинают собирать информацию об о. Иоанне. В Белграде вся биографическая информация и свидетельства о чудесах стекались к И. К. Сурскому и были опубликованы в 1938 г. в виде двухтомной монографии. Эмигрантское духовенство также описывало его как образцового пастыря, время от времени сравнивая его со святителями Иоанном Златоустом и Григорием Богословом{898}. Подобно тому как при жизни батюшки проводилась параллель между ним и преп. Серафимом Саровским, так после его кончины стали подмечать его сходство с Оптинскими старцами, особенно со старцем Варсонофием{899}. После Второй мировой войны, когда значительная часть русских эмигрантов переместилась из Европы в США, главным хранителем культа стал Памятный фонд отца Иоанна Кронштадтского, основанный в 1954 г. и расположенный в г. Ютика, штат Нью-Йорк. Беря пример с о. Иоанна, сотрудники Фонда оказывали материальную помощь нуждающимся эмигрантам из России. Они переиздали такие важные источники для написания Иоаннианы, как его «Моя жизнь во Христе» и «Два дня в Кронштадте» архиепископа Евдокима. Кроме того, Фонд постоянно собирал новые свидетельства о чудесах, а после канонизации о. Иоанна Русской православной церковью за рубежом в 1964 г. стал первой церковью в мире, посвященной Святому праведному Иоанну Кронштадтскому. Скромная благотворительная деятельность Мемориального фонда теперь распространяется по всему миру, в том числе и в самой России{900}. Не стоит недооценивать значения благотворительной работы Фонда, и все же его главная роль — сохранение исторической памяти. В 1930–1970-е гг., когда связь между верующими внутри России и русским зарубежьем была очень слабой, Фонд служил одним из немногих источников информации об о. Иоанне.

Напротив, Издательство Св. Иоанна Кронштадтского (St. John of Kronstadt Press) в г. Либерти, штат Теннесси, намеренно преуменьшает значение «русского контекста» такой фигуры, как о. Иоанн. Эта организация была основана обратившимися в православие американцами, которые связаны с Русской православной церковью за рубежом, и в ней делается акцент на универсальности добродетелей о. Иоанна — благочестия и благотворительности. Миссионерский и англоязычный характер организации во многом определяют ее отход от специфики исторической ситуации в Российской империи конца XIX — начала XX в. О. Иоанн стал здесь новой, чисто американской знаковой фигурой. Поскольку день рождения о. Иоанна совпадает с Хэллоуином, службы в его честь, совершаемые в этот день, напоминают православным американцам, что не следует принимать участие в шабаше ведьм и демонов.

Политические репрезентации

Памятный фонд в Ютике и Издательство Св. Иоанна Кронштадтского в Теннесси основное внимание уделяли сущности и особенностям служения о. Иоанна. Православные мыслители либерального толка подчеркивали его духовность, а также преемственность по отношению к преп. Серафиму Саровскому, традиции исихазма и связь его книги «Моя жизнь во Христе» с трудами богослова XIV в. Николая Кавасилы{901}. Однако собственно политическое наследие пастыря находило других приверженцев. Представление об о. Иоанне как о пророке, предупреждавшем о том зле, которое несет революция, распространялось иерархами Русской православной церкви за рубежом с особым усердием. Для этих эмигрантов, представлявших собой наиболее консервативную часть дореволюционного российского общества, о. Иоанн был пророческим гласом, к которому надо было прислушаться, чтобы избежать катастрофы, разметавшей их по разным концам света. Они были наследниками тех, кто собирал и публиковал его «Новые грозные слова» и «Обличительные проповеди» еще при его жизни. В таких публикациях, как «Отец Иоанн как пророк, посланный Богом, чтобы вразумить Россию», они повторяли его последнее предостережение, обращенное к православной пастве и «печально подтвердившееся» теперь: Россия была на пороге разрушения, революция означала катастрофу, русские люди должны не изменять своей вере и своему Царю, иначе само название страны сгинет навеки{902}. Последние проповеди о. Иоанна стали краеугольным камнем для их собственных политических воззрений. Они глубоко прониклись его чувствами, поскольку и им, и России революция обошлась очень дорого. Они горько оплакивали других эмигрантов, которые продолжали придерживаться «тех самых убеждений, которые погубили Россию», и утверждали, что до тех пор, пока те, кто трудится для новой России, будут продолжать мыслить мирскими категориями и не будут стремиться излечиться от духовного разложения, они обречены на поражение: «Вот почему ни Белое движение, ни так называемая Русская Освободительная Армия не достигли успеха»{903}. Для РПЦЗ канонизация о. Иоанна в 1964 г. явилась свидетельством перед Богом о ее приверженности идеалам симфонии «церковь-государство», Святой Руси и даже Третьего Рима{904}.