Время кобольда - Павел Сергеевич Иевлев

***

— Антон?

— Что?

Отпустило меня так же внезапно, как накрыло.

— Наш сегодняшний сеанс окончен, спасибо.

— Что это было сейчас?

— Что конкретно вы имеете в виду?

— Наверное, ничего.

— Тогда до следующей встречи.

***

— Слушай, ты, мозгосеря, — спросил я Микульчика, — это вообще насколько обкатанный метод? Не перегорит у меня ничего в тыкве от вашей вирт-терапии?

Доктора я нашёл на крыше — в шезлонге и с бокалом красного. И это, между прочим, в рабочее время!

— А что, есть причины для волнения? — проницательно спросил наш эскулап, глядя на солнце сквозь багровый напиток.

— Ну, так… — уклончиво ответил я. — В какой-то момент, знаешь, довольно неприятно торкнуло.

— В терапии вообще мало приятного, — отметил он. — Как и во всей медицине. Это как аппендикс вырезать — больно, противно, но перитонит хуже.

— Умеешь ты успокоить, да.

***

— Что это было, Нетта?

— Антон, меня там не было.

— Я думал, ты всегда в некотором смысле со мной.

— В очень «некотором». Клиника меня пугает.

— В смысле, «пугает»? Ты же вирп, что тебе сделается?

— А что сделалось с остальными вирпами?

— Их нет.

— Именно.

— Эй, ты же меня не бросишь сейчас?

— Нет, — вздохнула она так натурально, что у меня аж сердце кольнуло. — Ты без меня пропадёшь. Но это так неправильно…

— Да почему неправильно, чёрт меня подери?

— Я костыль. Без меня было бы тяжелее. Но, пока ты опираешься на меня, ты не можешь опереться ни на что другое. Для меня это кошмар логического замыкания — тебе будет очень больно, если меня не станет. Но ты не вернёшься в норму, пока я с тобой.

— В жопу норму, Нетта. В. Жопу. Норму. Норму, где нет тебя. Поняла?

— Поняла, Антон. Давно поняла.

— Ты и дети — лучшее, что у меня есть. В конце концов, вдруг эта ебучая терапия меня вылечит? Буду и с тобой, и нормальный, разве плохо?

Ничего не ответила Нетта. Ну и ладно. Она всё равно классная.

***

— Антон Спиридонович!

— Чего вам, Эдичка?

— Я хотел бы высказать несколько замечаний по поводу нашего с вами взаимодействия.

— Хотите — высказывайте, — равнодушно ответил я и, отодвинув его плечом, пошёл в столовую.

— Но вы меня не слушаете!

— А вы мне хотели высказать? Я думал, тем, кто вас сюда прислал.

И ушёл. А то обед остынет. Удивительно, как время пролетело с этим мозгоклюйством. Казалось, ну что мы там поговорили, а несколько часов как жопой сжевало.

Увы, Эдик, нимало не смущаясь, подсел ко мне за стол. Может, на него суп случайно перевернуть?

— Антон Спиридонович! — сказал он укоризненно. — Это просто несерьёзно!

— Эдичка, — ответил я, глядя в тарелку, — когда я ем, я глух и нем.

Я отметил, что ребята смотрят, как мы сидим рядом, а по их рукам и плечам бегут картинки. Социопсихологи считают, что скин-толк — это полноценный метаязык, который конкурирует с вербальной речью как минимум на равных. Но лично я думаю, что социопсихологи — долбоёбы.

— Вы, я вижу, не спешите включаться в скин-толк-коммуницирование? — отметил Эдик.

Я промолчал, наворачивая суп. Гороховый Тоне особенно удаётся.

— Почему вы лишаете себя такого канала общения с воспитанниками? Вы так много упускаете…

Строгая, но смешная рожица на его предплечье забавно подмигнула мне, но я не проникся.

— Смысл подростковой коммуникации — исключение из неё взрослых, — сказал я, переходя ко второму блюду. — Раньше эту роль исполнял сленг, сейчас — скин-толк. Предпочитаю оставить их наедине друг с другом хотя бы там.

— И вам совсем не интересно?

— Не настолько, чтобы нарушать личное пространство. В интернате его и так очень мало.

— Вы многое упускаете.

— Если кому-то что-то от меня надо, он всегда может подойти и сказать это старым добрым оральным способом. Если не надо — то и лезть не стоит.

— У вас поразительно устарелый педагогический подход. Сказывается отсутствие профильного образования. Вы хотя бы слышали о межгенеративной инклюзии?

— Это когда воспитатель должен садиться на горшок вместе с детишками?

— Вы напрасно обесцениваете эту педагогическую практику. Ликвидация поколенческого разрыва в воспитании, установление горизонтальных коммуникаций, моноуровневое взаимодействие педагога с коллективом…

— Эдичка, — прервал я его, с сожалением отрываясь от волшебно пожаренной картошки. (Тоня — это лучшее, что случилось с «Макаром» за всю историю его столовой.) — Не надо мне втирать вашу «моноуровневую» хуйню. Это дети, лишившиеся родителей. Им в хер не впёрлась ваша инклюзивность. Им нужен кто-то, кто стоит между ними и миром, давая возможность вырасти за своей спиной. Например, старый, злобный Аспид, который ни хрена, разумеется, не в теме, но зато никому не даст их обидеть. Если я начну вести себя с ними «инклюзивно», они сначала решат, что я ёбнулся, а потом — что их снова бросили.

— Антон Спиридонович! — на предплечьях Эдика появились целых две рожицы — одна возмущённая, другая — расстроенная. Они переглядывались и перемигивались, явно недовольные мной.

— Антон Спиридонович, вы, уж простите мою откровенность, дремучий замшелый ретроград. Вы не просто игнорируете обязательные методические рекомендации, вы делаете это с цинизмом!

— Эдичка, — вздохнул я, — «обязательные рекомендации» — это оксюморон. Можно либо рекомендовать, либо обязывать. И вот так в этой вашей